Хастлер

Бледноголубого цвета потолок больничной палаты я изучил основательно. Его география была незамысловата до безобразия. Три пупырышка, составлявшие равнобедренный треугольник, и одна ажурная, почти незаметная трещинка – вот все, что выпало мне для исследования. Также в качестве развлечения фигурировал журнал «Американ Сайнс» на прикроватной тумбочке, то еще чтиво. Я чуть не озверел с тоски.

Да. Так и сказал Романычу, пришедшему навестить меня:

– Ответственно заявляю: с сего дня становлюсь врагом монохромных потолков.

– Чего, чего?

– Монохромных, значит одного цвета. Понял, старый хрыч?

– Ну.

– Как вернусь в номер, раскрашу потолки в цвета солнечного спектра.

– Слушай, Ковбой. Ты тут мозги не крути птичьими разговорами. У меня для тебя новость.

– Какая?

– Твою киску Старый Вилли нашел.

– Какую еще киску?

– Забыл, что ли? Из-за которой тебя подстрелили.

– Да?!.. – с меня моментально спала тоска. Я протер глаза и внимательно всмотрелся в Романыча. Может, бредит по пьяни? Нет. Трезв. Сидит в белом халатике напротив меня, улыбается.

– Где нашел?

– Напротив старого маяка. Все, как полагается. К ногам камень привязан, болтается, бедняжка… Ты же знаешь, там подводное течение очень сильное…

– Какое течение, какой камень?

– Ну это… Ей к ногам камень привязали и сбросили за борт. Так вот, считай неделю она там рыб кормит. Только по купальнику узнали. Да ты не беспокойся, мы не стали трогать. Вот выздоровеешь, наденешь акваланг и сплаваешь сам, навестишь. Ох. Как красивая баба, так обязательно происшествие.

Романыч зажмурился от удовольствия. Судя по шрамам, на долю старого барбоса выпало немало приключений, связанных с красотками. Похоже, он сейчас начнет вспоминать одну из своих бесконечных историй.

– Так вот, Ковбой. После первой ходки это было. Откинулся я с кичмана весь на понтах…

Конечно, старикан говорил по-другому. Но как еще перевести на русский гремучую испано-англо-непонятно-какую смесь, с помощью которой он изъяснялся? То-то.

Я устроился на своем больничном ложе поудобней, чтобы иметь возможность выслушать очередную байку Романыча в полном комфорте. Увы, открылась дверь и в палату вошла медсестра. Она грохнула металлическим судном по столу и, не успел звон сойти на нет, рявкнула на Романыча, мол, больному нужен покой, нечего тут балясничать, позвольте вам выкатиться вон! Старик недовольно встопорщил усища, покряхтел и приложил свою ладонь к моей макушке:

– Ладно, Ковбой. В следующий раз расскажу, только напомни. Давай выздоравливай и поскорее отсюда сматывай. А то подохнешь тут, доведут до ручки докторишки хреновы. Адьес, амиго.

Романыч был таков.

Я почесал голову и вспомнил одну мелкую подробность из ночной битвы за Аню. Глазенки мужика, которому я откручивал башку у входа в бунгало. Вспомнил, скорее, не глазенки, а их тоскливо-удивленно-испуганное выражение. Точь-в-точь как у автоматчика, которому я вспарывал брюхо в пьяном бреду месяц назад. Хм… Глаза тоже, кажется, были точь-в-точь. И остальное… Во сне я закрывал веки мужику, который явился вскоре наяву. Да. Фантом из бреда превратился в реального человека. Я хорошо помнил нос с горбинкой, впалые щеки, трехдневную щетину на них, тяжелые складки у рта, подбородок… Нет, подбородок я не помнил. Но все остальное! Все было похоже. Или непохоже?

Черт!

Некстати разболелась голова. Напрягать память было лень, и я привычно потянул руку к опостылевшему чтиву на тумбочке… Оп! В руке откуда ни возьмись оказался «Хастлер». Не иначе Романыч о душевном здоровье друга позаботился. Соображает!

Так-с. Что новенького? Полистаем, почитаем…