Антон стал рассказывать

Антон приступил к повествованию – ровному, монотонному – будто в стотысячный раз повторял давно придуманный текст:

– Да. Хуета со мной всегда. Парень ладный, для хуеты приметный. Так вот. Здешние пиздецы в расфасовке по сто грамм для новоприбывших – охуеть не встать, конечно! Но бывают расклады и пожестче. Сегодня в шоколаде, завтра в говне, потом хуякс и помер, нахуй! На утро здравствуй, жопа, Новый год, опять весь в таблероне*! Это шоколад опизденский в дукане*, если не всосал. Ближе к теме, к истокам, так сказать. У меня папа – второй секретарь обкома, не хуй собачий. И мама с целеполаганием: ты у меня туповатенький получился, пиздуй в офицеры. Что тупой – это в армии плюс. Кошт казенный плюс почет и уважение, все девки твои. На пенсию уйдешь в сорок три, хату вымутим в соседнем доме. Уходи полковником, полканам трешки дают!

В общем из-за доступных дырок пошел я после школы не в технарь, а в кремлевское общевойсковое училище. Пиздец, бля! Пехота на понтах да с выебончиком. Было дело, были учения, были девки на жарких поебках… Прошло четыре года, хуё-моё, пора в войска пиздовать. Папаши-генерала комиссия по распределению не обнаружила, всего лишь жопошного «чего изволите»‎ из обкомчика на выселках. Ага. Это в области папан величина, а в Москве – мелкий прыщ из преджопия большой страны. Кхм... По окончании училища, как пропидора… ну, то есть отличника боевой и политической подготовки, отправили не взводным Ванькой в Европу, но ебанули на должность ротного в Сибирь, в ЗабВО. Ахуеть! Все друзья со взвода, у кого папаши генералами на Фрунзенской ошивались, поехали в Германию. Я же как в героической песне из телевизора: «Дан приказ им на Запад, мне в другую сторону»‎. Отправился хуй знает куда, но с плюсом в личном деле. А хуле!

Вчера сраный курсант, а сегодня – товарищ ротный. Но не сильно выёбствывай, старлей двадцатиоднолетний, помни как Отче Наш, что ЗабВО – это ЗАБудь Вернуться Обратно. Если не всосал, докладываю – распределили меня в Забайкальский Военный Округ. Дали в подчинение четырех летёх, трое из которых – матерые залетчики, по двадцать лет отпескоструили в ожидании офицерской пенсии, недолго осталось. 

Хех. В Борзе, в три дырки ебаной, имелись две равнохуйственных забавы – шило и ханшин, что есть одно и то же, а именно спиртяга чистоганом в двухсотграммовой кружке без закуси. Закусывать – западло. В общем, через полгода превратился в натурального советского офицера и тут же развелся. А хули там, в степях бурятских ловить офицерской жене помимо трипака и злоебучего монгольского сифона? Вот так. Съебла ссыкуха к мамочке обратно в Коломну, с чемоданом китайской контрабанды, но без алиментов, что засчиталось хуемордым плюсом! Так-то я без обид. Нормальная пиздося была, самая ебливая из сучонок, возле казарм в Кузьминках ошивавшихся. Искала кошт казенный и хуй при нем. Маман права. Ссаные дырки любят присесть на стоячий курсантский хуй и автоматом получить распределение в приличное общежитие при штабе дивизии где-нибудь в Потсдаме или на крайняк в Житомире, но халява не проканала: послали молодую семью в обратном от Европы направлении. Мне то похуй. У меня с халявой заебок: шесть месяцев до свадьбы за любовь пердолился, то есть бесплатно, и шесть месяцев после на правах законного мужа. Сэкономил будь здоров, а сучонка целый год проебала за просто так. О чем я? Ах, да. О разводе.

На радостях засинячил, в просвете между пьянками ебанул начштабу рапорт. Обычная хуйня. Советскому офицеру платят столько, чтоб не спился, а семья не голодала. Так вот. Семья пропала, голодать некому, бухать преграды нет. По синьке навалял манифест, типа, рапорт. По-офицерски четко изложил, что кругом беспортошные мудаки с замуденцами голожопыми. Еблан сидит на ебанате и ебанашкой погоняет, проебывая оборонопособность страны на хуй. Я один в парадном кителе на аксельбантах переживаю за порядок в ВС СССР. И что ты думаешь? Выперли меня из партии? Нет! Объявили строгий выговор с занесением? Хуя! В душу по-товарищески насрали и в скворечник ебанули как положено в советской армии? Ни хуя! Эти суки пиздорвотные в момент представили меня к внеочередному званию капитана и командировали к афганским братьям налаживать хуйню за мир и дружбу. Как самого заслуженного вояку со всей дивизии, без пизды! Оказалось, что пришла разнарядка в штаб дивизии: самого охуенского ротного командировать в КСАВО на должность комбата. Мой бенефис случился вовремя. Меня и отправили. Комполка заебался мозги залетчикам ебать, что поедут за речку. А тут хуякс – разнарядка всем в устрашение! Меня же как самого охуенского офицерчика отправили в Афган комбатом. Отставить! Спиздел. Отправили на должность ИО комбата. Остальные залетчики выдохнули и продолжили приближать тихий дембель до следующей разнарядки.

Кадровики-пидарасы протрезветь не дали, в один день посадили на самолет до Ташкента. Там неделю посинячил в доме офицеров и здрасьте! Стою за речкой с дрожащей рукой, прислоненной к синему ебалу в офицерском приветствии:

– Тыщ генерал-майор! Прибыл к месту прохождения дальнейшей службы!

Получил наказ с инструкциями и схуел. Оказывается, налаживаем дружбу с дехканами сквозь прорезь прицела, блядь! А хуле? Войнушка в полный рост, как в студии ДЕФА. Кино про Оцеолу, вождя семинолов, блядь! Один в один. Пиф-паф-хуякс-пиздыкс! И бледнолицый, то есть шурави*, делает ножками брыкс и грузом двести улетает нахуй! А местные чурки, притворившись миндалем бухарским, продолжают украшать мирный пейзаж да науськивать бачат на чейндж с ганджубасом. Я хуею, дорогая редакция!

На третий день по прилету в Баграм приписали меня к сотне полосатых распиздяев, именуемых десантной ротой. Какой нахуй ИО комбата? Ты сначала с ротой разберись! Тут же поставили цель: пиздуй, товарищ Плотников в гвардейскую роту на хуй, вперед и выше, на высоту двадцать восемь сорок. Там принимай под охрану и оборону участок от и до. Плотников – это моя фамилия, если что, а предшественника моего, как выяснилось позже, комиссовали контуженным, то есть убитым в мозг. Вот такая, блядь, передислокация с пертурбацией как борьба с офицерскими алкоголизмом и контузиями на местах.

Ну и хули я, зеленый кэп полтора года как с училища, знаю? Гаркнул: «Есть!». Лопата к черепу и вперед! Ветер в харю, я хуярю! Загрузился в вертушку, попиздяшил заступать на должность. Прилетел в гвардейский ОДШБ, там пацаны уссались – как новогодняя игрушка блестел, блядь. А хуле! Форма отпидарашена по-золотопогонному, как положено – сапоги заебашены утюгом со свечкой, вставки, обшивки, хуё-моё, фура как аэродром у фюрера. Потом обтесался, бля, стал не в рот ебаться рейнджером. Не в «кимрах»*, но в «адидасе», бляха-нахуй. Хотя «кимры» на вазелине – тоже вещь.

Так вот, за год заматерел, бля, стал Акела-седые яйца. На все насрать, все – похую, не доросло еще, чтоб со мной разговаривать. В результате залетел по самые патиссоны. Это через год, да, через тринадцать месяцев прилетел замполит дивизии карлсончиком, на вертушке прибыл то есть. Засрал мозг, типа, дедушка Брежнев окочурился, штирлицы наводят порядок,нам тоже надо соответствовать, сунул вырезку из «Красной звезды» и улетел через пять минут с наказом: бойцам новую политику партии растолковать. На прощание промычал, мол, давай, грузи политинформацию и чтоб у полосатых гамадрилов конспекты были с человеческими буквами, а не с хуями и закорючками от заморской группы «Кисс», что переводится, как поцелуйте меня в эсэсовскую жопу. 

Делать нечего, присели в палатке постановления партии одобрять-воздерживаться для галочки. И тут сука-нахуй – минометный обстрел.

Картина Репина «Пиздец. Приплыли!»

У меня матка чуть не вывалилась. Вот это новости! Бородатые кореша днем не высовывались, по ночам в тихую куропчили с контрабасом. Если по приказу от мудаков с золотыми погонами мы их беспокоили, то кореша отстреливались по-дружески, без выебона. Хуле! Мы не по своей воле оказались в жопе мира, бабаи понимали. Такой порядок в горах. Так то, мы к порядку приучены, контрабасить не мешали. Разве что умник из штаба дивизии прикажет артиллерам дать залп в сторону гор. В ответ бабаи пуляли из хуйнюшек, которые с предыдущей войны от англичан остались. Бля буду, кремниевые мушкеты как в кино про Буссенара. Дальность стрельбы будь здоров какая, но плотность огня с хуй да ни хуя. 

А тут полная хуетация с кромешной ажитацией приключились. Бабаи хуй знает откуда миномет выкатили, наверное, на траву у наших же бойцов сменяли. Разбираться времени нет. Кругом мины ебашат, расхуяривают окружающий пейзаж до состояния марсианского. И вдруг сбоку как въебурят пулеметными очередями, причем, бля буду, из ДШК! Ну, думаю, суки, пиздец грядет немеряный. В первый раз духи на располагу средь бела дня поперли. Чую – дела серьезные. Похоже, кто-то из моих пиздорванцев наебал бачат с чейнджем. Бачата окрысились, старших позвали в помощь. А мне хули делать? Отбивать атаку!

В общем, пришло время полосатым приматам отвечать за разводки-наебки, началась война-хуйня.

М-да... Покосили нас будь здоров. Признаю сразу, сам виноват, дораспиздяйничался. Похуизм сгубил. Посты в лом проверять, типа дэшэбэпитеки тертые, мудя заплесневевшие, справятся без няньки. Хуй там! Прикемарили в охранении, пидары синегнойные, анаши обкурившись. Порезали духи припиздков вялых на посту, подползли к позициям и начали расхуяривать роту туда-сюда по трафарету. В результате, не прошло и часа, как получаю осколком в чан и улетаю в космос к звездам. Дальше ни хуя не помню. Пиздец котенку, называйте «ноль двадцать один». Пацаны потом рассказали, что полбашки снесло в пизду – мозги вытекли к ебеням на хуй, в черепухе одни гланды остались, язык в жопу свалился через пищевод.

Очухиваюсь здесь. В руках «калашников», два магаза с трассерами, на голове каска, на пузе – «лифчик» с гранатами, пять, нет, пизжу, шесть «эргэшек». «Аишка», как положено, хуйней набита, но с одним охуенским проебом – без курева. Перед собранием последнюю сигу из пачки выкурил, а новая пачка, как положено, у каптера. Думал, после собрания зайду. Ага! Зашел... Оказался здесь, рядом восемь бойцов валяются. Ручонками-ножонками дрыгают, как котята. Свои, полосатые.

Очухались.

Приняли меры согласно уставу. Как положено у дяди Васи: яйца об землю, сразу в бой! На подствольниках БК, у каждого, как на матросе Железняке, пулеметные ленты! Дымы, огни – все на месте. Войска в порядке, Буденный на лошадке! А что за хуйня кругом творится – нихуя непонятно. Небо красное, кругом пиздец и, бля, опять артналет, опять сражения.

Хуй с ним, надо спасаться!

Ситуацию прочухали, заняли круговую оборону. Я трассерами направления показываю, бойцы хуярят. Куда конкретно – хуй проссышь, да и по хую, в общем-то. Отовсюду шлоебень всякая лезет, стреляет почем зря, блядь. Причем, грамотно – кучно и без перерыва. Головы не поднять. Чую — нихуя не дехкане, а спецы. С такими воевать себе дороже!

Постреляли друг дружку с полчаса, гляжу – ебать-копать-не закопаться! – с быком* пиздец! Отстреливаться нечем!!! Надо прорываться к своим на хуй, докладывать по форме и требовать подмогу... оп-па! А где свои? Пизда знает, но молчит, а мы в глубокой жопе! В общем, перегруппировались и короткими перебежками съебофонили со злоебучего местечка. В съебофоне потеряли одного двухсотым, пару затрехсотило, вытащили на горбах. Вон, слышишь стрельбу, ну вон же? Ага! Ад кромешный там, бляха-нахуй, полный пиздос! Как говорится, феерический оргазм со знаком минус. И мы в самой середине антисквирта оказались. Не дети вроде, натуральные гвардейцы, но со всех сторон спецура лезет – ахуеть! Пиздопротивное место, но, слава яйцам, перегруппировались на съеб, как положено у десанта, с высоко поднятым знаменем.

Где-то тут неподалеку выползли из-под огня, отдышались, отплевались, продристались, проявили интерес к происшедшему: что за хуйня? Ответа нет. Сплошной неуставной пиздеж! Тут парняга тяжелораненый, Серега-радист, гукнулся от потери крови. Бедро осколком распороло. Вроде перебинтовали, как положено. Ни хуя! Ласты склеил. Решили закопать пацана по-христиански, но внезапно стемнело. Пять секунд и полный мрак. Как космонавт в научно-популярном фильме – пиздыкс! и здравствуй, обратная сторона луны. Хуй с ними, с природными катаклизмами. Мы не Пинк Флойд, сопли разводить не стали. Решили мозги не парить, дунуть запасы с ченджа и дождаться рассвета. Ночью грунт ковырять кайфа нет. Да и нервы бы поправить. Выставили дозор, договорились, что через два часа смена и хуякс! отрубились. Причем сразу все! Как, почему, дудку же не раскурили! Ответа нет! А потом – еблысь! утро встало красным светом!

Такая вот пиздохрень, ни один Сид Баррет не придумает.

Глаза протерли, бля, а Серега, дуба давший накануне, вместе с нами ебалом крутит, охуевает живее Ильича. Во бля! Мы конкретно схуели, челюсти поотвисали, чуть не вывихнули. И, что удивительней, раны, накануне полученные, затянулись, будто не было. Бойцы сияют как яйца мартовского кота. Ебаться-сраться! Опизденели в полный рост. Что за хуета? В толк не возьмем, ебанись все жопьим пропадом! Тут опять войнушка. В этот раз оказались в стороне от основных дел. Хуй к носу прикинули и решили в бои не вступать, а потихоньку тихим съёбом съёбывать. Построил полосатых, и короткими перебежками поебашили в сторону песков, подальше от войны. Без вертушек, пешим ходом, что для десанта не характерно! 

Версты четыре протопали, устроили привал. Стали рассуждать, что за мудотень творится. А мыслей никаких, одно охуевание с мозгоебством напополам. Ну ладно, посидели, попиздели, ни хуя не поняли, я командую бойцам: «Становись». А они мне – отсоси-ка, брателла, здесь все равны, нехуй командовать, давай, типа, без выебонов прикидывать хуй к носу, что к чему, а уж потом решать – вставать в строй или сидеть на жопе ровно. Раскусили хуеплёты, что Советской властью тут не пахнет.

Ладно, говорю, самцы, ебитесь сами, как хотите, только мозоли не натрите на ладошках и жопу товарища не порвите. А сам пошел. Развернулся и попиздовал куда глаза глядят. Эти долбоебы там еще чего-то повякали, мол, харэ выёбываться, завязывай с припиздью и возвращайся назад. Но я, бля, завелся, не остановился.

Ну что за хуйня? Я четыре года учился воевать, а тут какие-то хуеплеты после школы решили, что имеют на войну равные со мной права. Я так решил: пусть ебланчики поебутся колхозом на войне и проверят, что значит знание против равноправия. В общем, похуярил я в одну морду к уебанским пескам белого цвета. Катаклизм и парадокс: тут все кругом красное с оттенками, а там – натурально белые пески... возможно, с розовым оттенком, но не уверен... Видал? Нет? Как увидишь, разберешься.

Ну так вот. Верст десять протопал, покрутил ебальником по сторонам и понял: здесь, бля, и сдохну нахуй. Туда сюда потыкался. Снова ночь, снова утро. Причем хуй проссышь, как происходят. Мгновенно темнеет, отрубаешься, через секунду очухиваешься: здравствуй, хуй мордастый, новый день! Такой подъебец с изъебинкой! Сам ни хуя морально не отдохнувший, но физически бодрячком, как хуй надроченный, чин чинарем. Если накануне ранили, никаких следов. А вот рука блядская, – Антон кивнул на перебинтованную руку, – однохуйственно болит, десять лет без перерыва. Мне ее за неделю до того, как здесь оказался, царапнуло. Загноилась, блядская душонка. Вылечить в Афгане не успел, теперь маюсь. Ноет пиздецки с утра до вечера, ничем не успокоишь. Разве что курнешь, тогда боль стихает. Думаю, никогда не вылечится. Тоска. Я и отрубал ее, но похую. С утра пришпандорена и пуще прежнего свербит, как дрель по кости. Ну, ладно о грустном.

Два дня я шароёбился в песках. Там пиздец. Кто туда попадает, тот не возвращается. Проверено. Мне свезло, как утопленнику. Далеко не упиздячивал, с краю тусовался, но башню подорвал. Постоянно видения всякие, поебень чертячья. Драконы заходили на бреющем и вместо пламени из пасти фугасы ядерные рассыпали квадратно-гнездовым. Охуеть, из дома пишут! 

Антон умолк... улыбнувшись краешком губ,продолжил:

– Там окажешься и ни хуя не заметишь, как затянет. Пиздец! Возврата нет. Невротебательство творится, мама не горюй! Групповое жопоёбство в полный рост без лубрикантов! Ставят раком, в антресоли хуй суют и в дымоход две елды с разбега всаживают. Вот так. В камнях попроще. Расписан и утвержден охуестический порядок. Все действия согласно устава. Есть ты, и есть остальная пиздобратия. Правило номер один, оно же единственное на все времена – ебашь посторонних, пока самого не заебашат. Пиздатого в этом правиле нихуя, но, если разобраться, хуевости тоже нет. Жизнь такая. Чувствуешь себя задроченным припиздком, весь на нервяке, пар из ушей, сплошной шубняк до дрожи в яйцах, но это нормально. Война же, мать ее ёб, так и должно быть. А в песках ты ни хуя ничем не занят, остаешься один на один со своей головой. И тут подкрадывается такой пиздец, такой… – Антон пожевал губами, подбирая нужное словцо. Не подобрал, продолжил:

– Эх, ебать-копать-не закопаться. Везде хуёво! Ты убиваешь, тебя убивают, потом опять ты, потом опять тебя. Все при делах, и вроде как охуенская цель в жизни имеется. Называется – не подпускать никого ближе, чем на ружейный выстрел. Люди делом заняты, чужие жопы в полоски рвут и на хуй наматывают. Хорошо, когда ты наматываешь чужую жопу, а не посторонний твою.

Мне в песках не повезло. Наткнулся на босоногих хуеплетов, трое было. Попиздился так нехуево на кулаках, но сам понимаешь, один к трем – ни в пизду, ни в Красную армию. И сам умудохался, и хуеплеты – никакие. А наутро какая-то плесень подзалупная налетела, даже не заметил – кто, откуда? и таких пиздянок наваляла, кровью умылись все. Центурионы, блядь, налетели, как выяснил позже. В общем, есть тут зондер-команды, хуже эсэсовских. Порядок железнейший. Ходят строем, ебут хором, шерстят окрестности и если кто не при делах, хватают за химот и тащут в зону, – Антон махнул рукой куда-то в сторону.

– В общем, нас четверых туда притащили. Город опизденительных размеров, и ни хуя хорошего там нет. Поводили по улочкам-захуюлочкам, потом запустили в охуенный барак. Народу внутри ебанические тысячи, и все пиздятся друг с другом по черному. Ногами, руками, кусаются, царапаются, творят чё хотят, но при этом без говна, то есть на чистых кулаках. Расклад как бы нехуевый, но... Ко мне в один сек три еблана подскочили и пизды прописали: с ноги ебач своротили и вдогон по печени хуйнули, с разбега по лежачему. Уделали под ноль в момент, нихуя не помню. Вырубился в пизду. На утро та же самая хуйня. Только очнулся – кулаком в бубен заебашили. Но я уже надроченный-наученный, блок поставил, то сё, в общем, отбился и сам принялся ебальники рихтовать.

В чем смысл мордобоя, хуй проссышь. Можно отмудохать десяток-другой уебышей, а потом раз! и тебя утрамбуют. В принципе, как и здесь, все были сами за себя, но иногда могли объединиться против какого-нибудь мордоворота. Например, с утра пятерка отчаянных парняг налетит, пиздюлей накатит и разбежится по углам. Типа, не скучай.

Антон ухмыльнулся и закурил. Речь лилась плавно, с долгими паузами на пристальное рассматривание выдуваемого

– Да. Веселый барак. Нас ебут, а мы крепчаем. Такой принцип. Все как один – бойцы с большой буквы «З». Потому что звери. Других не было. Даже чахлые чмошники вроде тебя через месяц превращались в молотобойцев. Так в пиздюлятор заряжали – сразу аут! Спецназ отдыхает. А главный прикол заключался в том, что рядом – стена к стене – находился другой барак. Оттуда иногда выкидывали отпизженных в хлам охуярков в майках. В белых майках. Мы то все, задроты беспонтовые, пиздились по голому торсу, а тут получали шанс на повышение. Да. Так и было. Выкидывали угандошенный фарш в белой маечке и начиналось рубилово. По ихнему – игры на выбывание, а по-нашему – всем порвать очко и самому остаться целочкой. Кто всех отпизживал, тот натягивал на себя майку и переходил культурно через ту же самую дверь к соседям. А там, прикинь, все в белых майках и тоже пиздятся меж собой, но не так интенсивно, нет. Более осмысленно, блядь! Прикидывают хуй к носу, кто самый борзый, валят его вдесятером и выкидывают вусмерть отмудоханного в первый барак. Типа, вот вам майка белая. Чем больше борзых ебланов вынесешь, тем проще оставшимся. Потому что рядом, опять стена к стене, стоит следующий барак. Оттуда регулярно выкидывают уебашенного вусмерть пассажира в голубой майчонке. Цель в беломаечном бараке та же самая – порвать все жопы в клочья, напялить голубую маечку и перейти в барак мечты. Примерно так. Тактика боя понятна? Чем больше реальных бойцов выкинешь в первый зал, тем проще пиздиться с оставшимися ухуярками за голубую майку, за пропуск в зал мечты. Ага, надеваешь, если получится добыть, голубую майку и переходишь в третий барак, где уже реальные костоломы тусуются. Кулаки в арбуз, но голова не только хавает, а еще и шестеренками скрежещет. В общем, хуй кого утрамбуешь в одиночку. Другая свадьба, другие песни. Пиздятся иначе. Не только тактика, но и стратегия, блядь! В общем, вся хуйня-муйня, которой в училище учили. Ебашатся стенка на стенку смертным боем с заходами через фланги и десятком бойцов в засаде, чтобы в нужный момент опрокинуть врага в узком месте, а там разделяй и властвуй. Налетай втроем на отбившегося и скидывай в барак к беломаечным. С другой стороны, все бивни продвинутые. Могли, при случае, и своего же особо борзого переебать, сзади или под вечер, как получится. Принципов никаких – главное, чтобы вынесли к беломаечникам не тебя, а похуй кого другого. Ну и если выкинут из соседнего барака охуярка в красной майке – получаешь следующий шанс на повышение. Часа два побившись – тут каждый за себя – можно отбить маечку и пойти на повышение в следующий, четвертый зал, где все в красных майках. Есть пятый зал, шестой и далее, до хуя и больше.

Наверное, года два я бился от первого зала до хуй проссышь какого, не до подсчетов. Мозги отбиты напрочь, сознание в полном ахуе, остались кулаки стальные, невосприимчивость к боли и хитровыебанный мозг бойца. Просто терпишь и хуяришь похуй кого, лишь бы не приближался на расстояние удара. Да, полный пиздец. Ты пиздишь, тебя пиздят, и единственная мысль в голове – добыть последнюю окончательную серо-буро-малиновую, похуй какую, маечку, чтобы пиздецсуканахуйблядь! Никаких пиздилок!!! Никаких барачных уебанств!!! На волю, в пампасы!

Ни хуя у меня не вышло. Маек перенадевал всех цветов радуги и везде одно и то же рубилово-мочилово. Через много лет рукопашных боев доперло, что занимаюсь суходрочкой – крошу в пыль таких же, как сам для того, чтобы поменять цвет майки. И конца этому нет. В общем, как писал граф Толстой: «да призадумалась, а хуй во рту держала…»

Да. Призадумался я без хуев во рту, что важно, и обнаружил ёбаный в полный рост парадокс! Академик Капица, бля! Прикинь! Во всех бараках был выход на улицу, никем не охраняемый. Пожалуйста, скидывай маечку и выходи по торсу на свободу, пиздуй, куда глаза глядят. Уёбывай на хуй с песнями и плясками, запрета нет! Точно! Но никто не съёбывал, все заняты маечками.

Что за ёбаный штоц?

Долго думал и понял. Все не так, как кажется. Там – внутри барака – существование понятно и ясно. Ебашатся за майки. А что на улице творится и чем чревата свобода от барачных правил – хуй знает. Там не понятно за что надо ебашиться.

Уебаны, пиздящиеся по баракам, боятся неизвестности хуже смертного боя. Надо признать – человек, каким бы ни был мордоворотом, в душе – сцыкун и задрот. Сцыт неизвестности. Похуй, что в говне живет, зато завтра и послезавтра говно родимое не пропадет. Надо выбрать место, где поменьше воняет, и пожалуйста, дрочи в полный рост на любую мечту и уничтожай соперника в борьбе за место, где можно дрочить не принюхиваясь. Блядь! Хорошо, что я парень не сцыкливый, но разумный. Хули терять! Майку скинул и съебофонил из барака нахуй! Огляделся. Опизденел!

Кругом хуева туча бараков, вокруг которых натуральные бои, с танками, пушками и прочей огневой поддержкой. Самолеты не летали, пиздеть не буду, не видел. Но в целом пиздец кромешный! Без тяжелого вооружения делать нехуй. Уебут в момент. В общем, короткими перебежками ломанул до ближайшего перекрестка, там заскочил в ближайший барак, чтобы дыхалку восстановить и дальнейший маршрут обдумать. А вот хуй! То же мозгоебство – дрочеры пиздятся насмерть, но не за майки, а за галстуки разноцветные, ебать их в сраку. Такая вот поебень.

Я недолго размышлял. Нахуй не мотались эти тряпочки для пуза. Попиздовал на улицу. Три шага сделал, получил от снайпера две дырки в грудь, слетел с копыт. Очнулся утром в штурмовом отряде. Дали автомат, указали цель и въебенили поджопник для бодрости, мол, пиздуй вперед, в атаку! Недели две повоевал за дядю при больших звездах. Барака три захватили, кажется. И понял я, что в хуй это мне не уперлось.

Чего говоришь? На хуя бараки захватывали?

Без понятия. Внутрь не заходили. Тех, кто оттуда вылезал, а такие крепыши попадались, записывали в отряд. Так понял, что бараки для захвата нужны по одной причине – выебываться количеством. Чем больше бараков в подчинении, тем круче.

Нас штыков триста было. Звери, натуральные боевые машины. Другие из бараков не выползают.

Да, триста черепов в отряде и все без мозгов. Во всем мудацком подразделении только Тишка оказался единственный вменяемый мужик. После пары заварушек срулили из отряда. Стали хуярить на пару.

С одной стороны полегче – воевать за дядю не надо. С другой – такая, сука, боль терзает… Я, когда в бараке пиздился, ни хуя курить не хотел, не до хуйни. Как сам по себе оказался, пиздец! осатанел. Мочи нет. Курить хочу сильнее, чем ебаться. Ничего не надо! Вдогон рука разболелась пуще прежнего. Теперь цель жизни проста как табурет – найти махорки и курнуть. А чтобы в плен к каким-нибудь хуепуталам не попасть, надо быть вооруженным и готовым к охране и обороне своего очка. Хорошо, что Тишку зацепил. Безотказный шпет, всегда согласный на стреме постоять. Ни одной твари не подпустит ближе, чем на ружейный выстрел. Кстати, он тут складик неподалеку обнаружил, год назад. Или два…

Пиздатейший складик, между прочим, опизденительнейший!

Там по утрам, хуй знает откуда, каждое утро возникают боекомплекты согласно штатного расписания штурмовой дивизии, на захват Берлина хватит. Но я не Марат Казей, и Тиша тоже не любитель героики. Вели себя культурно. Не залупались, не выёбывались, в перестрелки не встревали. Брали по чуть-чуть, чтоб при патронах быть всегда, и отползали тихо-мирно в сторону. Далеко не съёбывали, но и глаза возле склада не мозолили. Так, подстрелим мимо проходившего и тикать. А через полгода Тишка заметил, что некий пидарас повадился пиздить с нашего склада патроны и гранаты. Нам не жалко, на всех хватит, но…

Антон замолчал, приложил указательный палец к губам: «Т-шшш».

После томительной, тягучей паузы сплюнул под ноги: «Показалось», продолжил:

– Так вот. Склад большой, не жалко. Но если каждый хуярок начнет пополнять припасы на складе, что получится? А то! Найдется хитровыебанный пиздюк и заявит: «Шабаш, пацаны, халява кончилась! Таперича все моё, а вы – не маленькие, хуй пососите друг дружке на прощание и пиздуйте на хуй». Потом займет круговую оборону и делом слова обидные подтвердит.

В этом случае хуй ты его со склада выковыряешь. Сто тысяч отборных головорезов без патронов – это хуйня в пупырышках против одного опёздола с исправным пулеметом и нескончаемым боекомплектом.

В общем, решили мы с Тишкой примерно выебать хуепуталу во все щели, дабы впредь неповадно было. Разработали план. Тишка, типа, почапал в пески в охранение, я тоже как будто следом за ним попиздовал в укрепление... недалеко. Там пригорочек неприметный по пути с овражкем. Два раз проверяли с Тишкой - непросматривое место. Я в овраг зашел, через полсотни метров развернулся и полез на верхотуру, засел в засаде. Часа четыре проторчал, мозоль натер прицелом и – что ты думаешь? – шевеление в сторонке! Не иначе ебанарий крадется. Ага, думаю, хуесосина! Получишь сейчас залупу на воротник взамен складских запасов. Устрою половой акт в виде ебли с плясками, чтоб запомнил как у советского десанта патроны пиздить. Как говаривали в роте перед боевым выходом: «Ебаться будем без трусов!»

Взял шевеление на мушку...

Нихуя! Пиздорванец тертый оказался. Хуй знает как, но приметил меня. Исчез ебанько...ненадолго.. через полчаса начал пулять по мне из винтаря с боку, почти что с тылу. Причем, бля, кучно пули клал. Меня щебенкой всего посекло. Ну, я тоже не рыжий клоун, ебанул очередью из «калаша» в его сторону, чтоб поутих, и «эргешечку» отправил в догонку. Оттуда ответ Керзону: две «эфки» летят. Во, думаю, блядь, наткнулся на удальца. Метров семьдесят меж нами, и мы ни хуя не дискоболы-олимпийцы. Перешли на дворовую стрельбу. Заебался с хуесосом воевать, семь потов сошло, чуть слоненка не родил. Хорошо, Тишка подтянулся. Вдвоем полегче. Как говорится, у кого армия больше – тот и миротворец.

В общем, навели гвардейский порядок, успокоили супостата. А хуле! Патроны у ебанашки кончились. Заебись! Можно устраивать погоню как в кино! Настигли дерзкое тело, принялись опиздюливать как положено за всю хуйню, да приговаривать: – Пошел-ка на хуй, милый друг, и больше здесь не появляйся.

А тело в ответ как взматерится по-русски, мол, суки ебаные в душу бога мать, отпустите на хуй!

У меня аж матка опустилась.

Зёма!

Ни хуя себе, думаю, струя!

Перестал мудохать русака, чуть не обосцался от умиления.

Родной речи хуй знает сколько не слышал, тоскливо было, не с кем матюками обменяться. А тут земеля хуями кроет как по маминому! Ну, еборванец тоже учухал, что брат-русак пиздюли вешает как на ёлку, заулыбался.

В общем, скомандовал я Тихону, чтоб прекратил пацана мудохать.

Да, забыл сказать. Тихон, вроде как немчура. Все понимает, но по-русски не говорит. И вообще, он, по-моему, немой.

Облобызались с мужичком троекратно. Оказалось, что зовут его Митяй, и шароёбится он здесь аж с русско-японской пятого года. Как сюда попал, не помнит. Так, спизднул между делом, что вроде как Мукден оборонял или, наоборот, штурмовал… В общем, там его уконтрапупили. Очухался здесь, рядышком рота в мать разъёбанная лежит, а вокруг баталии. Как положено, однополчане очухались, глаза протерли и че почем разбирать не стали, похватали винтовки и ломанули на врага. Повоевали с месячишко под руководством унтера, потом ему в жопу красный флаг засунули и разбрелись кто куда поодиночке. С тех пор Митяй пребывает в поисках пути назад в Расею. Много чего интересного тут увидел и мне пересказал. Он хоть и тупиздень редкий, но пороху понюхал, будь здоров! В этих ебических местах человек, оказывается, ни хуя не может умереть, что с ним не делай. Хоть лимонку в жопе взрывай, все одно наутро огурчик будет. Я на себе проверял, кстати. Одно время такая тоска напала, решил застрелиться. Ствол в рот засунул и на курок нажал. Утром похую, сижу и охаю на том же месте. Чайник гудит чутка, как с похмелюги, но в целом ништяк. Я схуел слегонца и понял, блядь, от судьбы не уйдешь.

Жопа.

Так вот. Рассказал Митяй фишку, что есть огромные карьеры, в которых людей до хуя и больше. И есть город напротив, в котором живут одни только бабы. Причем, бабы такие же ебанашки, как и прочие здесь, то есть при оружии. Два отличия: воюют мандавохи друг с другом не часто и кулачное месилово там редкость. Но расслабляться не надо – бабцы вооруженные и опасные. Митяй, пиздострадатель горестный, слюной истекал при упоминании городишка. Этот конёк-ебунёк подбивал сгонять к сцаным дыркам на поёбку. Засесть засадой в пригороде, да заломать мокрощёлку. Одному стремно – тетки могли разорвать толпой, как Тузик грелку. А вдвоем, типа, с какой-нибудь пиздявочкой управимся. Мне же бабы здесь абсолютно похуй, веришь? В этих сраных местах ни разу не встал. Помню, в Афгане мучился, постоянно трухал. До чекистки дорваться – за счастье. А как попал сюда, превратился в натурального импотента, никакой манды не надо. Нет и ладно. Конечно, в душе обидно. Я ведь до Афгана ебака грозный был. Запустить шершавого меж ляжек – два раза не проси! Бля, скольких телок перееб в училище, песня! Натуральным ебарем-террористом был. А тут – ни желания, ни возможностей. До слез обидно и тоскливо, как будто из книжки самые интересные страницы вырвали. Тоскую по пизде, мочи нет, но тоскую головой, а не телом. Организм, бля, не хочет бабы, и ничего с этим не поделаешь. Видал я тут пару телок при оружии. Ну, телки сильно сказано… Так, два угрюмых уебища женского пола, пиздятиной пахли будь здоров. Казалось бы, с катушек съеду от желания. Нет, похую,! Прицелился и снял аккуратно одну мандавшу, потом вторую. Два патрона – два трупа. Как вспомню, фу, бля, передергивает всего. На рожу крокоебицы страшные, но сиськи ниче так, третий номер стоячие. В общем, пиздоси на поёб пригодные… Че ты ржешь? Ни хуя не понял, сынок? Ты гляди, смехуёчки и пиздахаханьки кончились. Здесь другая жизнь, злая, но понятная. Любой опёздол при оружии тебе конкретный враг. А кто безоружный мандаблыжничает и хуем груши околачивает, как ты, к примеру, тот моментально вылавливается и начинает папой Карлой въебывать на руднике. Митяй сказал, что как-то угораздило проебать трехлинеечку. И что думаешь? Не прошло и дня, какие-то вояки взяли за жопу и – будь здоров, Митяй Петров! – отправили на рудники. А там жопа оказалась заковыристей городских бараков.

Рудник невъебательский, народу жуть! Рассчитали Митяя на первый-второй и отправили булыжники ворочать. Работа блядская. Умудохался, как сивый мерин. Каждый вечер от усталости дуба давал, а с утра свеженький и бодренький возвращался на рудник пиздячить за всю хуйню. Причем работа – хуй просцышь. Митяй сначала камни таскал снизу вверх, а потом, как охране настопизживало, давали команду, и Митяй ебашил сверху вниз. Заебывает ужасно, с его слов чуть с ума не сошел от бестолковости. Но это так, начало. В руднике все, кто гондурасят, поделены на отряды, четные-нечетные. Так вот. Раз в два часа раздается сигнал. Если работяги четного отряда ворочали булыжники лучше нечетных, то четные пиздят нечетных. И наоборот. В общем, полчасика попиздят друг дружку, потом продолжают ворочать. Не забалуешь. Если будешь лениться, попадешь под раздачу. Свои же таких пиздюлей наваляют, кровью срать будешь. А хули? Не подводи товарищей по несчастью. Коллективизм в действии, бля. Мрак полнейший. Ну и к концу дня самый лучший отряд из всех – а их там больше сотни – переводился в охрану, а охрана отправлялась на их место ворочать булыжники. Вот так. Все друг дружку и пиздят, и охраняют, и камни ворочают. Пиздасто поставлено дело в колхозе...

Да. Пахал так Митяй, пахал, натуральным папой Карлой стал, и съебал в итоге. Как говорится, на хитрую жопу есть хуй с винтом, а на хуй с винтом найдется жопа с закоулком. Изъебнулся Митяй хитрым выебом. На верху рудника захуярил булдыганом в чан охраннику, вниз пару валунов скинул, типа проход загородил, и был таков. Километра три отмахал от рудника, добрался до песков и присел передохнуть. Так что ты думаешь? В песках свои же, не охранники ни хуя, а такие же лишенцы, как он, поймали и отмудохали по полной программе – пизды промеж ушей вломили, по ребрам попрыгали, хуй оторвали и в жопу засунули, а в конце закопали в песок вниз головой. Пиздец, говорит Митяй, наиполнейший. Во все внутренности – в нос, в рот, в легкие – в момент забивается песок, подыхаешь от удушья. Считаешь до двухсот и отлетаешь к ебеней матери. На следующее утро очухиваешься свежий и бодрый в той же самой позе «зю», то есть вниз головой. Хуй эрегированный на месте, жопа бздит, как новая. Вокруг песок, который ебливой падлой забивается во все дырки и щели охуевающего организма. Ты опять считаешь до двухсот и опять отлетаешь. И так несчетное количество раз.

Через год-через два Митяй начал думать, как наружу выбираться. В голову, естественно, ни хуя не лезет. Представь – кругом песок, ты задыхаешься за трех с лихуем минуты и за это время надо изъебнуться найти выход. Хуй знает как, но вылез Митяй наружу. Вода, говорит, камень точит, а тут мужик здоровый, неужто не справится? На вылезание, как он выяснил потом, ушло тридцать лет. Вылез Митяй, хуй не в жопе, а там, где нужен, но повода для радости нет. Бойцы со второй мировой сыпятся по сотне рыл на делянку. Автоматы, пулеметы, гранатометы, даже пушки с танками. Митяй говорит, что жизнь ухудшилась резко. Перестрелки, разборки, н