Комната оказалась большой

Комната оказалась большой, метров шесть на восемь с потолком под три метра. Свет струился из десяти светильников по периметру. В воздухе носилось голубоватое подобие пыли, но не пыль, другое... Оно рассеивало десятикратное свечение и создавало эффект присутствия в ночных грезах. Да, именно такое ощущение пространства и такие световые видения предшествуют погружению в сон. Эфемерные частицы ласкали тело, заливали серотонином*, окунали в забытье... Давно не было так хорошо.

Я оглянулся и... Что такое? За мной стена без намеков на лифт или двери. Я провел ладонью по плоскости – никаких выступов и шероховатостей. Ровная текстура, скрывшая все предшествовавшее моему появлению.

Будет так! Я направился в дальний конец комнаты. Там стояла кушетка, покрытая голубой шелковой простыней. В ее изголовье лежали две синие подушки. «Отосплюсь до чертиков» – заныло в голове.

Приготовился рухнуть, но подошвами ощутил тремор. Оглянулся и обомлел. У противоположной стены возник вычурный столик с гнутыми ножками, лакированная поверхность которого – быть не может! – ломилась от яств. Я проморгался, потряс головой... из пола вырос стул, резной с тонкими ножками и отделанными голубым атласом спинкой и сиденьем. Чуть позже из пола вылезла шикарная ванна цвета ультрамарин, сверкавшая, искрившаяся в лучах света, с хлопьями пены, свешивавшимися через край. Я не поверил, зажмурился... открыл глаза. Увидел рядом со столиком диванчик, такого же нежно-голубого цвета, как все остальное. «Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд» – вспомнил я поговорку бабушки Нюры из далекого детства, только поговорка и добрый взгляд поверх диоптрий остались в памяти.

Разбираться что к чему откуда и зачем я не стал. Отбросил прочь воспоминания детства с желанием сна. Решил, что следует набить брюхо жратвой, отмыться-помыться-освежиться, а потом заваливаться на боковую.

Оказавшись у столика, потер чумазые ладошки об штаны. Не глянув в сторону ванной, принялся хватать и отправлять в рот фрукты-овощи. Названий половины плодов не знал, но делу это не мешало.

Как поросенок, добравшийся до корыта с ботвиньей, в пару минут нажрался до барабанного состояния живота. Потом залил содержимое желудка соком экзотического фрукта и протрезвел, согнал хмель обжорства. Еще бы. Вспучило живот. Стало больно и гнусно, как на душе, так и во внутренностях.

Скрежеща зубами от мявшей боли, я повалился на диванчик и, ворочаемый с бока на бок резями в кишечнике, успокоился. Циркадный ритм* заставил мозг отключиться, а организм вырубиться.