Мгла недолго

Мгла недолго владела мной: кристаллизовала арктическим холодом и кинула на зеркальную гладь. Дзинь-цинь-тинь!!! Звякая и цокая, я проскользил чурбачком сотню метров и понял – не финал.

Глаза распахнулись! Руки-ноги-голова, покрытые инеем, подали сигнал – мы на месте!

Попытался проанализировать ощущения. Мертвый? Живой? Непонятно.

Я лежал на зеркале, холодном, ровном, без конца и края. Зеркало отражало красную плоскость неба, нависшего надо мной и застывшего подо мной. Здравствуй, бесконечность!

Наверное, так выглядит то ли смерть, то ли жизнь после смерти…

Я перевел взгляд дальше вбок и... что? кто?

В десяти шагах стоял человек в сером костюме, искрящемся и ладном. Он смотрел безучастным взглядом и казался неживым, ледяным истуканом. Скрещенные на груди руки выставляли точеные кисти, окаймленные белейшими манжетами и казавшиеся не частью тела, но отдельным произведением искусства. Кисти без морщин, небольшие, изящные, с длинными тонкими пальцами, украшенными двумя массивными перстнями, приковывали внимание. Потребовалось усилие, чтоб перевести взгляд на бледное, будто покрытое изморозью лицо, глядевшееся продолжением белоснежной рубашки и казавшееся прописанным старательным академистом*.

Орлиный нос с четкими линиями ноздрей и переносицы возвышался над впалыми щеками. Прямые, нависшие над глубокими глазницами, брови были густы и нешироки. Разделенные складкой, они создавали образ задумавшегося человека. Глаза цвета обжаренных кофейных зерен, глубоко посаженные и немигающие, делали взгляд хозяина суровым и безучастным. Черные волосы, идеально зачесанные назад, создавали иллюзию наличия на черепе генеральной линии, вдоль которой неведомый мастер уложил, ни на микрон не отклоняясь, каждый волосок. Уши, плотно прижатые к черепу, никаких особенностей не имели.

Костюм был ловко скроен и богат. Галстук, невзрачная серая селедка на первый взгляд, оказался тонким шелком, игравшим оттенками от стального серого до берлинской лазури и обратно в цвет голубиного крыла. Золотая булавка со скромным сапфиром казалась дирижером, управлявшим игрой оттенков.

Так одевались и в таком порядке содержали себя дипломаты из стран вероятного противника. Мне так показалось.

Господин на чистом русском языке, монотонном питерском и чуть по-московски акающем произнес: «Добрый день. Если вам не трудно, попробуйте встать и пойти за мной».

Развернувшись, направился в сторону, где виднелось меблированное нечто.

Я, ломая замешательство мыслей и непослушание мышц, поднялся и побрел за господином. Опять чертовщина. Опять ходьба по зеркалу в рубиновых всполохах. Опять давит и уничтожает тягучая громада так называемого неба.

Я оттаивал и, потирая живот, плелся за невысоким, чуть ниже меня, господином. Ни о чем не думал, ни на что не надеялся. Заботился собственным телом, готовым завалиться. Переставлял тугие ноги и твердил: «Не упади, вперед, держаться…».

Минуты через две мышцы налились уверенностью. Иней с рук-ног испарился, конечности налились розовым живым. Я избавился от головокружения и заинтересовался господином, вернее, его прихрамывающей походкой. Ковыляя, соображал, на какую ногу тот хромает.

Господин остановился, развернулся и произнес, не мигая глядя в мои глаза:

– У всех людей одна нога короче другой. У кого-то в большей степени, у кого-то в меньшей, и никто не замечает. У меня правая нога короче левой на три сантиметра, и это бросается в глаза каждому. Странные люди.

Скомандовал:

– Идите к столу.

Меня как током пробило. Это голос слышал раньше. Речи, раздававшиеся с неба, не были галлюцинациями. Оказывается, колченогий вещал. Полегчало, что одной загадкой стало меньше.

Порядок сменился. Первым шел я к недалекому столу, выточенному из багряного в серых прожилках гранита.

При подходе оказалось, что к столу прилагаются два стула, исполненных то ли из стекла, то ли из прозрачного пластика. Я посмотрел на устройства для сидения, прозрачные настолько, что были невидимы с пяти метров, и после «Присаживайтесь, молчек» осторожно пристроил задницу под отдых. Хрупкая конструкция оказалась комфортной. Я попробовал расслабить озябшее тело.

Плоскость стола, идеально ровная, отразила лицо господина и, мигнув красным светом, оказалась матово черной.

Поразительно.

– Ну-с, как вам здесь?

– Холодновато, – ответил я, поеживаясь.

– Это поправимо. А вообще?

– Что вообще?

– Сейчас вас утеплят, – господин хлопнул в ладоши.

Невесть откуда появившийся доставщик в ливрее подал новенькие джинсы с новенькой, свежо хрустящей, синей рубашкой. Я сфокусировал взгляд на доставщике и охнул. Тот самый господин во фраке, тот самый конь в пальто, который на глаз определил мои размеры, а потом пожертвовал гранату!