Сознание включалось

Внимание! Дальнейший текст содержит нецензурную лексику.

Отредактированный вариант текста – здесь.

Сознание включалось медленно. Сколько прошло времени – непонятно. Может минута, может час. Головокружение сменялось тошнотой, блески видимого перемежались колыханием мнимого. Реальность вернулась не скоро. Вернулась звуками родимой речи:

– Пиздец! Блядь! Ёб твою мать нахуй! Бля буду, и этот сучий потрох без курева!

Меня обшарили. Кто – я не видел, зажмурился. Когда обшаривание прекратилось и матерившийся, судя по звуку шагов, удалился, я приоткрыл глаза.

Ага! Парниша с ручным пулеметом в левой руке склонился над бородачом, причитая:

– Вот же ж ёбтвоюмать нахуй ёбанаврот! Где ж у них сигареты? Ебическая сила! А! Должны же быть! Ебана муха! Должны быть! Бля! Бля! Бля!

Прошла минута, он все матерился... вдруг... хоп!

Из голенища сапога, принадлежавшего водителю, выскользнула пачка сигарет и шмякнулась на гальку. Парниша не заметил. Заглянул под перевернутый джип, распрямился, поворочал трансмиссию*, шлепнул кулаком по колесу, присел на камень.

Я шевельнулся, попытавшись встать. Парниша среагировал на шорох, в движение направил на меня пулемет.

– Не стреляй! – испуганно крикнул я.

– По-русски пиздишь? – удивился он.

– Да.

– Откуда такой нарядный?

– Из Москвы.

– Земеля значит. Давно?

– Со вчера.

– Свежачок. Какой там год?

– Девяносто третий.

– Нехуево, – парень подошел, перевернул меня на живот.

Как и предыдущий воитель, оценил качество петли, стянувшей запястья, и общее мое состояние. Заключил:

– Заебок.

Я вздохнул. Парень спросил:

– Курить есть, братиш?

– У меня нет, там есть.

– Пиздишь? – встрепенулся он. – Где?

– У водилы. Который в каске. Под ним

Парень в момент оказался у джипа, пинком сдвинул тело в сторону и обнаружил пачку сигарет:

– Есть на жопе шерсть!

Вернувшись ко мне, пристроился на валунчике напротив и закурил.

– Охуительно, бля, – выдохнул он, выпуская кольца дыма изо рта. – Вещь! Есть кайфовые денечки, которые хочется прожить бесконечно. Полгода назад, бля, добыл «Смерть на болоте»* и соплями от счастья захлебывался, пока не скурил. Ахуенская вещь!

Через полминуты парень покосился в мою сторону и пояснил:

– Это сигареты такие специальные для бойцов, класс седьмой. Каптер выдает по пятницам. Понял, чадо?

– Понял! А может развяжешь?

– С хуя ли? – спросил парень, не отрывая глаз с тлеющего кончика сигареты.

– Неудобно же.

– Неудобно шубу в трусы заправлять и слониху пердолить без стремянки. Остальное все удобно. Так что не еби муму, Герасим. Всё заебца.

«Во жлоб» – подумал я.

– На хуй ты мне сдался? – продолжил парень. – Развяжу тебя, а ты меня булдыганом ухуячишь. В пизду такие развязывания. Лежи и не отсвечивай.

– Да ничего я тебе не сделаю. Отпусти, а? – взмолился я.

– Конечно не сделаешь... пока связанный. Так какой сейчас год, говоришь?

– Девяносто третий.

Парень хмыкнул, дотянул сигарету до фильтра, закурил от нее следующую, щелчком отправил окурок в сторону джипа. Я поерзал и, устроившись поудобней, осмотрел его странный вид.

На одной ноге был короткий сапог со шнуровкой сбоку, серый от пыли и стоптанный, на второй красовалась кроссовка «Найки», тоже серая и стоптанная, с проволокой вместо шнурков. Бледно-зеленые штаны, порванные во многих местах, были похожи то ли на дырку со вставками, то ли на устройство для проветривания нижних конечностей. Завершался наряд накинутым на голый торс выцветшим бронежилетом с надписью SWAT* на груди. Тело было сухим и жилистым. Левой рукой, замотанной грязными бинтами, он придерживал ручной пулемет. В правой тлела сигарета. Волосы, выгоревшие добела, топорщились короткошерстым ежиком. Лицо с облупленным носом, усеянным веснушками, было лицом пацана-хулигана из соседней подворотни. Откуда он взялся?

Когда разглядывание надоело, я предпринял очередную попытку подняться. Поразительно, но получилось.

Сопровождаемый насмешливым взглядом, я встал на ноги и огляделся. Пейзаж предстал таким же гнусным, как и при разглядывании лежа – камни, камни и камни вокруг. Впрочем, у самого горизонта простирались пески. Привезли меня из тех краев. Я посмотрел в противоположную сторону. Оттуда доносились звуки боя – одиночные выстрелы, автоматные очереди, стрекот пулеметов и уханье артиллерии.

– Смотришь куда съебофонить? Ну-ну, – усмехнулся парень.

– А что?

– Не еби чердак, пацанчик. Смехуечки с пиздахаханьками кончились. Я здесь с восемьдесят третьего шароеблюсь, десять лет. Никаких путей назад не обнаружил.

– Эээ... М-да... Что за место?

– Хуй знает, товарищ ефрейтор. Единственное, что понял – это самая большая жопа. Докладываю – конкретная жопа, на века.

– Как на века?

– Ну, так, безвылазная жопа. Пиздец, одним словом.

– Не может быть.

– Здесь все может быть. Да ты пригнись, а то заметят еще, угандошат. Внимание лишнее ни к чему.

Я послушно присел. Парень покосился на мои связанные руки, прикурил от окурка третью сигарету, выпустил бодрый дым колечками, поинтересовался:

– Тебя как зовут?

– Рома.

– Меня Антон, а вон того ебланчика Тишкой. – Антон кивнул в сторону камней метрах в ста.

Никого я там не заметил, но на всякий случай пробормотал:

– Очень приятно.

– Да, Рома, – продолжил Антон, запуская очередной бодрый паровозик. – Оказался ты в такой жопе, что и представить нельзя. Более педерастического места не найти. Помнишь, как здесь оказался?

– В метро ехал.

– Че?

– В метро ехал.

– Ахуеть. Долбоебестический способ, нечего сказать. В первый раз такую хуесрань слышу. А я с войны сюда попал. Про Афган слышал?

– Конечно.

– Че конечно? Че ты мог слышать, ебаный стоц? У вас хуе-мое-пусечки в газетах пишут, сады дружбы, ебиомать, а мы на танках духов гоняем. – Антон ухмыльнулся. – Хех, про Афган он слышал, сынок. По радио Бибиси?

Антон замолк, принялся насвистывать мотивчик «чинк-чинк-чингисхан»*. Разглядывал кольца дыма, выпускаемого в такт, и о чем-то думал. 

Третья сигарета дотлела до фильтра. Антон щелчком отправил окурок в сторону, высыпал из пачки сигареты, разложил на валуне, выровнял и два раза пересчитал. «Всего-навсего восемь, бля,» – вздохнул, вернул в пачку семь сигарет фильтром вниз, прикурил оставшуюся. Выдохнул одно за другим пять никотиновых колец, шестым выдохом пронзил паровозик. Засунул пачку в карман на жилетке, туда же отправил зажигалку, потер ладони об штаны, глянул на небо и заключил:

– Жизнь – хуйня. Смерть – поебень. Но мы живем и всех ебем.

Я тоже посмотрел вверх. Ничего, что могло поспорить с Антоном, там не было. Коричневые облака и красные прогалины соревновались кто больше места займет. Я вздохнул в унисон умозаключения, созвучного моему мироощущению.

– И вообще, все в этом мире – хуйня и поебень, – Антон довел мысль до логического конца. – Хочешь узнать, как я здесь оказался?

– Ага! – я поспешил согласиться в надежде, что Антон в конце повествования развяжет благодарного слушателя.

– Тогда слушай сюда. Делать нехуя. Э-э… Чего это?… А, вспомнил. В общем, так…