Сознание включалось/2

Глава 18. Это цензурный вариант.

Если вы читали оригинальный нецензурный вариант, то продолжение – здесь.

Сознание включалось медленно. Сколько прошло времени после удара, непонятно. Может минута, может час. Головокружение сменялось погружением в туман. Проблески видимого перемежались видениями мнимого. Путешествия по волнам памяти заканчивались на берегу беспамятства, чтобы продолжиться плаванием в никуда. Реальность вернулась нескоро. Вернулась звуками родимой речи.

– Черт подери! И этот чертила без курева! Вот черт!

В ту же секунду меня быстро обшарили. Кто – я не видел, зажмурился. Вскоре обшаривание прекратилось и чертыхавшийся, судя по звуку шагов, удалился. Я осторожно приоткрыл глаза. Вот он! Какой-то солдат с ручным пулеметом в левой руке склонился над бородачом из джипа.

– Вот незадача! Где же у них сигареты? А! Вот же, а! Должны же быть! Должны быть! Должны быть! Должны быть! – приговаривал он без конца.

«Ищет курево, – умозаключил я. – А курево-то того, тю-тю.»

Я вспомнил предыдущего вояку. Забавно у них получалось. Один курево уничтожал, другой искал. Хоп! Из голенища сапога, принадлежавшего бородатому, выскользнула пачка сигарет и упала на гальку. Солдат ее, однако, не заметил. Обшарив бородатого, он заглянул под джип. Поворочал железки, находившиеся под ним, потом ударил коленом по колесу и, изнеможенный, присел на валун, подперев одной рукой голову. Я шевельнулся, попытавшись встать. Солдат моментально среагировал на шорох. Он направил на меня пулемет.

– Не стреляй! – испуганно крикнул я.

– По-русски говоришь? – удивился он.

– Да.

– Откуда такой? – спросил он, встав с валуна и подойдя поближе.

– Из Москвы.

– Земеля значит. А давно?

– Со вчера.

– Свеженький. Какой там год?

– Девяносто третий.

– Понял, – парень перевернул меня на живот. Наверное, как и первый вояка, оценивал качество петли, стянувшей мои запястья. Точно, так и было. Парень пробурчал себе под нос: – Нарядно затянули.

Я тяжко вздохнул. Солдат тоже вздохнул и, присев на корточки рядом, спросил:

– Курить есть, братишка?

– У меня нет, у того вон есть.

– Свистишь? – встрепенулся он. – У кого?

– Вон у бородатого. Вернее под ним.

Парень в два прыжка оказался у бородатого, отодвинул его в сторону и радостно оскалился, обнаружив пачку:

– Есть контакт!

Вернувшись ко мне, он поудобнее устроился на небольшом плоском булыжнике, вытянул ноги и медленно, явно растягивая удовольствие, закурил.

– Кайф, – выдохнул он, выпуская кольца дыма изо рта. – Скорей бы настали дни, которые хочется прожить бесконечно.

– Слушай, развяжи, а?– жалостливо обратился я к нему.

– С какого перепугу? – спросил парень, не отрывая глаз с тлеющего кончика сигареты.

– Неудобно же.

– Неудобно шубу в трусы заправлять и спать на потолке. Остальное все удобно. Так что не умничай, Герасим. Все пучком.

«Во жлоб,» – подумал я.

– Зачем ты мне сдался? – продолжил солдат. – Развяжу, а ты меня бульником по чайнику шмякнешь. Да? Так что лежи и не вякай.

– Да ничего я тебе не сделаю. Отпусти, а? – взмолился я.

– Конечно не сделаешь... пока связанный. Так какой сейчас год, говоришь?

– Девяносто третий.

Парень, ничего не сказав, докурил сигарету, щелчком отправил окурок в сторону джипа и закурил по новой. Я поерзал и, устроившись поудобней, внимательно рассмотрел его странный внешний вид. На одной ноге парня был короткий сапог со шнуровкой сбоку, серый от пыли и донельзя стоптанный, на второй красовалась кроссовка «Найки», тоже серая и стоптанная, с проволокой вместо шнурков. Бледно-зеленые штаны, порванные во многих местах, были похожи на одну сплошную дырку или на устройство для эффективного проветривания нижних конечностей. Завершался костюм новеньким синим бронежилетом со множеством карманов и карманчиков, накинутым на голый торс. Тело, проглядывавшее сквозь отверстия одежды, было сухим и жилистым. Левой рукой, замотанной грязными бинтами, он придерживал ручной пулемет. В правой кроме сигареты ничего не было. Волосы, выгоревшие добела, топорщились короткошерстым ежиком. Лицо с облупленным носом, усеянным веснушками, было лицом пацана-хулигана из соседней подворотни. Откуда он тут взялся? Когда разглядывание надоело, я предпринял очередную попытку подняться. Удивительно, но у меня получилось. Сопровождаемый насмешливым взглядом парня, я с трудом встал на ноги и огляделся. Пейзаж оказался таким же гнусным, что и при разглядывании лежа – камни и камни. Впрочем, где-то у самого горизонта простирались пески. Привезли меня из тех краев. Я посмотрел в другую сторону. Оттуда доносились звуки боя – одиночные выстрелы, автоматные очереди, стрекот пулеметов, разрывы снарядов. Меня везли в том направлении, но тащиться туда не с руки, напиться вряд ли там дадут, а вот пристрелить могут запросто. В какую же сторону идти, чтоб вернуться домой?

– Смотришь куда пойти? Ну-ну, – усмехнулся парень.

– А чего? Куда-нибудь выберусь.

– Никуда ты отсюда не выберешься. Я здесь с восемьдесят второго болтаюсь, одиннадцать лет уже, и никаких путей назад не нашел.

– А что это за место?

– Никто не знает. Никому неизвестно. Ясно одно – это самая большая жопа, в которой можно оказаться. Причем жопа на века.

– Как на века?

– Так. Я бы сказал – безвылазная антижопа. Вход есть, выхода нет.

– Не может быть.

– Здесь все может быть. Да ты пригнись, а то заметят еще. Внимание лишнее ни к чему.

Я послушно присел рядом. Парень покосился на мои связанные руки, хмыкнул, сплюнул, улыбнулся:

– Что-то потрепаться тянет. Как тебя зовут?

– Рома.

– Меня Антоном. – Он опять внимательно посмотрел на меня и спросил: – Помнишь, как здесь оказался?

– Да. В метро ехал.

– Чего?

– В метро ехал.

– Ну ты сказанул. В первый раз такую байду слышу. А я вот с войны сюда попал. – Антон помолчал, потом важно добавил: – Про Афган слышал?

– Конечно.

– И чего ты слышал? Про сады дружбы по радио? Нет, зема, там была натуральная война. – Антон ухмыльнулся. – Хех, про Афган он слышал.

Антон замолчал. Внимательно разглядывал выпускаемые кольца дыма и, похоже, сосредоточенно о чем-то важном думал. Когда сигарета дотлела до фильтра, он щелчком отправил окурок в сторону джипа, потом высыпал из пачки сигареты, разложил перед собой, выровнял и два раза пересчитал. «Всего-навсего восемь штучек, бля», – вздохнул и, закурив еще одну, оставшиеся семь вернул обратно в пачку фильтром вниз. Выпустив одно за другим десяток белесых никотиновых колец, Антон сунул пачку в один из многочисленных карманов на жилетке, туда же отправил зажигалку, потом потер ладони об штаны, печально глянул в небо и заключил:

– Жизнь говно.

Я тоже посмотрел вверх. Ничего, что могло поспорить с Антоном, там не было. Противные коричневые облака и красные прогалины между ними. Я сочувственно вздохнул в унисон умозаключения, услышанного не впервые и, более того, полностью созвучного моему мироощущению.

– И вообще, все – говно, – Антон довел мысль до логического конца. – Хочешь узнать, как я здесь оказался?

– Ага, – согласился я с тайной надеждой, что Антон меня, как благодарного слушателя, в конце повествования развяжет.

– Тогда слушай сюда. Все равно делать пока нечего. Э-э… Чего это я?… А, вспомнил. В общем…