В понедельник я умер

В понедельник я умер, сгинул, пропал. Наповал убил Серега, бестия-проныра, знавший всё про всех и уличавший во всём за глаза.

Ворвался бурей в комнату:

– Ромка, подъем! Помнишь Валерку Рославского? Вчера грохнули! Кинули гранату в ноги! Взорвали на хрен!!! Анька в его конторе работает. Опер приходил, сказал, что Валерка такими делами ворочал, мама дорогая! Во, как!

– Чего?

– Анька, подруга моя, утром заходила. Рославский капут, аллес ферботен! Аннигилировался. Сосед твой! Забыл, что ли?

Не забыл. Хорошо помнил. Парализованный вестью лежал на кровати, смотрел в потолок.

Серега, не дождавшись осмысленной реакции, умчался. Я перевернулся на бок. Все рухнуло и замерло. Погибло навсегда.

Ангел-хранитель, явившийся позавчера в желтой рубашке и посуливший избавление от проблем, подбит на взлете. Я представил картинку из военно-художественного фильма. Валерка сидел за штурвалом пылающего истребителя, кричал: «Иду на таран!», орал про раскудрявый клен зеленый*. Грохот снарядов и разрывы бомб оглушали. Затуманившимися от слез глазами я видел, как Валеркин истребитель пикировал на колонну «Мерседесов», из которых выпрыгивали турецкие султаны и чеченские сепаратисты*.

Нет.

Не могло такого быть! Было отчаянно жаль Валерку и еще отчаянней жаль себя.

Я закусил губу, чтоб не взвыть от обиды, зажмурился, сосчитал до ста... до двухсот… трехсот… на полутысяче разлепил веки и долго смотрел в потолок.

Вспоминал последние Валеркины слова о сущности жизни. Он прав.

Жизнь ничем хорошим не была. Светлого и воодушевляющего не сулила. Я закрыл глаза и представил будущее. Предстояло долгую жизнь работать инженером во вниичегонибудьзабудьнавек, изнывая по будням с расчетами, а по выходным с банкой пива на столе. Свадьба подоспеет – пупсик на радиатор, майонез в салатик... Детишки пойдут. Вырастут. Уедут. Тоска.

Надо вставать.

Вставши потер ноющую коленку. Вопящий копчик тереть остерегся. Надел джинсы, футболку. Глянул в окно, перевел взгляд на холодильник, на стол. Ага! Вспомнил слова Сереги, что заходила Аня. Значит, пили чай и должны остаться пряники-пироженки. Более того, Серега жил в одной комнате с Юрой Шако, подрабатывавшим сторожем в той же конторе, что и я. Затеплилась надежда, что Юра знает подробности моего увольнения. Например, выходное пособие или зарплата за пять смен, честно отдежуренных в июне.

Ничего обнадеживающего не услышал. Приговор был прост как вжик барашка в гильотине*: с работы выперли. Юрок, только вернувшийся с дежурства, предупредил: «Если там появишься, Пашка из тебя котлету сделает и под плинтус запинает. Не ходи. Я бы не рискнул.»