Без четверти четыре заняли места

время чтения - 8мин.

26 июня 1993 года
суббота
16-45

Без четверти пять заняли места за столиком, где беседовали с Анастасией Игоревной ранее. Я погрузился в штудирование меню, на этот раз левых столбиков. Тимофей зашуршал пакетом, поправил, звякнул, брякнул, переложил на соседний стул, замер в ожидании сделки. Жорик посматривал на часы, сначала молча, потом комментируя:

– Так, уже шестнадцать пятьдесят. Нехорошо.

Потом было хреново по причине шестнадцати пятидесяти пяти и совсем херово по причине семнадцати ноль-ноль.

В семнадцать ноль пять Жорик вскочил и пропал. Мы с Тимофеем переглянулись. Понятно, что Жорка нервничал в ожидании покупателя. Я тоже чувствовал себя не в своей тарелке. И Тимофей, надо думать, томился долгим сидением без результата. 

Захотелось принять облегчающее участь и при этом не бьющее по карману. В меню таким требованиям соответствовало пиво.

Я огляделся, встретился взглядом с барменом. Тот, большой физиогномист, кивнул в сторону пивных кранов. Я ткнул пальцем в логотип «Хайнекен». Через пару минут принесли две поллитровых кружки.

Тимофей, не сменив напряженно-выжидательной позы, решительно отказался. Я поерзал, устраиваясь поудобней, и, смакуя каждый глоток, так же решительно приступил к употреблению.

Даже лучше получалось. Вторая кружка достанется временно отсутствующему Жорику, о котором на пару минут забыл. А вот и он, летящей походкой вернулся в ресторан. Облик разительно сменился. Выглядел подтянутым, решительным и сосредоточенным, как царь Петр в стихе про Полтаву – с сияющим взглядом, ужасным ликом и быстрыми движениями. Весь, как божия гроза*.

Хм. Вместо Меньшикова либо Шереметева вслед за Жориком ввалился сухой мужчина средних лет, казавшийся смутно знакомым. Оба в один сек метнулись к угловому столику у окна и оп! расположились друг напротив друга, сидя на стульях в позе бойцов, готовых начать хорошую драчку. Жорик выступил не в бровь, а в глаз:

– Ну так че? Я не понял.

– Я тож не понял. Че как?

Пауза длиной в вечность ввергла меня в состояние сверхнапряженного ожидания, а Тимофея – в… в… … не понять – поисковик мельтешил на периферии зрения и пытался исчезнуть в каждом из четырех измерений* ресторанного пространства.

– Пока ни че. А дальше че, решай сам, Чича… – меня с Тимофеем Жорик не замечал. Привстал, нагнулся, завис над столом, словно пытаясь забодать собеседника, и вполголоса добавил нечто неслышное.

– Ты кто такой, чтоб так со мной разговаривать? – взорвался незнакомец по имени Чича, готовый растерзать Жорку голыми руками.

Жора вернулся в исходное положение и встретил Чичин вопрос кривой ухмылкой:

– С какой целью интересуешься? Не вопрос, назад перемотаем, тебе ответят.

Чича махом погрузнел, осунулся, замолчал на подступах к задумчивости: озаботился рукавом рубашки, теребя его как Джон Энтвистл* струны. Показывал, что сначала мелкие проблемы обкумекает, а потом перейдет к крупным...

Тимофей засуетился. Приподнялся, присел, дернул пакет с товаром, закинул под стул напротив, вскочил, отскочил от стола, подскочил ко мне, прямо в ухо отчаянно заикаясь, жарко прошептал: «Эт-т-та. Вот-т-тт. Я а-а-атойду м-м-минут на п-пять. П-п-пакет пусть б-будет зд-зд-здесь. Если что, я д-д-д-дденьги через А-ааандрюху зз-з-за-ззаберу…» и был таков.

Я кивнул.

 

К Чиче вернулась способность говорить. Над угловым столом забурлила тихая, еле слышная, но энергичная речь о зоне и воле, хозяине и бродягах, лишениях и обещаниях, а также о статьях и сроках огромных, которые довелось мотать Жоркиному собеседнику, этапах длинных, централах злых и прочих коллизиях, невыносимых, жестких, бесконечно далеких от меня, но имевших прямое отношение к миру криминала.

Ну вот!

Для полного счастья не хватало пистолета в черном пакете рядом и уголовника, мрачного нервического, за столом в пяти метрах.

Прошло полчаса. Наплыва посетителей не наблюдалось, но из-за музыки, позвякивавшей в колонках под потолком, тишина гробовой не казалась.

Звенели гитары, бурчали басы, суетился хайхэт, ухала бочка*. Жора излагал собеседнику правила и условия, мне непонятные. Чичина речь доносилась еле слышно.

Я догадался передвинуться поближе к беседующим. Сделал вид, что пересаживаюсь к кружке пива, предназначавшейся Жорику, развернулся вполоборота, отхлебнул чуток для вида, навострил ухо... теперь слышал почти все, о чем толковали за угловым столиком.

Там Чича крепостной стеной стоял на том, что получил волю без сук. Остальное не колыхало. Жора буром пёр, убеждая, что воля исполнится при условии: хотя бы вполуха слушать правильные советы. Чича отнекивался и твердил, что коммерсов на его долю хватит, без воздуха* не останется, а остальное – забота Жоры. Страсти накалялись, речь становилась громче и четче. 

– Пойми, – напирал Жорик. – Пять лет прошло*. Все изменилось. Напрочь. Отвечаю, сейчас на характер никого не возьмешь. Деловые давно прикручены, на успех рвануть не получится. Не статья в кодексе будет, а чисто конкретный наезд на своих. И разбираться с тобой будет не ментовка, а серьезные ребята, на которых ты наехал. Сейчас все коммерсы под крышами. Тебя такие же, как ты, накроют за то, что их лавэ подрезал.

– Я – правильный жулик, в пределах! И крысой никогда не был!

– Ну и че упираешься, раз правильный? Сейчас твое время пришло. Время правильных. Я подскажу, что делать надо.

– Сам разберусь.

Жорик замолчал, похватал воздух ртом, прокашлялся, взъерошил макушку и выложил последний аргумент:

– Если будешь упираться, Веруню не видать.

– Рыжую?!! Нет! Обещали ж… Не-е, так нельзя. Я отказываюсь.

– Читай договор. Статья сорок два, примечание пять. Там расписано. Или не читал? Так я напомню. Желания, касающиеся других людей, к исполнению принимаются при соблюдении условий, оговоренных дополнительным соглашением. Бричка, хата, все дела – гарантировано, а что касается не тебя лично – прописано в примечании. Если ты в отказ, то мы твои хотелки вертим на колесе обозрения в горьком парке*! Вера сама решит, кому отсасывать, а кого динамить. Мы тут не при делах.

Жорик достал из-под стола пачку листов формата А-4. Я при знакомых словах чуть со стула не свалился.

Как я мог забыть и не вспомнить! Этот уголовный Чича – точно он! – катался по огромному шару на автомобиле в поисках рыжей/Вероники Сергеевны без трусняка.

Во дела!

Чича, как и я, заключил договор и теперь обсуждал с Жориком, каким образом будут исполняться его пожелания и прихоти. Я навострил ушки на макушке как можно чутче, но ничего не расслышал. Рядом грохнул стул об пол. Я вздрогнул, подорвался сапером-недоучкой и расслабился, увидев присаживающегося Тимофея.

Поисковик ткнул указательным пальцем в угловой стол, мол, че-как? Я неопределенно пожал плечами. Тимофей оттарабанил пальцами по столешнице «Дым над водой» и дал бармену знак: «Наливай!»

Принесли еще два пива. Залпом осушив бывший Жоркин бокал, я приступил к третьему за вечер.

В голове подсвистнул ветерок, зашуршали шорохи, зашевелились тени. Музыка, звучавшая над головой, растворилась в пульсации кровотоков, омывавших черепную коробку. Меня повело в сторону. Я облокотился об стол, удивленно зафиксировал состояние опьянения и сам себя оправдал – не завтракал, обедал кашкой, ничем не закусывал… повело… развезло… бывает...