Доехали до развилки, снизили скорость

25 июня 1993г.
пятница
17-25

Доехали до развилки, снизив скорость до пешеходной. Не помогло.

Пузатый гаишник махнул жезлом. В белой «семерки» за ним сидел второй блюститель порядка в бронежилете с автоматом на коленях. Очень эффектно сидел. Дверь распахнута настежь, и воинственный вид вызывал уважение к органам правопорядка.

Взмаху полосатой палочки подчинились.

Мент вразвалку подошел к Жоркиному окошку и, небрежно козырнув, пробормотал под нос: «Капитан Бмбмбмумов, а предъявим-ка документики». Жорик выскочил из машины и затараторил:

– Слышь, кэп. Документы с утра с барсеткой сперли. Вот еду заявлять. Отпусти, командир, а?

– С утра сперли, говоришь? Сейчас посмотрим, чего у тебя сперли, – капитан глянул в салон, скользнул взглядом по мне и снова к Жорику: – Хороша тачка. Номера помнишь? Э-э-э, стоять, не подглядывать.

Жорик, удрученно сопя, принялся изучать свои казаки.

– Значит, говоришь, с утра сперли?

– Барсетку с документами, – просипел Жорик.

– И едешь заявлять? – продолжал глумиться капитан, обходя машину по часовой стрелке: – Помочь не надо, уважаемый? Давай сейчас заявим по рации?

– Можно и заявить. Но какой смысл? Давай лучше договоримся?

– Договориться, значит? А зачем? Хозяин, наверное, мечется, бричку ищет. Премию объявил, а? Большая премия должна быть. Хороша ласточка.

– Не будет премии. Хозяин в Гамбурге давно страховку получил. Легко пробить. Зачем меня сажать?

– Для плана, для галочки. А как ты хочешь договориться?

Жорик показал капитану пачечку рублей. Тот мельком глянул и хлопнул Жорика по плечу, расхохотавшись:

– Ты чего, мальчик? «Запорожец» угнал, что ли? Или денег жалко? Если жалко, то тебя учить надо. На лесоповале. Время на учебу будет, года два-три.

– Да не жалко, просто больше нету.

– А куда лезешь без денег? Тебя точно надо сажать, чтоб поумнел.

Жорик сник, скукожился... встрепенулся, начал рыться по карманам и карманчикам. Через минуту из подмышек выудил увесистый перстень, усыпанный сверкающими камнями – брызги прозрачных слез на солнце.

– Миллионы стоит, – полюбовался игрой самоцветов Жорик и вручил перстень капитану. Тот взял драгоценность в руки, поднес к носу и вгляделся в лучезарную игру камней.

– Фианит? – недоверчиво покосился на Жору.

Тот обиделся:

– Я что, на цыгана похож? Фамильные бриллианты.

– Где спер?

– В совке такого ни у кого нет. В одном испанском музее предок взял на память, давно, еще до революции. На обратной стороне, смотри, рыцарский герб выдавлен.

 Капитан повертел перстень в руках и сунул в карман:

– Ладно, валите, чтобы я вас больше не видел. Пешком валите, тачка останется.

Жорик ухмыльнулся, меня попустило. Капитан обратился к напарнику в машине:

– Санек, сообщи дежурному, обнаружена брошенная «Ауди-100». Подозрение, что угнанная. Пусть узнают, поступали заявления об угоне или нет...

– Что теперь? – спросил я Жорика, покинув автомобиль и перейдя на другую сторону улицы к троллейбусной остановке. Как стало понятно, переквалифицировался в пассажира общественного транспорта.

– Не знаю. Прав был Федор – кататься на паленых тачках без документов хорошо в краткосрочной перспективе, пара дней максимум. Сейчас на рогатом поедем, подумаем о долгосрочных.

– А что за перстень менту отдал? На самом деле стоит тысячу баксов?

– Больше. Значительно больше. Да ты не парься. Перстенек не простой, а оборотный. Сменит пять-шесть владельцев и назад вернется.

– Чего?

Жорик странно улыбнулся и пояснил:

– Пятый или шестой владелец перстня сам вернет. Перед смертью. Ну, может, седьмой. Десять было бы лучше. Рекорд – тринадцать. Вот только даже до восьмого добить не получается. Тяжелые времена, ничего не спланируешь толком…

Какой-то бред. Странный он, этот Жорик, и взгляд у него бездонный, пугающий. Стало ясно – этот человек, это существо не шутит. Оно знает все, и место его не здесь, на этой земле, а там, под сверкающим красным небом...

Брр-ррррр!

Я покрылся гусиной кожей, стало холодно и неуютно.

– Не жмись! Пока не до тебя, – Жорик легонько щелкнул меня пальцем по носу, выведя из состояния оцепенения. – Черкану кой-чего, пока троллейбус не подъехал.

Жорик вытащил из заднего кармана джинсов блокнотик, замызганный до крайней степени непотребства, без обложки, с лохматыми листиками в пятнах, кляксах и каракулях. Извлеченной из нагрудного кармана авторучкой начал черкать и приговаривать: «Так, Храпченко пошел… Красного переносим на завтра… Вот сюда Игорька и Петровича… Так, тут опять Петрович, убираем… Танюху вписываем… Так-так-так…»

 Я глянул на противоположную сторону дороги.

Милиционер-пузан бродил возле «ауди», напарник восседал в «семерке», не сменив позы. Ничего интересного. Я перевел взгляд на проезжую часть. Ага, троллейбус подъезжает к остановке. Интересно, какой маршрут? Наш?

Жорик перестал множить каракули, глянул на троллейбус и кивнул: «Наш!». Мы загрузились в салон, наполненный на три четверти. Я примерился, как бы получше занять место у заднего окна, меж двух мешочников, но опоздал. Наглец и нахал Жорка согнал с сидений тинэйджеров: «А ну, кыш, пионеры. Уступите место инвалиду, не видите, нога деревянная?», после чего позвал меня, объясняя окружающим: «У него тоже деревянная. Опаздываем на слет инвалидов.»

Я чуть не сгорел со стыда, но что это? Легкий укол в затылок подтолкнул меня к Жоре, и я, почесав ногу: «Зудит, не умеют протезы делать», уселся рядом.

– Интересное здание. Кажется, мутил тут кооперативчик года три назад, – через пару остановок изрек Жорик.

За окном высилось строение, похожее на учреждение науки: пыльное, унылое, с колоннами дорического ордера* и витиеватыми финтифлюшечками по фасаду.

– В твоем списке значится?

– Не знаю, – пожал я плечами.

– Сейчас проверим, – Жорик порылся в карманах, извлек три мятых листочка и подмигнул: – Никогда не выкидывай черновики. Пригодятся.

На полминуты погрузился в изучение моих давешних записей, заключил:

– Если это не НИИФизматнаук и там директор не Вячеслав Александрович, значит, сегодня не наш день. Выходим!

День оказался наш. Директорствовал в запыленном заведении Вячеслав Александрович Копьев, встретиться с которым, как объяснил вахтер преклонных лет, никак не можно по причине позднего времени. Мы вздохнули, а сотрудник охраны поинтересовался: «А вы, собственно, кто такие?»

Жорик, не смутившись пред бдительными очами вахтера, ответствовал:

– Забыл, отец? Я тут до перестройки умственным трудом занимался. Не помнишь? Ну да ладно, к Лексанычу в понедельник заскочим. Заявку на проход как раньше оформлять?

– А то ж. Порядок как всегда, – дед выпятил гордую грудь, как будто поддержание порядка исключительно его прерогатива.

Вернулись домой поздно. После разговора с милицией я чувствовал себя напряженным и слегка напуганным.

– Не переживай. За соучастие впаяли бы трюльник условно, и стал бы авторитетным предпринимателем, – успокоил меня Жорик. – Не бери в голову. Тут поважнее дела начинаются. Кольцо в путь отправилось, через пару-тройку дней вернется. А что это значит?

– Что?

– Начинаем новый блокнотик вести. Понял?

– Не понял.

– Спать иди. Потом поймешь. Эх, молодо-зелено. Ну что вылупился? Давай иди, баюшки-баю, отоспись. Завтра тяжелый день.

Я пожал плечами, разложил постель и завалился спать. Сквозь сон доносились восклицания, междометия и прочие звуки. Жорик бурлил эмоциями при переносе записей из старого блокнота в новый.

Меня волновало другое. Я засыпал с надеждой на новый день, который принесет деньги и покой, превратит несчастного Ромку в счастливчика Романа, сыто щурящегося на мельтешение у ног. Может, не зря продал то, что в сущности не нужно. Додумать не успел, уснул…