Лицо показалось

26 июня 1993г.
суббота
17-40

Лицо показалось знакомым. Я даже гадать не стал. Глянул на мужика, подсевшего за наш стол, и вспомнил пассажира, выбивавшего дверь в вагоне.

– Знакомьтесь. Это Роман, мой товарищ. Это Анатолий Степанович, хороший мужик.

Пришлось четвертый раз за день бурчать «Очень приятно». Услышав в ответ «Подожди там», я подскочил, ударился бедром о край стола и в пять болезненных шагов переместился за соседний столик.

Уф.

Сфокусировал взгляд на происходившем. Уяснил, что Анатолий Степанович был не «просто хороший мужик», но самый главный среди сновавших. Массивный дядька в возрасте под сорок напоминал плюшевого медведя, не бурого, но белобрысого. Эдакий Винни-Пух, постаревший, поседевший и покрасневший

Подходившим к столу ментам указывал, что делать, на прочее не отвлекался. В сторону Анастасии Игоревны, подскочившей с вопросами, даже не глянул. Отточенным движением вынул из кармана корочки, описал ими в воздухе окружность, в верхней точке которой корочки распахнулись, а в нижней – захлопнулись и вернулись на место, в карман. Бухгалтершу под локоток отвели в сторону. Это постарался немногословный сержант, вокабуляр* которого ограничивался фразой: «подождите, вас вызовут». Фразу сержант повторял всем гражданским, томившимся в зале и даже бригадиру медицинской бригады, нарисовавшейся минут через десять после милиционеров.

Я огляделся и обнаружил кучу народа – поваров, официанток и прочих, не идентифицированных, рассевшихся за столами как школьники. У столов ходил сотрудник и выдавал каждому лист бумаги. Я тоже получил листок, огляделся в поисках ручки. Перевел взгляд на Жорика, тихо и медленно излагавшего Анатолию Степановичу канву событий.

Наладив слух почутче, попытался запомнить Жоркину интерпретацию. Получалось, что он заскочил с товарищем-свидетелем, то есть со мной, перекусить, пригубили пиво, даже салат не принесли, как в зал ворвались четверо мужчин плотного телосложения, роста выше среднего, без особых примет. Выказывая друг другу личную неприязнь, мужчины проследовали мимо. Потом послышались звуки, похожие на хлопки лопнувших шин. Всего лопнуло четыре шины, как и положено на нормальном автомобиле. Не больше. Салатов с горячим не принесли. Что за автомобиль и почему покрышки оказались некондицией – не в курсах. Сам в изумлении, теперь сидит здесь, дает показания. Все.

Анатолий Степанович кивал, вздыхал и помечал в листочке. Как только Жорик замолчал, отложил ручку в сторону и уточнил:

– Это все?

– Типа, да. Для протокола достаточно.

Милиционер переместил листок в папку, захлопнул, щелкнул застежкой, глянул на Жорика. Давал понять, что пришло время для пары слов без протокола. Жорик наклонился поближе и вывалил махом:

– Смотри, Толян, дела такие. Трупы во дворе – местная крыша. Кабак к ним прикручен, ля-ля тополя. Что-то вроде стрелки было. С кем они встречались, тебе лучше знать. По ходу твои кореша мутят. По баллистике дела такие: валили со второго этажа, но зачем тебе этот геморррой? Быки на колени встали и приняли участь от мимопроходящего стрелка. Держись этой версии. И к слову. Быки в стволах нуждались, край! Вчера двух гаишников накрыли. Ты знаешь, ориентировку видел. В общем, «Калашников» и «ПМ» найдешь за теплицей у Красного. Как увидишь свежую грядку, сразу копай. Адрес дачи сейчас нарисую.

Милиционер посопел, рассматривая закрытую папку, потарабанил пальцами по столу. Потом, то ли очнувшись от наваждения, то ли сбросив груз сомнений, вздохнул, встал из-за стола и, косолапя, направился к Анастасии Игоревне, сидевшей рядом с барменом. Взял листки с их стола и принялся читать, морща лоб и шевеля губами.

Жорик вернулся за мой столик, подмигнул:

– Запомнил, что рассказывать?

– Примерно.

Жорик хмыкнул, достал из кармана новенький «Молескин»*, сделал пометку с комментарием: – Анатолий Степанович Вырубов, майор. Хочет стать генералом. Ни хрена не станет, пока операми командует. Надо в центральный аппарат двигать, а как? Он же тупой как бампер. Надо думать.

Развернувшись вполоборота к Анатолию Степановичу, Жорик прислушался к далеким допросам.

Милиционер зачитывал показания, задавал вопросы по зачитанному, перезачитывал. Главбух и бармен, путаясь и сбиваясь, медленно подбирая слова, отвечали. Сюжет в общих чертах совпадал с Жоркиным за исключением незначительных деталей. В частности, возможно, мужчин плотного телосложения было пять. Да, убитые определенно посещали заведение раньше, но ничем особенным не выделялись… Нет, происшедшее объяснить возможным не представляется, никаких предположений не имеется, нет, нет, нет… Никто ничего не видел, не слышал и все такое прочее не наблюдавшееся…

Выслушав скупые на подробности показания, Анатолий Степанович вернулся к нашему столику, постоял, рассматривая три кружки пива на столе. Спросил:

– Фамилия у Красного какая?

– Простая. Краснов, – ответил Жорик. Потом вырвал из блокнота листочек и протянул милиционеру. – Вот адрес дачи. Ты к этому делу областных не подключай. Сам действуй. Раскроешь по горячим следам. И не забывай: оглоеды сами друг дружку постреляли. Баллистическую экспертизу нахер! Понял? Оставшихся упакуй недельки на две. Активных полдесятка осталось. Остальные – шелуха. Помаринуй активных в СИЗО и отпусти, чтоб знали кто в городе шериф. От меня просьба: опечатай шалман на неделю. О наших делах потом потрём. Я звякну завтра-послезавтра. Идет?

Милиционер взял бумажку с адресом и, не глядя, переправил в нагрудный карман ветровки, постоял, посопел, будто задумавшись. Я скользнул взглядом по его серым штанам с тонкими красными лампасами. Ничего в одежде не изменилось. Точь-в-точь как в тот злополучный вечер в метро.

Вспомнил суету в вагоне, истерику, выбитую дверь… и меня окутал туман. Внутренности вывернуло наизнанку, толкнуло вверх через пищевод. Я, кое-как подавив волну тошноты, повалился куда-то вбок, но не упал. Жорик перехватил меня и потащил в туалет.