На Плющиху добрались

5 июля 1993г.
понедельник
18-20

На Плющиху добрались с опозданием. На Гоголевском бульваре троллейбус столкнулся с интуристовским автобусом, не объехать. Кое-как перестроились, вывернули переулками на Знаменку и там простояли минут сорок – важный чин покидал Кремль. Полтора часа спустя, поплутав переулками в Хамовниках, въехали во двор трехэтажного особняка, только отреставрированного: блики солнца на медной крыше и неба синь, отраженная черным в матовых окнах на желтых стенах. Хм. Двор впритык уставлен, утрамбован иномарками, ни одного «Жигуленка», «Москвича» или «Волги».

Жорик оценил отсутствие места для парковки, как выдающийся знак, пробормотал: «Учись студент! У нас должно быть так же!» и вписался в микроскопический просвет меж двумя машинами у забора.

Мы прошли к парадному входу с видеофоном. Пока я томился в ожидании открытия двери и позировал в глазок видеокамеры, Жорик рассматривал огромную иномарку:

– Что за крокодил?

В три шага подскакивал к багажнику, глазел на шильдик, недоумевал: «Эге-ге, «Шевроле Каприс*». Антоха с дуба рухнул. В какой пень такой тарантас? Ему «Кадиллак Девиль*» месяц назад пригнали…»

Через минуту дверь открыли, не спросив исходных данных.

Мы оказались в холле с аквариумами под пальмами в кадках. За столиком сидел охранник, ткнувший пальцем в конец коридора: «Туда».

Там была лестница.

Поднялись на второй этаж и, миновав пустую приемную, оказались в огромном кабинете. В дальнем углу под российским триколором за письменным столом без единой бумажки на столешнице сидел Антон, воин-интернационалист из красных песков.

Антон при костюме и галстуке натурально восседал в кресле и дымил сигарой, поглядывая в натуральное чудо из чудес – телевизор «Грюндиг*» с метровой диагональю и новостями по спутниковому ТВ на иностранном языке.

Жорик обменялся с Антоном энергичным рукопожатием, я ограничился вежливым кивком. Антон кивнул на дюжину стульев перед столом и побуравил меня взглядом. Я похолодел, отвел глаза в сторону, углядел в шкафу подставку с правительственной грамотой, которой награждался Фонд помощи ветеранам спецподразделений каких-то… мудрено написано… спецчастей. Бочком передвинулся к дальнему стулу, присел на краешек, глянул в окно. Нет. Все прилично. Хамовники, Москва, наше время.

– Каприс по чем? – Жорик приступил к расспросам.

– Пятнаха, – кратко ответил Антон.

– Ахуеть! Зачем?

– По приколу.

– В жопу такие приколы. Такая бурбухайка – западло на колесах. Мы на мурзе к тебе полтора часа щемились, а на такой барже три часа пылить. Ни протиснуться, ни проскользнуть.

– Сам ты баржа. То, что надо для Москвы. Не едет, а плывет. А на пробки мне насрать. Надо дороги знать, а не ломиться, как додик с компасом, по прямой. По Садовому щемился или по Бульварному?

– Бульварному.

– Лошара! Ко мне надо ехать по набережной. С Савинской сворачиваешь на Тружеников и через пять минут тут.

Антон чуть повозился с сейфом и оп! на столе появились три фужера и бутылка коньяка.

– Че за клоповник? – Жорик глянул на этикетку, разочарованно протянул. – «Отард». Даже не слыхал о таком. Палево?

– Деревня! О чем ты, кроме спирта «Рояль*», слыхал? Настоящий французский коньяк, не «Наполеон» из польского сарая. Прямые поставки из провинции Коньяк! – Антон разлил поллитру по фужерам, пригубил, затянулся сигарой, выдохнул: – Вещь!

Я вспомнил, как он затягивался сигаретой в песках, приговаривая: «Вещь! Скорей бы настали кайфовые денечки, которые хочется прожить бесконечно».

Сомнений нет, Антон достиг мечты. Кайфовые денечки наступили. Я вздохнул, взял фужер, отхлебнул. Напиток не понравился из-за резкого вкуса, неприятного до спазмов, вгонявшего в тоску от воспоминания недавних пьянок. Жорик погонял жидкость по стенкам фужера, нюхнул, сделал глоточек, посмаковал, глотнул, кивнул: «Ништяк!» Потом подошел к окну, глянул на дворик и поинтересовался у Антона:

– А «интерпидора*» куда дел? Че-то не вижу.

– Да ну его. Не машина, а драндулет. Сдал за чирик. Я себе «Гэмээс Сабурбан*» заказал. Обещали до осени подогнать. Вот это тема. Рассекать по говнам не по-детски! Ты на чем?

– На «Мерине».

– Лошара. У немцев не машины, а инвалидки. И стоят до хрена. Лучше «американок» нет. Хочешь, «Краун Викторию» по дешевке скину? Больше «шестисотого» на полметра, а стоит в четверть. Я не разобрался, взял сдуру, а у меня такой же «Гранд Маркиз*» стоит.

– Не хочу. «Мерседес» – это имя. А «Форд» – шарабан для фарцы.

– Это «Мерин» – шарабан. Ты знаешь, что «Краун» является официальным полицейским автомобилем в Штатах?

– А ты знаешь, что «Мерседес» – официальный автомобиль у Ельцина?

– Гонишь! Он на «Зиле» ездит.

– Сам ты на «Зиле» ездишь, на сто тридцатом…

Автомобильный треп Жорика и Антона продолжался минут десять. Никаких точек соприкосновения они не нашли, остались при своем. Добавили в фужеры по полтораста из следующей бутылки и перешли к обсуждению вопроса, по которому все мы здесь сегодня собрались*.

Потягивая коньячок, самым подлым пенсионерским образом – заторможено, с остановками на обсуждение погод, самочувствия и пустых мелочей – Жорик с Антоном пересекли по диагонали кабинет, утрамбовались на диване у окна и, продолжая невесть откуда возникшее пенсионерство, помянули восемь распрекрасных лет, обматерили Горбатого с Елкиным, помолчали, глоточками попивая коньяк... повели разговор о возможном сотрудничестве.