Наутро, в десять ноль-ноль

13 июля 1993г.
вторник
10-00

Наутро, в десять ноль-ноль я слонялся коридорчиком, не решаясь куда-либо зайти. Вместо воздуха стояла густая пыль, конец коридора скрывался в мареве, повсюду строительный мусор. Похоже, Жорик сумел договориться с Тимофеичем об улучшении планировки. Тут и там громыхал отбойный молоток, рушились стены, там и тут в обрамлении русских матюков звенела нерусская речь. Жора под руку с седым дядечкой, похожим на бригадира, метался из одного помещения в другой, держа в руках план-схему формата А-0. Раз в минуту сверлил бумагу взглядом и резюмировал: «Так, тут несущая стена. Не трогать! Вот эту картонку сносим на хрен, а тут оставляем. Понятно?»

Минут за десять Жорик разобрался с перегородками и переместился в холл, чтобы высказать пожелания колеровщику – светловолосому парню. У парня Жорик не задержался. Рванул на транспортный КПП, бормоча под нос «гипсокартон», «тигикнауф», «волоколамка» и прочую абракадабру. Я расстроился, вздохнул, побрел во внутренний двор, размышляя, как бы поудобнее подступиться к теме «Лишний человек».

Не получилось. Пробегавший мимо Жорик бросил указание, чтоб Базаров кончал звездой страдать и мчался к Любочке за ключами от актового зала. Это он ко мне обращался, требовал, чтоб к одиннадцати, кровь из носу, в актовом зале стоял стол для собеседования:

– Ясно, Печорин?

– Ясно.

– «Фаталиста» читал?

– Читал.

– Тогда чего сидишь? В путь!

– Попробую…

Сначала неловко, потом уверенно, а в конце легко и непринужденно я выполнил задание на сто. Ключи получил с третьего захода: от Любочки к замдиректора по науке Сергею Константиновичу и потом к заведующей библиотекой Римме Витальевне. Поднялся на третий этаж, вскрыл актовый зал и ахнул.

Со времен, единогласно одобрявших решения партии, ничего не изменилось. На сцене – стол президиума при котором, как положено, трибуна с пузатым графином и гранеными стаканами. За сценой – бархатный занавес цвета спекшейся крови. Справа вверху – желто-зеленая аппликация из лавровых листьев, увенчанная ярко-желтыми серпом и молотом. Стоп. Не хватает ленинского барельефа. Сняли. Пятно темное осталось.

Значит, кипели здесь страсти по межрегиональной депутатской группе, демократическим фронтам с координационными советами и обществу «Мемориал». Возможно, самоличной персоной Сергей душечка Станкевич* держал речь перед мечтателями перемен, шла отсюда воодушевленная интеллигенция сначала на миллионный митинг в луже, потом на баррикады к Белому дому...

С трудом согнал наваждение. Сегодня, сейчас халява не пройдет! Счастье не упадет на голову, как перезревший фрукт. Надо действовать! Времени в обрез.

В момент поднялся на сцену и на раз-два-три отодвинул трибуну за кулисы, скинул кумачовое покрывало со стола президиума, оценил, прикинул, расстроился. Убого. Криво. Пять обшарпанных столов и десяток стульев. Вернул кумач на место. Римма Витальевна, заглянувшая в актовый зал, всплеснула ручками... Нет, показалось, примерещилось. Ничего не сказав, никаких чувств не проявив, дама постояла, развернулась и покинула помещение.

Я последовал ее примеру. Пошел к Жоре отчитываться о проделанной работе.

После отчета узнал, что Жора взвалил на себя функции отдела кадров, а на меня – функции секретариата. По его указке сбегал к Любе, составившей список кандидатов. Под диктовку записал данные – ФИО и номера контактных телефонов. Вернулся в библиотеку, где в закутке за стеллажами с позволения Риммы Витальевны устроил рабочее место.

Терзал телефонный аппарат, вызывал на собеседование. Потом мчался в актовый зал, выдавал бланки анкет только что прибывшим аппликантам, следил за правильностью заполнения, потом скатывался двумя этажами ниже, вырывал Жорика из строительной кутерьмы и тащил в актовый зал для тихой, проникновенной беседы с соискателем. Оттуда несся в библиотеку, к телефону… Уф!!!

В семь вечера суета сошла. День мелькнул суматохой, грудой дел, постепенно стемнев. Контора пополнилась десятью сотрудниками, готовыми заступить на рабочие места со следующей недели. Я закрыл актовый зал, вернул ключ Римме Витальевне. Спустился на первый этаж и обомлел, обнаружив руины. Строители сокрушили все стены, какие можно, полученный мусор оставили потомкам в назидание, а сами скрылись в глубине веков... Чу! из дальнего угла донеслась зычное: «а потом выносить на улицу». Застучал отбойный молоток. Жизнь вскипела, строительные работы возобновились. Я развернулся и направился во внутренний дворик, в курилку. 

Минут через пять Жорик нарисовался в зоне видимости – выскочил из проходной, пробежал мимо за угол здания, подавая знак – "Жди!", пробежал обратно без знаков. То ли погоню изображал, то ли поиски, возможно имитировал бурную деятельность. Достал фляжку, отхлебнул, вернул в карман, скрылся. Во время погони и поисков не бухают.

Я вспомнил, как на дискотеке хлебал из этой фляжки коньяк.

Прошло минут тридцать-сорок и оп! Жорик подхватил меня под ручку, провел мимо проходной, усадил в «Мерин». Сел за руль, завел машину.

Поехали.

Как только выехали на Варшавку, Жорик протянул фляжку: «Хлебни, расслабься, а то не уснешь.»

Фу! Нет!!! Коньяк – не для меня. Знаю точно, с крепких напитков дураком становлюсь! Хотя сегодня особенный день. Я первый раз в жизни выполнил поручение, которое касалось не только меня, но и посторонних людей. Всю предшествовавшую жизнь я делал только то, что относилось ко мне и к моим личным обязанностям. Отвечал в пределах, отведенных моему телу и моему сознанию. Сегодня сделал шаг за границы, очерченные собственной нерешительностью. Я проявил волю и обеспечил процесс по найму персонала. Лично.