Наутро, в десять ноль-ноль

13 июля 1993г.
вторник
10-00

Наутро, в десять ноль-ноль я слонялся коридорчиком. Стояла густая пыль, конец коридора скрывался в мареве, повсюду строительный мусор. Похоже, Жорик договорился об улучшении планировки. Тут и там громыхал отбойный молоток, там и тут в обрамлении русских матюков звенела нерусская речь. Жора с седым дядечкой, похожим на бригадира, метался из одного помещения в другое, держа в руках план-схему формата А-0. Раз в минуту сверлил бумагу взглядом и резюмировал: «Так, тут несущая стена. Не трогать! Эту картонку сносим на хрен. Понятно?»

Разобравшись со стенами Жорик метнулся к колеровщику – светловолосому парню. У парня задерживаться не стал. Рванул на транспортный КПП, бормоча под нос «гипсокартон», «тигикнауф», «волоколамка» и прочую абракадабру.

Я побрел курилку, размышляя, как бы поудобнее подступиться к теме «Лишний человек».

Не получилось. Пробегавший мимо Жорик указал, чтоб Базаров кончал звездой страдать и шел к Любочке за ключами от актового зала. Это он ко мне обращался, требовал к одиннадцати, кровь из носу, стол для собеседования в актовом зале:

– Ясно, Печорин?

– Ясно.

– Тогда чего сидишь? В путь, товарищ Чацкий*!

Сначала неловко, потом уверенно, а в конце легко и непринужденно я выполнил задание на сто. Ключи получил с третьего захода: от Любочки к замдиректора по науке Сергею Константиновичу и далее к заведующей библиотекой Римме Витальевне. Поднялся на третий этаж, вскрыл актовый зал.

Со времен, одобрявших решения партии единогласно, ничего не изменилось. На сцене – стол президиума при котором, как положено, трибуна с пузатым графином. За сценой – бархатный занавес цвета спекшейся крови. Справа вверху – желто-зеленая аппликация из лавровых листьев, увенчанная ярко-желтыми серпом и молотом. Так. Не хватает ленинского барельефа. Сняли. Пятно темное осталось.

Значит, кипели здесь страсти по межрегиональной депутатской группе, демократическим фронтам с координационными советами и обществу «Мемориал». Возможно, самоличной персоной Сергей душечка Станкевич* держал речь перед мечтателями, шла отсюда воодушевленная интеллигенция сначала на миллионный митинг в Луже, потом на баррикады к Белому дому...

С трудом согнал наваждение. Сегодня халява не пройдет! Счастье не упадет на голову, как перезревший фрукт. Надо действовать!

В момент поднялся на сцену и на раз-два-три отодвинул трибуну за кулисы, скинул кумачовое покрывало со стола президиума, оценил, прикинул, расстроился. Убого. Криво. Пять обшарпанных столов и десяток стульев. Вернул кумач на место. Пошел к Жоре отчитываться.

После отчета узнал, что Жора взвалил на себя функции отдела кадров, а на меня – функции секретариата. По его указке сбегал к Любе за списком кандидатов. Под диктовку записал данные – ФИО и номера контактных телефонов. Вернулся в библиотеку, где в закутке за стеллажами устроил рабочее место.

Терзал телефонный аппарат, вызывал на собеседование. Потом мчался в актовый зал, выдавал бланки анкет прибывшим, следил за правильностью заполнения, скатывался двумя этажами ниже, вырывал Жорика из строительной кутерьмы и тащил в актовый зал для тихой, проникновенной беседы с соискателем. Оттуда несся в библиотеку, к телефону… Уф!!!

В семь вечера суета сошла. Контора пополнилась десятью сотрудниками, готовыми заступить на рабочие места со следующей недели. Я закрыл актовый зал, вернул ключ Римме Витальевне. Спустился на первый этаж и обомлел, обнаружив руины.

Строители сокрушили все стены, какие можно, полученный мусор оставили потомкам в назидание, а сами скрылись в глубине веков... из дальнего угла донеслось: «всю херню выносить на хер!».

Застучал отбойный молоток. Жизнь вскипела, строительные работы возобновились. 

Я отправился во внутренний дворик, в курилку. 

Минут через пять нарисовался Жорик – выскочил из проходной, пробежал мимо, подавая знак – "Жди!", пробежал обратно без знаков. То ли погоню изображал, то ли поиски, возможно имитировал бурную деятельность. Достал фляжку, отхлебнул, вернул в карман, скрылся.

Во время погони и поисков не бухают. Я вспомнил, как на дискотеке хлебал из этой фляжки коньяк.

Прошло минут тридцать-сорок и оп! Жорик подхватил меня под ручку, провел мимо проходной, усадил в «Мерин». Сел за руль, завел машину.

Поехали.

Как только выехали на Варшавку, Жорик протянул фляжку: «Хлебни, расслабься, а то не уснешь.»

Фу! Нет!!! Коньяк – не для меня. Знаю точно, с крепких напитков дураком становлюсь! Хотя сегодня особенный день. Я первый раз в жизни выполнил поручение, которое касалось не только меня, но и посторонних людей.

Всю предшествовавшую жизнь я делал только то, что относилось ко мне и к моим личным обязанностям. Отвечал в пределах, отведенных моему телу и моему сознанию. Сегодня сделал шаг за границы, очерченные собственной нерешительностью. Я проявил волю и обеспечил процесс по найму персонала. Лично.

Глоточек можно сделать!