Непонятно. Я не мог

22 июня 1993г.
вторник
10-15

Непонятно. Я не мог ответить на простые вопросы: «Зачем еду с Жориком? Почему не выскакиваю из машины? Не пользуюсь моментом на каждом втором светофоре?»

Удрать легче легкого, но я не решался на поступок, самый важный в теперешней жизни.

Почему? 

Мы томились в пахнущих бензиновым выхлопом, тоской и нетерпением пробках. Тащились по Садовому, ждали смены красного на зеленый... чтобы расстаться с Жориком, достаточно открыть дверь и пуститься наутек.

Почему не удирал? Чего боялся? Ответ, кажется, найден. Меня держал бурый отпечаток ладони, оказавшийся в Жоркиных руках, вернее, в его кармане. В испачканной моей кровью макулатуре заключалась необъяснимая сила. Она скрепляла меня и Жорика.

Или не скрепляла?

Я сомневался. Куча вопросов баламутилась в голове. Что случится, если стяну бумажку? Собственными руками уничтожу? Умру и окажусь в недавнем кошмаре? Обещано, что в случае потери бумаги вернусь туда. Или не вернусь? Может, дрых всю ночь и видел сны?

Кто такой Жорик? Откуда он взялся? 

Я терзался вопросами и не находил ответы. Мучился и страдал от безвестности. Тоской исходил при мысли о возвращении. Наяву видел страшную – с боем, скрежетом и звоном – аварию и себя, расплющенного в мятом салоне авто. Смерть была близко. Она дышала в затылок. Она тянула холодные пальцы. Она смеялась в лицо... Определенно бред сивой кобылы стучал в затылок копытами и ржал...

Прогнал наваждение прочь. Решил не поддаваться панике и дожидаться прояснения обстоятельств.

Теперь подмывало узнать, куда едем и зачем. Захотелось расспросить о конечной точке следования и планах. Чуток поразмыслив, передумал делать и это.

Решил с самого начала расставить точки над «i» в отношениях с Жориком. Показать, что к незаконным деяниям отношусь негативно и впредь пусть соображает, что разрешено делать в моем присутствии, а что нет.

Не откладывая воспитание Жоры в долгий ящик, объявил бойкот за мародерство и вдобавок обдал презрением, чтоб знал, с кем дело имеет.

Объявлял бойкот и обдавал презрением молча: оставшуюся часть пути играл желваками и хмурился. 

Я восседал мрачнее тучи.

Жорик, как заправский летчик-истребитель, крутил головой по сторонам и пялился на симпатичных пешеходок. Ни одну не пропускал без детального осмотра. Насвистывал то «Шизгару»*, то «Пэйнт ит блэк»*, почесывая брюхо. На меня не обратил внимания ни разу.

Когда дотащились до магазина «Людмила»* у Курского вокзала, Жорик сплюнул за окно и сообщил: «Где-то здесь. Чиксы не видать. Малеха обождем». Заехал передними колесами на тротуар и отключил двигатель.

Его окаменевшее лицо ничего не выражало.

Что здесь? Какой чиксы? Зачем ждать?

– А вот и она. Посиди, – скомандовал минуты через две Жорик. Поплевал на ладони, пригладил волосища на голове и, выскочив из машины, устремился к тощей очкастой девчонке в желтом брючном костюмчике. Она только-только появилась со стороны Курского вокзала и встала напротив витрины, зыркая по сторонам. Скользнула взглядом по Жорику, приближавшемуся развинченной походкой, повернулась... Безмерно удивилась, когда Жорик тронул ее за плечо. С таким задрипанным видом к фифам подходить не положено!

Впрочем, Жорику без разницы. Пока девушка приходила в себя, он невзначай повертел отмародеренный пейджер*, вернул обратно в карман, махнул ладошкой в сторону машины.

Ага. Не махнул, а пригласил, оказывается. Направились к машине.

Жорик распахнул правую заднюю дверь. Девушка пискнула в мою сторону «Здрасьте» и, чуть повозившись, расположилась на диване. Жорик трусцой пробежался к водительскому месту, уселся за руль, вопросительно глянул в зеркало заднего вида. Оттуда пропищало:

– Меня зовут Ира.

– Очень приятно, Роман, – буркнул я.

Жорик хмыкнул, завел машину и спросил:

– А ехать куда, Ириша?

Девушка назвала какой-то верхненижнетверской переулок, я подумал: «Ну вот, все бросим и начнем Жориных подружек катать по переулкам». 

Жорик поперек всех правил дорожного движения вырулил на середину Земляного Вала и устремился по встречке в сторону трех вокзалов. Крыл аллегориями неповоротливых чайников, бомбил-тротуарщиков* и паразитов-гаишников, нарушал все возможные правила дорожного движения, то и дело подрезал зазевавшихся автолюбителей и норовил проскочить на красный свет. Домчались до Садово-Черногрязской, свернули наперекор всем разрешающим и запрещающим знакам в центр, прощемились переулками поближе к Кремлю и в итоге остановились возле шестиэтажного дома серого цвета.

– Вот тут, – зашуршала сумкой Ира. – Подождите, я сейчас.

Оставив флер парфюма, попутчица покинула салон и скрылась за металлической дверью, обклеенной объявлениями «Куплю квартиру. Срочно». Я покосился на Жорика:

– Подруга?

– Первый раз вижу, – улыбнулся Жорик: – Хотя вдуть ей следует. Мелкие бабы ебкие. Эта бикса – квартирный маклер. Вчера договорился арендовать апартамент в центре. Вот только прибарахлиться не успели. Выглядим как чмошники. Ладно, прорвемся. Представимся бизнесменами из Усть-Пердищевска, у которых за сараем кооператив-миллионник пыхтит-пердит. Москву покоряем!

Я согласно кивнул. Пердищевск так Пердищевск. По поводу собственной одежды комплексов не испытывал – стильная, молодежная. А вот Жорик в футболке и штанах, не знавших утюг и стиральную машину, выглядел как бомж. Такие вот понаехавшие бизнесмены из регионов.

Продолжил размышления: «Квартиросъемщик – это хорошо. Это звучит гордо. Но причем тут я? Сидел бы сейчас в читалке, конспект зубрил… Стоп! Самое главное упустил! Какое сегодня число? Там оказался за два дня до экзамена, то есть двадцатого июня. Пару дней в песках тусовался, потом в комнате с девчонкой месяца полтора-два. Значит, сейчас август? А как же сессия?!»

Из подъездной темени, с грохотом распахнув дверь и с двойным грохотом захлопнув, выскочила Ира. С шорканьем-ерзаньем расположилась на заднем сидении, пискнула: «Хозяев нет. Подождем.»

Жорик глянул на снятые с хозяина тачки часы и пробурчал: «Подождем»*. Потом убедительно поправил пейджер на пузе.

Я, пронзенный мыслью о пропущенном экзамене, минуты две приходил в себя, потом повернулся к Ире и спросил:

 – Сегодня какое число?

– Двадцать второе.

– Августа?!

– Июня, – глаза Иры стали больше очков. Она перевела изумленный взгляд на Жорика. Тот зевнул и хмыкнул:

– Это шутки у нас в поселке такие. Очень смешно, да?

Я, чуть успокоенный – примерещилось, не иначе, перевел взгляд на двор.

Когда мы начали вздыхать, поглядывать на часы и, может быть, сожалеть каждый о своем – я-то точно сожалел – во дворик вполз вишневый «Гранд-Чероки-Лимитед»*, четырехколесная визитка плотного и всестороннего благополучия. Остановился поперек двора. Из джипа выскочил парнишка лет двадцати, с надменным лицом как у артиста Костолевского* в молодости, с головы до пят упакованный в заграншмотье. Вослед выгрузилась бабуся неопределенного пенсионного возраста, тоже одетая на загляденье.

«Хозяева!» – Ира выскочила из машины. Жорик бросил: «Сиди» и вывалился следом. Разгибая онемевшую поясницу, доковылял до джипа. Там придал корпусу молодцеватое вертикальное положение, обменялся рукопожатиями с парнишкой, постоял, поулыбался, слово вставил, пару фраз выслушал, головой кивнул, важно поправил пейджер на пузе. Принимал участие в обсуждении чудных погод, стоявших на дворе, судя по доносившимся обрывкам фраз. Потом четверка исчезла за изученной вдоль и поперек дверью.

Я начал прикидывать: что будет, если прямо сейчас свинтить?

Происходившее было продолжением сновидений, как бы не казалось это странным. Я имел дело с продолжением полуторамесячного путешествия в неведанные края, непостижимым образом уместившегося в одну ночь. Доказательством того, что все случилось наяву, был шрам на животе. Шрам реальный, до сих пор побаливавший, полученный не во сне, не в пьяном кошмаре, а в натуральном бою. Значит, слова, что умру, как только бумажка попадет в чужие руки, реальность? В любом случае имело смысл дождаться Жорика и уточнить.

«Буду ждать. Буду ждать. Обязательно дождусь. Дождусь Жорика и спрошу. Дождаться и спросить, дождаться и спросить…», – скороговорил я на все лады, поглаживая шрам.