Первые пять минут говорил Антон

5 июля 1993г.
понедельник
18-40

Первые пять минут говорил Антон, скучно и монотонно. Гиперболы пропали. Эпитеты исчезли. Аллегории, метафоры и деепричастия сгинули. Даже прилагательные с причастиями исчезли из краткой и ясной речи. Он четко по-уставному доложил, что ларьки не крышует и на стрелки к синим не ездит, ибо стал меценат. Открыл благотворительный фонд помощи ветеранам Афганистана. Теперь гоняет фурами товары народного потребления. Таможня сосет лапу, причем собственную в виде мужского полового хуя, и ничего супротив Антона не имеет – кто надо запретил иметь фискальные мысли о фурах с антоновским грузом. У фонда железобетонные льготы, полученные через правильных парней. Все выплаты в пользу государства равняются нулю. Прибыль есть. А если что не так, то правильные парни в погонах всегда помогут, потому что имеют с фонда долю. Жорик встрепенулся при «таможня сосет», но после упоминания «правильных парней» впал в меланхолию. Антон резюмировал:

– Нет. Морды бить не рентабельно. Зачем на разборках рисковать? Три года назад был интерес ларьки трясти и синим ебла рихтовать*. А сейчас кончилась тема.

– Грамотно излагаешь, не то, что Чича, – заключил Жорик. – А может, знакомых найдешь, которые помогут? Кто не при делах?

Антон пыхнул сигарой, прошел до стола, полистал ежедневник, пробормотал в сомнении:

– Все при делах. Кхм... Может, этот. Записывай.

Жорик достал «Бенефон», приготовился выслушивать. Антон продиктовал номер, пояснил, что номер домашний, без дела не звонить, далее сопроводил ремаркой: «парень грамотный, из наших, ветеранчик. Зовут Сева. Сейчас в резерве, но при случае поможет. Случай должен быть серьезный. С маетой Сева не морочится.»

Жорик заверил: «Несерьезных сами отрихтуем» и закончил манипуляции с телефонным аппаратом. Антон проявил интерес к технике:

– Дай на мобилку глянуть.

Оба два нырнули в обсуждение технических характеристик аппаратов, представленных на официальном и черном рынках мобильной связи Москвы, осудили отсутствие конкуренции у Московской Сотовой и вытекающую отсюда дороговизну цен, потом померялись благополучием. На этот раз победил Жорик, похваставший, что у него на связь уходит штуцер грина в неделю. Антон сдался, заметив, что раза в три поменьше. Наверное, потому что в офисе сидит безвылазно. Кому надо – звонят на городской.

Потом их разговор вырулил на тему арендных платежей и коммунальных выплат. Выяснилось: Антон забрал особняк у каких-то обормотов за долги, но кредитору не вернул, потому что тот – тоже обормот. Пришлось себе оставить. А что делать? Отреставрировал халупу с помощью «югов». Теперь здесь евроремонт и прочие финтифлюшки вроде мансарды, зимнего сада и фонтанчика во внутреннем дворике. Всего тысяча шестьсот квадратов. Сидит в здании семь человек. Ежемесячные расходы на фонд – чирик «бакинских» в месяц. Того стоит. Прибыль приносит. В здании есть все, что должно быть.

При слове «прибыль» Жорик оживился и ввинтился в Антоновский монолог: «Может замутим чего? Лавешки есть, кадры тоже» и кивнул в мою сторону. Антон, не подав виду, продолжил монотонное перечисление, будто зачитывал отчет о трудовых свершениях строительно-монтажного управления за истекший период: «в цоколе бильярдную сделал, напротив – столовую. Пытались бассейн вкрячить, не получилось. Обошлись сауной и ванной три метра на полтора. На первом этаже – ресепшн, пост охраны, переговорная...»

В конце отчета Жорик восхитился наличию на мансарде гальюна со стеклянной крышей и вернулся к старому:

– Ну так как? Может, замутим тему? Бабосы не вопрос.

Антон ухмыльнулся, подлил себе и Жоре коньяку, продолжил менторским тоном:

– Сам подумай. Зачем мне что-то мутить? У меня все есть. Квартиру шестикомнатную на Поварской купил. Обставил. Теперь там музей. Дом в Загорянке купил. Обставил. Там тоже музей. Второй дом в Перхушкове начал строить. Под себя, с кинотеатром в подвале, бильярдной на крыше и баней в хозблоке. Там сауна будет – двадцать квадратов, и бассейн – двадцать на пять. Тачка – каждый месяц новая. Ты же видел, ставить некуда. Что дальше? Зачем надрываться, если дела и так идут ровно?

– Это сейчас ровно, а завтра криво, – Жорик нырнул в дискуссию о необходимости инвестиций в будущее. – Ты смотри. Вот фонд прикроют и что? Сосать лапу как таможня? Не получится. Таможня останется в теме, а тебе годик-два дали, чтоб жирок накопил, парням помог, которые при погонах, а потом в расход отправишься. Отменят льготы, а ваши лавки раскулачат. Станешь как все. С жирком, с бассейном, на «Субурбане», но на птичьих правах. Что делать будешь? Проскочить на халяву не получится, на любой проскок статья в кодексе найдется. И разбираться с тобой будет не таможенник Пупкин, а щегол из госбезопасности. Тебя такие же орлы, как ты, но с погонами и ксивами, накроют и упакуют. И правильно сделают. Потому что они есть правильные парни и за долю малую тянут лямку на государевой службе, а ты – спекулянт. К ногтю тебя, меценат хренов!

На секунду померещилось, что подобное слышалось ранее, но не вспомнил где и когда. Продолжил наблюдения за Жоркиными трепыханиями под ударами могучих не убиваемых аргументов Антона:

– По барабану, что будет потом. По большому басовому похоронному барабану. Я дворником пойду работать. Все хаты куплены по чесноку. Никто не отнимет. Это мое. Машины – мои. Всё – мое и будет со мной по любому всегда. Понятно? Пусть другие бьют в литавры. Я себе до конца жизни заработал. Мне в новый хомут впрягаться смысла нет.

– А может?

– Нет. Исключено. Зачем с тобой работать? Третьим брать бессмысленно. Я вдвоем с Тимохой управляюсь. Прибыль на двоих делить лучше, чем на троих. Ты знаешь.

Жорик не сдавался:

– А все же?

Антон продиктовал:

– Cвои концы не отдам, сам ищи. Если работаем вместе, меня с Тимохой вводишь в учредители. Наша доля – шестьдесят шесть процентов от прибыли, с убытками сам разбирайся. С крышей вопросов нет. Мы лучше любой крыши – бандитской, ментовской, гэбэшной.

Жорик скрипнул зубами:

– Не выйдет. Лучше с ментами работать. Они десять процентов берут.

Антон пожал плечами:

– Как знаешь. Начинают с десяти, а заканчивают соткой.

Жорик ухмыльнулся. Понял, что разговор окончен, и поднялся с дивана. Я тоже встал. Антон оставался сидеть, где сидел. Когда подошли к двери, Антон негромко заметил:

– Надумаете заняться импортом, вернетесь.

Жорик, чуть притормозив в движении к выходу, кивнул не то чтобы утвердительно, но скорее предположительно:

– Может, обращусь, если условия изменятся. Отдавать две трети – это грабеж.

Антон махнул рукой:

– При растаможке ничего отдавать не надо, плати по таксе. Пятерка с фуры при условии, что это не сигареты.

– А что ты имеешь против сигарет?

– Я на табачке сижу плотно, конкурентов плодить не с руки. Торгуй бухлом, жирная тема. Удачи! Пригодится.

– Э-ээ, тебе, вижу, ничего не надо, даже удачи, – достойно ответил Жорик. – Поэтому желаю здоровья. Кури поменьше, ладно?

– Иди, иди, тоже мне, Минздрав выискался, – Антон выпустил тугую струю дыма в сторону Жоры.

Мы вышли из кабинета и повторили в обратном порядке путь по пустынным коридорам мимо безлюдных кабинетов. На выходе Жорик хлопнул по плечу:

– Не кисни, Рома. Все нормально. Видал? С растаможкой проблема решилась. Теперь осталось понять, какое бухло востребовано в массах, а потом в дамки!

Я, слегка обескураженный, на всякий случай согласился. Вроде бы ваучерами собирались заниматься… Или показалось… Не понять.