Поехали в область на «Торусе». «Задний привод на езду по говнам не рассчитан», пояснил Жорик, пересаживаясь с «Мерседеса» на «Форд».
Сначала шоссейкой, потом бетонкой, а в конце проселками добрались до свинарников, огороженных колючей проволокой.
Остановились.
В колее перед нами сливался с серостью дня смутно знакомый серый «Ниссан Патрол».
Жорик распахнул дверь, пустил в салон свежий воздух. Оттарабанил на руле «We Will Rock You*», вышел, потоптался, прихлопнул дверь, направился к «Ниссану».
Напряжение звенело в воздухе. Казалось, подъедут гангстеры в кожаных плащах и поменяют ящик с золотом на чемодан с миллионом.
Меня накрыло дежавю.
Кажется, подобное происходило недавно. Я видел это. Или не видел? Может, не дежавю, но каша из гангстерских боевиков, просмотренных десятками?
Как только Жорик вернулся на водительское место, я набросился с вопросами:
– Слушай, Жора! Ты должен знать. Может такое быть, чтобы я предвидел будущее?
– Легко.
– У меня чувство, будто… – я замялся, не зная как объяснить ощущения.
Жорик ухмыльнулся, вырвал из блокнота лист и черкнув ручкой прямую линию обозначил:
– Представь, начало линии – первое июля, а конец – тридцать первое.
– Представил.
– В каждый момент времени ты можешь находиться только в определенной точке на этой линии. Сегодня ты можешь находиться только здесь, – Жорик вытащил из лацкана пиджака иголку и насквозь проткнул листок ближе к концу линии.
– Так?
– Да.
– А теперь фокус, – Жорик смял листок и скатал из него шарик.
– На самом деле пространство и время являются не линейными.
Жорик проткнул шарик иголкой, развернул в смятый лист и показал полтора десятка проколов:
– Иголка – это ты, и в моменте ты можешь находиться в пятнадцати разных местах и в пятнадцати разных датах. И поэтому знать, что будет в будущем. Понятно?
– Нет, – признался я.
Попытался представить пространство, смятое в шарик, линию времени, нарисованную авторучкой, сначала прямую, потом смятую…
Ага. Время может деформироваться.
А я сам и сознание?
– Тело в пятнадцати точках одновременно – это понятно. А что с сознанием? Оно же во всех местах разное должно быть! Или одно?
– В верном направлении рассуждаешь, щегол. Тебе босс уже объяснял, что сознание к телу не привязано, парит в поле. Кхм, точнее занимает запись в таблице. Сколько у тебя тел – столько записей в таблице. Бывают сбои, тело подключилось не к той записи. Отсюда возникает дежавю. Но это редко и за пару-тройку секунд организм передподключается правильно.
Ух! Что за таблица? С языка тем временем сорвался идиотский вопрос:
– А ты сейчас в каком времени находишься?
Жорик ухмыльнулся:
– В разных, – и провел линии от прокола к проколу. Пара линий зацепили по третьему проколу:
– И в разных местах при этом.
Я замолчал, вспоминая, как наблюдал себя в песках, как страдал в комнате полтора месяца, уместившиеся в одну ночь.
Непонятно по-прежнему.
Пока делать нечего, надо подумать. Если Жорик находится в разных временах и местах, какое из них самое близкое ко мне? Интересный вопрос, но как сформулировать?
– До встречи со мной что делал? В самом начале своей жизни?
– Ничего. Половину жизни учил слово божие, в оставшиеся четверти сначала я ломал слово, потом слово ломало меня.
– А потом?
– Меня сломали, – Жорик улыбнулся.
Заметив полное мое непонимание, продолжил:
– Семинаристом был, социалистом-революционером* был, комиссаром был, попутчиком был, придурком был, а потом сюда, в перестройку, которая никак не кончится с пятьдесят шестого*.
Ух, ты! Настоящий комиссар! Вот он, ломающий до основания мир насилия...
Додумать не дали. Жорик завел двигатель и с пробуксовкой по пашне устремился к свинарнику, из-за которого выехал «Москвич-Алеко*» цвета баклажан, мечта моего папы. Он на четыреста двенадцатом двадцать лет отъездил и теперь мечтал о продвинутой модели.
До недавних пор баклажанная мечта папы казалась приемлемым выбором. Теперь езда на «Торусе» вызывала удивленный вопрос: «Почему на «Мерине»?»
«Ниссан» подъехал к «Москвичу», пристроился позади. Дуэт выехал на дорогу перед нами, далее покатили конвоем: «Москвич», «Ниссан», мы.
Я продолжил размышления. Не мог Жорка быть комиссаром. Не мог. Чтоб этот жлоб устав партии читал и выполнял? Ни за что и никогда!
Два часа, пока катались по Подмосковью и перегружали из сараев в «Ниссан» зеленые ящики, я думал о революции, комиссарах, расстреливающих золотопогонников и в ту же секунду находящихся здесь, за рулем «Торуса»...
Мысли кончились. Въехали в Москву.