В пятницу вечером Жорик влетел

2 июля 1993г.
пятница
19-25

В пятницу вечером Жорик влетел в квартиру, метнулся к тумбе, пересчитал купюры, вздохнул:

– Не густо. Намыть бы еще четвертак. С полтишка подняться можно, не мильончик, но хоть так…

Я смотрел «Однажды в Америке*» и на вздохи не отвлекался. Тыщей больше, тыщей меньше. Все одно – криминал, бессмысленный, бесперспективный. Дороги две – в тюрьму или на кладбище.

Жорик скользнул взглядом по экрану, взъерошил пятерней мою макушку:

– Сказки и глупости. В жизни все серьезней и проще, чем в Ист-Сайде. Чего кислый? Обедал плохо? Сейчас отъешься. Пять минут на побриться-помыться, и чтоб сверкал, как яйца мартовского кота.

Я последовал в ванную, ополоснул лицо. Потом надел белую рубашку, с прошлого раза повязанный галстук, пиджак, смахнул пыль с туфлей и вышел на улицу, ожидая увидеть очередной ворованный автомобиль.

Нет! Стоял таксомотор «Волга». Я занял заднее сиденье. Жорик взгромоздился на переднее и скомандовал таксисту: «К ресторану «Арбат*», как договаривались».

– Что за повод? – спросил я Жорика.

– Проект «Сдача офиса лохам» окончен. С понедельника начнут искать, поэтому на проспекте Мира ближайшие полгода не светимся. Бабла слупили чутарик. Прорвемся. 

Тут же, без паузы, обратился к таксисту:

– Ты уши не грей. За дорогой следи!

Таксист вперил взгляд в дорожное полотно. Я уставился в окно. 

Ничего не понятно. Бабла чутарик. Прорвемся. Куда?

Приехали.

Столик, заказанный Жориком, благоухал и радовал сервировкой.

– А кто еще? – спросил я, пересчитав количество вилок. Двенадцать, многовато для двоих.

– Бухнем с реальным купцом и его бабой. Тоже офис хотели снять. Кидать на две штуки жалко. Там дела интересней. На их бабки можно сто раз выкупить все хозяйство Ефимыча с мезонинами и полуподвалами. Где же они пропадают? Уже пора, – Жора огляделся, посмотрел на часы и отхлебнул нарзан из фужера.

Через полчаса, расковыряв содержимое салатниц и уполовинив красную икру в вазочке, расстроенный Жорик констатировал:

– Продинамили. Может, почуяли неладное? Ну, да ладно. За все уплачено. Хаваем за четверых!

– А что за мужик был? – поинтересовался я.

– О чем говорить, если нет предмета? Только воздух сотрясать. Жуй и запоминай: рассуждать надо о том, что есть и что можно пощупать, а не о том, что обещало показаться, но рассеялось в дымке.

Чокнувшись рюмками за реальные дела в настоящем и будущем, принялись заранее пощипываемое. Принесли горячее. Прекрасно!

Потребление снеди отвлекло от худых мыслей. Подобие суеты охватило: «Не пришли и не надо. Нам больше достанется!» Мне, например, полегчало. Одним криминальным проступком меньше.

Взгляд Жорика превратился в маслянистый ищущий:

– А где тут прайд из светских львиц? О, вижу цель.

Кривым боком встав, Жорик направился к девице за столиком наискосок, нервически курившей тонкую коричневую сигарету посредством мундштука.

Жорик уселся на свободный стул, закинул ногу на ногу, закурил Марльборо, пустил струю дыма в сторону девушки, что-то произнес. Та плеснула минералкой в Жоркино лицо и отвернулась, стреляя глазами, высекавшими искры. Жора раскланялся, расшаркался, мол, миль пардон, обознался, бывает по пьяни, скюзэ ми плиз.

Утерев лицо салфеткой, он прихватил пробегавшего мимо официанта за край жилетки. Тот проследил взглядом за десятидолларовой купюрой, вложенной в нагрудный карман, и кивнул в сторону двух девиц в конце зала.

Жора, залитый минералкой, пьяный, но по-прежнему бодрый остолоп, пересек просторы ресторана, подрулил к девчонкам и завернул тираду. Девицы улыбнулись, встали и под ручку пустились в поход к нашему столику.

Оп! 

– Это Виолетта, это Регина, это Роман. Давайте отметим! Что будем пить? – спросил Жора рыженькую, разместившуюся чуть ли не на его коленях.

– Начнем с шампанского, импортного, – объявила Виолетта.

– Экселенс! Андрюша, есть дело, – обратился Жора к стоявшему рядом официанту. – Бутылку самого дорогого шампанского и поживей.

Шампанское, а потом коньяк дело делали. Я чувствовал себя легко и непринужденно. С девиц слетели спесь и гонор, теперь они подхихикивали Жоркиным словоблудиям и строили глазки. Синхронно доставали сигареты «More*» из тонких зеленых пачек и закуривали, когда с танцпола неслось: «Дым сигарет с ментолом пьяный туман качает...*» 

Ни с того, ни с сего Жорик встрепенулся, перестал обжимать рыженькую, согнал с колен, обрел серьезный вид.

Через минуту я сообразил, что он прислушивается к разговору за соседним столиком.

Там восседал пузатый дядька, бомжевато одетый, случайный гость. Шел к пивнушке, заплутал и свернул не туда, бывает. Сотрапезниками бомжа оказались два франта. Имели вид холеный, напомаженный, сверкали «Ролексами» и золотыми перстнями. Одежда была ладной и гладкой, как на американских банкирах в кино про сладкую жизнь

Эх, когда я стану таким щеголем?!

Еще через минуту я понял, чем соседский стол привлек Жоркино внимание. Бомж комбинациями из пяти слов распекал франтов. Франты тупили глазки. Во дела! 

– Значит так, – оторвался от подслушиваний Жорик. – Ты, Рома, езжай с Регинкой в «Терем» и жди нас с Виолкой. Сейчас отзвоню, чтобы встретили и усадили. У меня дела! Езжайте.

Я с полноватой, а если судить по колыхающейся походке, натурально толстой Региной пошел в гардероб. Суетливый гардеробщик выудил ярко-красный плащик и, накинув на пухлые плечики спутницы, глянул на меня. Вопросительно-выжидательно глянул, прохиндей. 

К походу в ресторан я не готовился, двести тысяч оставил в тумбочке. Выудил из кошелька посиневший от одиночества стольник и протянул гардеробщику на чай. Регина сопроводила мои действия внимательным взглядом, потом уточнила:

– А сколько у тебя денег?

– Двести тысяч дома.

– Не поеду я никуда.

– Почему?

– Подрастешь, узнаешь, – и, покачивая шарами бедер, вернулась в зал.

В лицо бросилась краска. Я почувствовал себя мерзко и гнусно.

Что делать, если я по-прежнему нищ, нищ и еще сто тысяч раз нищ, несмотря на заначку в тумбе? Можно только поскрипеть зубами: «Ладно, я всем покажу! Такое устрою!»

Я вышел из стеклянного заведения под названием ресторан «Арбат», добрался до троллейбусной остановки и на «букашке*» поехал домой. О «Тереме» даже слышать не хотел.

Вернувшись, врубил видак, но не смотрел, а злился, кипел от злости, плавился. В голове зрели и лопались планы жестокой мести. Слезы и визги мерещились по углам комнаты, а Жорика все не было и не было.

Он появился через три часа, пьяный в дребадан, не способный связать пару слов. Издавая подвывания, икания и бурчания Жорик ринулся в туалет и долго, взахлеб избавлялся от содержимого желудка. Потом занял табурет на кухне, пялился в окно и раз в пять минут бегал к унитазу.

Разговаривать бесполезно.

Я разочарованный, злой, бурлящий и кипящий, пошел спать. По пути дал клятву – «Я вернусь!»