Возле «Торуса» стоял шестисотый «мерин». Я по-прежнему пребывал в прострации. Жорик усадил меня на пассажирское сидение «Мерседеса», сам сел за руль, отправив Василича в «Торус».
Помчались назад, на Научный проезд. Я возвращался в мир, полчаса назад как бы покинутый навсегда. Смотрел в окно и ничего не видел на пути до Нагатина. По приезду в «ВычМех» посидели минут десять в Жорином кабинете.
Я махнул сорок грамм коньяка для тонуса, пришел в себя.
Жорик хихикал о мелочевке, чалившейся на малолетке и теперь корчившей из себя криминальных авторитетов. Случившееся Жорик квалифицировал как анекдот, который можно рассказать телкам в кабаке. В других местах засмеют.
Я заметил, что не вижу смешного в происшедшем. Кататься в багажнике ни за что – приятного мало. Стоять в лесу привязанным к дереву – тоже. Жорик расхохотался:
– Ха! Ничего себе, ни за что! Рома, очнись! Ты за два месяца двести штук грина поднял. Молодец, что не стал делиться. Красавец!
Я молчал. Не врубался в суть происходящего. Чем больше времени проходило с момента счастливого избавления от хулиганских лап, тем больше накрывал логический страх. Меня могли убить, могли пытать, могли резать на кусочки, жечь паяльной лампой, колоть, бить… Что?
Жорик тряханул меня за плечо:
– Пошли! Надо Петровичу бабосов подкинуть. Шевели ножками, украденное сокровище, без тебя никак! Ты в «Проме» хозяин и директор. Ну!
Я поднялся с кресла и отправился в «Металлснаб», директор которого – Николай Петрович – продержал нас больше часа. На меня внимания не обратил, налегал на принесенный коньяк. Жорик пояснил Петровичу, что Роман Викторович не в духе по причине того, что у Белого дома друг погиб, защищал демократические идеалы и все такое. С какой стороны баррикад погибал дружок, Жорик не уточнил. Директор не интересовался.
Я размышлял над вопросом вопросов: «Вот у Вадика жизнь кипит и пенится, а я как дурак вкалываю на разрыв. Зачем, если встреча с любимой не предвидится? Хоть что-то из радостей мира перепадет? Хоть какой завалящий огрызок счастья?»
Размышления прервались смехом договаривающихся сторон и обменом рукопожатиями. Я тоже сделал вид, что улыбаюсь, потряс лапу директора, выскочил из кабинета вслед за Жориком.
В голове творился кавардак. Смотрел в спину Жорика и посекундно перематывал воспоминания о езде в багажнике.
Кажется, я дал зарок, пообещал, что если останусь живым, то… то… никак не мог вспомнить, что надо сделать, чтобы потом не жалеть о прожитом! По мозгам долбило импортное «Данте Алигьери*!», невесть откуда взявшееся – то ли вермут, то ли портвейн из прайс-листа. Определенно, надо отвлечься от работы»!
Я дошел до стоянки «ВычМеха», встал между «Торусом» и «шестисотым», потер переносицу, наморщил лоб, вспоминая поездку в багажнике… Никаких мыслей о будущем не обнаружил. Зато появилось понимание, что я свободен и не беден. Похищение следовало классифицировать казусом, избегаемым при соблюдении неких правил. Правила предстояло сформулировать, но потом. Сейчас время радоваться жизни и появившимся возможностям.
Жорик, стоявший рядом, вгляделся в мое лицо и с размаха шлепнул по плечу: «Молодчага!» Потом достал увесистую пачку американских денег и сунул мне:
– Отдыхай! Отходи от стресса. Сутки твои! Пока бабки не просрешь, на глаза не попадайся!
Он развернулся, запрыгнул в «Мерин» и был таков. В десять секунд скрылся из вида. Я не предполагал, что Василич умеет настолько ловко водить автомобиль, миллиметражным дрифтом вписал черную тушу лимузина в поворот и скрылся.