Машин на стоянке не осталось

Машин на стоянке почти не осталось: Жоркин «БМВ», пара «восьмерок», «Ауди» и кабриолет кремового цвета. Я замедлил шаг, пытаясь вспомнить марку кабриолета, видал подобный в журнале полгода назад. Вероника подошла к синей «восьмерке», дождалась моего внимания, черкнула на бумажном клочке семь циферок и сунула в мой нагрудный карман: «Звони».

Я чмокнул подставленную щечку. Вероника села в машину, завела двигатель и умчалась.

Через открытое окно недалекой «Бэхи» завопил Жорик:

– Студент! Здорово!

Я подошел к бэхе, занял пассажирское место.

– Чего хмурый, перетрахался? – поинтересовался Жорик, как только я пристегнулся.

– Не выспался.

– Не мудрено. Вдумчивый секс конгруэнтен недосыпу: чем более вдумчив, тем сильнее хочется спать после. Одна ночь африканской страсти равна трем суткам недосыпа!

Дальше мы молчали.

Молча ехали. Молча смотрели по сторонам. Минут через десять нас обогнал кремовый кабриолет. Мчал лихо, пассажирки на задних сидениях визжали безостановочно.

«Вот лихачи, – подумал я. – Зачем лететь? Куда спешить?»

Воскресный день входил в зенит, была жара, жара плыла. Я начал прикидывать, чем займусь вечером… бэху швырнуло в сторону, визг тормозов порвал барабанные перепонки!

Слепой поворот оканчивался скоплением машин. Мы чудом избежали столкновения с «Жигулем-копейкой», стоявшим в длинной, полсотни метров, пробке. Вывернули на обочину, чуть не свалившись в кювет!

Впереди кипела суета. Мы вышли из машины посмотреть.

Случилось неизбежное. Кабриолет вошел в поворот неуправляемым заносом и вылетел на встречную полосу под самосвал «Камаз». В конечной точке тормозного пути, нарисованного черным по серому асфальту, лежали четыре трупа. У трупов суетились граждане. Кабриолет, обратившийся в груду металла, сверкал поодаль. Капот отсутствовал. Салон превратился в месиво. Только кремового цвета багажник и два могучих колеса оставались как новые. Я подошел поближе и прочитал: «Jaguar» с одной стороны и «XJS» с другой.

Красивая машина. Была. Рядом встал Жорик с комментарием: «Не вовремя убрались».

Потом раскрыл блокнот и поставил крестики пониже четырех колонок цифр. Я кивнул в сторону трупов:

– Все оттуда?

– Нет, только два охламона. Девчонки поехали с ребятами за красивой жизнью, а ее не бывает. Бывает только красивая смерть. Жизнь как книга: пока не дочитаешь до последней точки, не поймешь, о чем она. Причем каждый читает свою книгу: кто-то серьезную литературу, кто-то дешевый роман, а кто-то заметку в газете.

– Ребята что читали?

– «Мурзилку*» в лучшем случае и то не факт. Им рано погибать. Перстень при мне. Сами зажмурились, и девок погубили ни за что.

– Значит, контракт нарушен?

– Отнюдь. Мечта, чтоб были лавешки* и телки без счета, исполнена. Денег выше крыши. Куда тратить, понятия не имели. С девчонками та же история. Я ни при чем.

Трупы перенесли, ставший металлоломом «Ягуар» оттащили, проезд открыли.

Мы вернулись к «Бымеру» и вереницей потащились в Москву. Проезжая место аварии, я рассматривал пятна крови на асфальте, похожие на небо, под которым когда-то бродил... и пэтэушники бродили, и еще десяток пассажиров злосчастного вагона. Какой будет их судьба? С Верочкой последний раз виделся два года назад. Веронику, Чичу, Вадима с Кириллом видел только что. А остальные?

– Жора, а чего с остальными? Живы?

– Много будешь знать, скоро состаришься, – ушел Жорик от ответа.

– Сколько нас осталось?

– Одиннадцать. Да ладно, не парься. Только эти два обормота убрались. Хотя могли бы жить и жить. Запишем в несчастный случай, брак на производстве. Лоханулся я. Нельзя было отпускать в таком состоянии.

Уф, полегчало. Прошло три года. Погибли двое. Жорик и стоявший за ним кровожадности не проявляли. За ближнее будущее можно не волноваться. А дальнее оставалось в непроглядном тумане, как у всех граждан страны. Что можно загадать в июне девяносто шестого года? Только одного, чтоб коммунисты не пришли к власти.

– Расслабься. Даже если придут, не заметишь. Ничего не изменится.

– Откуда знаешь?

– Приехали. Выходи.

Жорик опять ушел от ответа.