Последняя девчонка

Последняя девчонка, то ли Полина, то ли Кристина, уехала через неделю.

У меня появилась цель – дрожа и потея принять человеческий облик, чтобы позавтракать кашкой. Или йогуртом.

Испытал эрекцию, зачесалось подняться к Веронике... Стоп! Я приложился к остаткам... блядь! все бутылки пустые... нашел! откупорил «Мартель», выдул, сколько смог... рухнул, не вырубился, но захлебнулся мороком.

Снилось прошлое... стучали в дверь, тревожным шепотом будили:

– Граф! Ведьма призналась. Что делать?

Что? Черт! Винтовой лестницей спускался в подземелье, шел на свист бича, хлеставшего в темнице... так, не сюда, здесь еще не признались... наверное тут... распахивал дверь, делал шаг и… сраженный блеском серых глаз... хватался за сердце. Севшим голосом хрипел: «Выводите на казнь». К чему разговоры, когда все понятно? Когда сам чувствую, что попадаю под ведьминские чары, превращаюсь в червяка, как только она взглянет меня.

Эту девчонку видал десятки раз ранее, простая селянка из дома в сотне туазов от замка. Каждый раз, когда я выезжал, девчонка стояла у забора и глазела на меня. Лет пять глазела, не меньше. Подросла и оборотилась колдуньей!

Я шагал за палачом и наблюдал, как тащат ведьму на эшафот, как прикручивают ремнями к кресту, как кидают мальчишки под маленькие ступни хворост, как запаливает аббат факел и протягивает мне.

Мне?

Я должен сделать это?

Народ требует запалить костер, который уничтожит зло отныне и вовек!

Аутодафе!

С факелом наперевес я подходил к ведьме и чувствовал, как жар, небывалый опаляющий жар вспыхивает в моей груди... как небывалая сила толкает к ногам прекрасной женщины...как превращаюсь в желе, в пар... как превращаюсь в ничто, обволакивающее цель и смысл моей жизни.

Не-е-е-е-е-ет!!!

Я швырял факел в кучу хвороста, нечеловеческий крик «Люблю!» раздирал уши... я просыпался в холодном поту...

Какой замок? Какой граф? Какая ведьма? Я крестоносец, цель моя проста.

Я смотрел на черное небо и понимал, что морок имеет место, никто меня не любит. Никому не нужен я, идущий песками вперед и дальше, чтобы спасти веру прочим и стать счастливым самому. Папа Урбан Второй так и сказал: «Идущим будет отпущение грехов. Пусть выступят против неверных в бой, который даст трофеи. Кто здесь горестен, там станет богат!»

Папа знает!

Я шел горячими песками от города к городу, убивал, грабил, рвал, ломал сделанное не мной. Меня манило золото, обещанное Папой. Я брел за удачей с мечом и щитом, ставшими родными.

Брел день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Брел и мечтал о душе, оставшейся в Нортхемпшире. Душой была дочь пэра, которой сын йомена не достоин... но если вернусь из похода покрытым славой, то как знать? Завоюю любовь и расположение ее папаши! Но почему она снится в ведьминском обличии? К чему этот сон?

Мы достигли цели похода и покрасили в красный небо над Йерусалимом. Тысячи и тысячи неверных вырезали во славу Господа, покой и богатство не обрели. Продолжили путь в Леванту. Одержали победу, потерпели поражение...

Мы жили в песках.

Мы воевали в песках.

Мы умирали в песках.

Обещанный покой не находили.

Любой поход заканчивался сражением. Любое сражение заканчивалось грабежом и пьянкой на пепелище, начинался новый поход сквозь пески, чтобы снова оказаться перед крепостью, полной неверных, снова осада, снова сражение, снова резня на улицах поверженной крепости, снова грабеж и пьянка...

Я десятилетиями бродил песками, в которых воевали все против всех – византийицы, сельджуки, тамплиеры, госпитальеры, банды без опознавательных знаков, одна из которых была моей. Меня убивала жажда, меня крошила в комки усталость, я валился с ног и затихал в предсмертной истоме, чтобы успокоиться хотя бы на час…

... и проснуться в замке.

Это не звездное небо! Это потолок спальни!

Я лежал в кровати и понимал, что вижу чужие сны.

Да, прапрадед пропал в Палестине, где бился с сельджуками за гроб Господен. Но при чем здесь пески? Видение? Ведьма? Я люблю какую-то низкожопую англичанку? Бред! Я не выезжал за пределы графства ни разу в жизни. Достаточно знать свои границы и твердо стоять на их защите. То, что я родился графом, ничего не значит. Отец перед смертью завещал, что привилегии даны не для того, чтобы ими пользоваться, а чтобы защищать от посягательств и передавать потомкам приумноженными. Я был рожден для войны за свои привилегии. В дверь стучали:

– Граф. Поймали ведьму, она призналась. Что делать?

– Как? Опять?!...

...я просыпался в третий раз! Вскакивал, оглядывался, недоумевал. Меня окружали пески до горизонта и черное небо в звездах. Щит и меч лежали рядом.

Я крутил головой по сторонам. Какой замок? Какая ведьма? Какой граф? Я каменотес из Каррары, я ломал слоистые скалы и мой осел таскал их обломки, мы с осликом были счастливы. Но мой труд стал не нужен, предначертанная жизнь обернулась дымкой. Я отправился наемником в реконкисту и теперь в далекой Испании сражаюсь с сарацинами. Здесь плохо. Здесь нет жизни. Посреди пустыни стою я день... месяц... год...

Сколько лет прошло? Неизвестно. Сознание оставляло меня. Любовь навещала во снах и звала, но я не мог дойти, отвлекался на пустое. Ослабевший разум впускал видения будущего, видения прошлого, но не было места для настоящего, для любви. Было место для алчности, зависти, обжорства, высокомерия, похоти, злобы и уныния. Иногда мерещился холодный город с тяжелым воздухом. Улицы забиты железными повозками без коней. В повозках сидели люди с пустыми взглядами. Такой же взгляд был у меня. Я понимал, что зря, совершенно зря отправился в пески. Надо было оставаться дома, верить в судьбу, и все получилось бы. Я бы женился, пахал землю, растил детей и внуков, радуясь жребию, выпавшему мне, молясь и веря, что на смертном одре приму свой крест в кротости и счастии…

Я лишился этого, выбрав обогащение. Я обогатился и потерял все, что не было похоже на монеты в моем клатче.

Странные мысли одолевали меня. Странные видения. Я не понимал их смысла. Я озирался по сторонам. Силы покидали меня. Я слабел, падал на песок, переворачивался на спину, открывал глаза и последнее, что видел – полет коршуна высоко в небе. Меня выворачивало наизнанку, я просыпался.

В пустыне? В замке? В Йерусалиме? В Москве? В Красноземске? В жопе мира? Темно и непонятно...