Давний Жоркин прогноз сбылся: дым сражений у Белого Дома развеялся, победители получили право на грабеж. Наградные колодки для ветеранов не ввели. Ориентировка «кто есть кто» проводилась по косвенным признакам. Чтобы меня принимали за владельца холдинга, пришлось кататься с охраной в двух «крузаках», менять «Брейтлинг» на «Patek Philippe Perpetual Calendar*», надевать костюм претапорте и небрежно бросать в разговоре: «Ницца с Малагой быдловаты. Много русских. Если что – я в Танбридж Веллс сычую. Милости просим!»
Будете проходить мимо – проходите мимо!
Смешно признать – в английском доме ни разу не был. И вообще, за всю жизнь вдумчиво посещал заграницу пять раз – косметологический Лос-Анджелес, тур на яхте, новогодний Нью-Йорк и два вояжа с Лизой. Полсотни других поездок не в счет. Рутина на сутки: вылететь утром из Шарика, заселиться в номер после обеда, на ужине встретиться с нужным заграничным человеком, остальное время до отлета ощущать бессмысленность существования, точь-в-точь как на Бейсуотер-роад два года назад. Вот я успешный и красивый здесь, непонятно зачем.
В ближайших планах было отправиться в Лондон для окончательного перевода Промы из калмыкского каганата под корону британской королевы. И обустроиться к Жорику поближе. Тяжко без его советов.
Я отодвинул черновик в сторону, хлебнул виски. Юра сунул под нос экран ноутбука:
– Сейчас проверил. На ГКО просрали около миллиона рублями. Или сто пятьдесят тысяч, если долларами. Оборотного капитала в принципе хватит, если в этом месяце платежи задержать. Проблема в другом, смотри на объемы продаж.
Безрадостная тенденция. Прямоугольники вдоль временной диаграммы один другого меньше, если смотреть с января по август, вгоняли в тоску.
– Не впечатляет, – я перевел взгляд на Юрика. Его загар перестал казаться морским свежеполученным. Мы понимали друг друга без слов, говорить не хотелось. Ясно, что если доллар останется на уровне 6 рублей, то «Прома» через год не жилец.
– Куда ездил? – спросил я, оттягивая начало неприятного разговора.
– Навестил тещу в Карлофорте*, потом в Сан-Тропе* сходили. Василича со Светкой покаталидо кучи, они пять дней назад в Москву вернулись. Василича вызвали зачем-то.
– Как поплавали?
– Никак. Лучше бы с ребятами на Каму поехал.
– Понятно. Что делать будем?
– Сокращаться.
– Каким образом?
Юра достал из портфеля лист бумаги, ручку и начал черкать цифры:
– Смотри. Первым делом режем фонд зарплаты в два раза. Потом выплаты по аренде…
– Стоп. Ты уверен?
– В чем?
– В этом – «зарплату режем»? Пролетарии может останутся, но менеджеры все разбегутся. Кто торговать будет?
– Кто останется.
– Никто не останется.
– Я тебя умоляю.
– Уверен?
– А то! Разбежится балласт, приблизительно половина. Кто умный, тот поймет – бежать некуда, жопа везде. Рынок труда сожмется в ноль. Умные останутся, дураки разбегутся. А дураков нам не надо.
– Почему от дураков раньше не избавлялся?
– До этого года объемы росли, пупсов набирали, чтобы дыры затыкать. Пришло время с балластом расставаться. Балласт для этого и нужен, чтобы вовремя скидывать.
– Как увольнять будем? По статье или по-хорошему?
– По-хорошему. Припугнем, что будут сокращения. Кто хочет, пусть валит с выплатой зарплаты за месяц вперед. Но мне кажется, это временное явление. Может, дождемся сентября? Каждый год как август, так пиздец и жопа, а потом все приходит в норму.
– Не готов обсуждать... Давай через пару дней.
– Ок.
Юра потеребил в руках листок, спросил:
– Сейчас будем что-то по серьезке расписывать?
– Нет. Говорю же – не готов. Если по серьезке, то готовь расчеты, где что повалится, как поднимать и сколько денег будет стоить.
Юра кивнул, спросил напоследок:
– Как думаешь, рубль упадет до десяти?
Это была наша мечта. Это стало бы счастьем. С таким курсом производство взлетело бы ввысь*, выше солнца. Ни одного зарубежного конкурента на рынке не осталось бы! По нашим прикидкам девять рублей за доллар перевели бы Прому из хиреющего состояния в развивающееся.
– Надеюсь. Сейчас с Мариной и Костей обсудим тему, чтобы понять к чему готовиться.
Юра медленно допил чай, мгновенно убыл. Я остался наедине с полной на две трети бутылкой «Джемисона», провожая взглядом счастливого человека, дожидаясь Марину с Константином.