Сидел на веранде в Торрекебраде, хлебал минералку
Сидел на веранде в Торрекебраде*, хлебал минералку, глазел на море, потрахивал Лизу после ужина, спал. На пляж сходили один раз, не понравилось обоим: пустынно и затхло. На третий день увлекся игрой в гольф с Юриком, прибывшим из Москвы с докладом: все хорошо, холдинг пыхтит, отдыхай.
Я махал драйвером*, пулял мячи мимо всех на свете лунок и вспоминал генеральские охоты с рыбалками на диких выселках. Ах, если бы сподобились гонять мячи на стриженых газонах, обсуждая дела, не предназначенные для прослушки... Эх-х! Хорошо бы себя чувствовали. Надо обустроить в Хрякино гольф-клуб для ведения секретных разговоров! Полеты на Алтай и Камчатку колом встали...
Через неделю отправились с Лизой в Майами, в особняк мечты, доставшийся по Жоркиному схематозу. Бестолковый особняк. Это я понял на второй день, сравнив с проживанием в Малибу.
Планировка калифорнийского бунгало теперь казалась бесподобной: из любой части дома мог попасть в любую другую за десять шагов. Вид на океан открывался с единственного места: кресло в тени под пальмой, столик, шаг до спальни, два шага до кабинета, семь шагов до кухни с холодильником. Впереди сад камней и бассейн сбоку. Дом вписался в окружающий пейзаж, как родной, и ни одним закоулком не доставлял неудобство. Что еще надо для счастья?
Увы, что имеем — не храним, потерявши — плачем. Во Флориде обзавелся трехэтажным зданием на береговой линии, верх мечтаний и пик представлений из прошлой жизни. Дизайнерское бунгало в Малибу, не оцененное в силу дремучести и зашоренности, тоже осталось в прошлом. В настоящем я таскался то в один конец трехэтажного сарая, то в другой по пять минут, причем на разные этажи. В Хрякино по этажам мотался Ахмед, чтобы все нужное возникало перед моим носом как бы самостоятельно.
Пляжа с яхтой перед домом не оказалось. Оказался участок восемь соток с газоном и пирсом для катера. На катере пару раз вышел в океан под руководством нанятого шкипера. Удовольствие примерно такое же, как езда по московским пробкам. Ничем кроме рулежки заниматься невозможно. Через пять дней устал бродить этажами, принял решение возвращаться в Москву. На Лизины возражения внимания не обратил.
Я смирился, что счастлив бываю либо в будущем, которое грезится, либо в прошлом, ставшем воспоминанием, то есть той же самой грезой с печатью «Исполнено». Хорошо бы научиться радоваться жизни здесь и сейчас!
Жорик пропал, некому наставлять на путь истинный. Приходилось искать маленькие и большие удовольствия вместе с Лизой. В одно лицо я был тюфяк и лодырь, но на пару способен на шалости и проказы.
В воздухе бурлил и бил наотмашь микс пьяного оптимизма, кокаиновой активности и предчувствия скорого конца. Страна разогналась и понеслась эшелоном без машиниста. Карты путей отсутствуют. Маршрут неизвестен. Зато стал понятен состав пассажиров. В первый вагон мы не попали. Правильно сказал Жорик: «В премьер-лиге места нет, там важняк и их детки». Во втором вагоне нас, чудаков без роду-племени, тоже не ждали. В третьем, четвертом и пятом тоже. На экономической карте страны не было места для безродных коммерсантов. Мы тряслись в последнем общем вагоне, копошились и ждали, что же будет с Родиной и с нами*.
Я вспомнил Антона, который пару лет назад обнаружил на личном счете миллион долларов и, постановил, что жизнь удалась. Отошел от дел. Ненадолго. Кому-то из ветеранов, не ушедших на покой, понадобился то ли его особняк, то ли квартира, то ли фонд, то ли все вместе. И не стало Антона. Был бы Жорик рядом, рассказал бы как быть дальше.
