Житие в самолетах и вмятие вялого
Житие в самолетах и вмятие вялого в пансионатах обрыдли до чертиков. Я взбрыкнул, выцепил Жорика, вернувшегося, как и я, из очередного турне. Тот повторял мой маршрут с задержкой в неделю-две, чтобы руководители на местах после встречи со мной внятно формулировали пожелания представителю холдинга, глубоко погруженному в тему.
– Я так не могу!
– Чего не можешь? – Жорик изобразил непонимание.
– Ездить столько.
– А я думал, тебе нравится селянок жучить, – пожал он плечами. – Ты ж мечтал об этом? Лощеный катаешься в «Мерседесе» туда-сюда и тыщи доступных баб!
Кхм, заветные мечтания оказались смешны и несуразны, признаю! Жорик задумчиво почесал макушку:
– Всего три года прошло.
– Чего?
– Юбилей! Три года! Поехали отмечать. С опозданием, но хоть так, вас тяжело собрать. Едем!
– Куда?
– Утомил вопросами, на Чичину хату! Ты бывал там разик, когда Роберту деньги отвозили.
Вспомнил!
В дороге крутил головой и отмечал изменения с прошлой поездки. Вдоль узкого шоссе высились строения из красного кирпича о четырех-пяти этажах с глухими заборами в три метра. Без следов деревенской идиллии, как три года назад.
По приезду на место озадачил кирпичный забор высотой в стандартные, как я понял для этих мест, три метра вдоль участка, необъятного, как песня о Родине. «Почти гектар» – бросил Жорик. Перехватив мой удивленный взгляд, пояснил, что Чича с Карабасом в позапрошлом году зашли в местный колхоз, пошушукались, кого надо подогрели, остальных припугнули и на основе возникшей симпатии получили в аренду на девяносто девять лет полсотни крестьянских наделов.
– Возле МКАД такой фокус не канает, а тут легко. В общем так, Ромыч. Тусовка своеобразная, щепотка наших, немного злых бандосов и без счета поблядюшек из гуманитарных вузов. Легенда простая: ты начинающий кинопродюсер. Хотя там уже есть один прямиком из Лос-Анджелеса. Выступай с ним на пару. Хе-хех. Гарантирую: от телок отбоя не будет. Но прежде чем хватать кого за жопу, осмотрись. Вдруг её персональный бабуин рядом трется.
– Какой режиссер? Какой бабуин?
– Эм-м. М-да. Слишком много вопросов задаешь, на киношника не тянешь. Цеди с прононсом, что музыкальный продюсер, ищешь певицу с данными.
– Чего?
– Не сцы! Смотри надменно и помалкивай. Телки остальное сами допридумают.
Оставив машину сбоку наискось, на единственном свободном пятачке, отправились к дому мимо «джипов», «мерседесов» и «бмв».
Фойе, меблированное парой диванов и десятком кресел, встретило пустотой. Музыка грохотала за стенкой. У входа стояли две хостесс с подносами: на выбор бокалы с шампанским и шотики с водкой. На диванах и креслах ворковали парочки. Бесхозные парни и девушки пытались затеять разговор, шарахаясь броуновскими молекулами по холлу.
Жорик взял меня под локоть и скомандовал: «Значит так. Как бухнешь, дуй в холл, на танцпол. Потанцуй, расслабься. Девчонки сами набросятся. Их тут десятки. Пиночет дело знает! Молодчик! Увидимся завтра.»
Он подтолкнул меня к девчонке с подносом, а сам отправился куда-то вбок, в подсобку, держа наперевес пухлую зеленую тетрадку.
Я махнул водки, закусил предложенным огурчиком, повторил, проникся, воодушевился, прошел в темный зал сразу за фойе и застыл, ошарашенный грохотом.
Музон грохотал, народ роился. Половина роившихся танцевала, другая – сидела, лежала, валялась, обнималась, целовалась на всех подходящих и не подходящих плоскостях, даже на полу. На двух девушек приходился один парень.
«Оптимистичный расклад» – воодушевился я, переместился на два шага в сторону и осмотрел присутствующих.
Одеты стильно. Ведут себя странно. Музыка, нанизанная на пулеметный электрический ритм, способствовала потере рассудка. Краткие, в пять-десять секунд, музыкальные темы повторялись сотни раз и размягчали сознание. Утаскивали разум в далекий бред.
Я скользнул взглядом по отрешенным лицам и убедился, что присутствующие отправились на поиски кайфа. Исключение составляли два паренька в кожаных джинсах напротив. К ним время от времени подходили, совали долларовые купюры, взамен получали микроскопические свертки. Я всмотрелся в лица пареньков... эге, это же пэтэушники, которых видел два раза в жизни – в вагоне и клубе. Рассмотрев ребят внимательно, поразился.
По части внешнего вида они давали мне сто очков вперед. Как и пару лет назад, каждый был Ален Делон. Туфли сверкали лаком. Одежда струилась шелком. На поясных ремнях болтались мобильные телефоны. В довершение на обоих навешано по килограмму золота. Толстые цепи на худых шеях, браслеты на запястьях, перстни на пальцах. Для полноты счастья не хватало фиксы в челюстях. Во, дела! В клубе, кажется, на них столько золота не было.
Хм. Я тоже одет неплохо, но без шика. И «Сименс» смотрелся бледно на фоне пэтэушных «Моторолл». В довершение прочих несправедливостей вокруг ребят увивались две роскошные девицы. Лет на пять-десять старше, но с великолепными фигурами, в обтягивающих шортиках и маечках. Сисяндры выпирали арбузами и, казалось, вот-вот переломят осиные талии.
Меня пробила волна душной зависти к пэтэушникам, имевшим таких подруг. Я чуть передвинулся в сторону, чтобы рассмотреть девиц получше. Полюбоваться не удалось. Меня тронули за плечо.