Обсуждение

С подачи Светланы Владимировны на должности директора Департамента внешних связей разместилась ее подружка Лиза. Внешние связи заключались в обмене эсэмэсками с Гжегожем и парой спекулянтов из стран бывшего соцлагеря. Посильное занятие для девушки закончившей с красным дипломом: «Внешние экономические отношения» новомодную академию, ранее финансово-экономический техникум.

Елизавета оказалась девушкой приятной во всех отношениях.

Жора мечом вырубал и каленым железом выжигал межофисные связи и внутриконторские интрижки. Я категорически согласен: дурно влияют на работу.

Мне можно. Случился обмен жидкостями с Лизой на столе в переговорной комнате. Наутро Лиза сделала вид, будто ничего не произошло.

Потом еще раз и еще, уже на диване в моем кабинете. Секс был беспричинным, монотонным и непонятным – зачем? почему?

Через неделю мы с Лизой, каждый сам по себе, переосмыслили случившееся и совместно убили нарождавшуюся привычку: «давай трахнемся, потому что больше не с кем».

Я начал посещать с Лизой и ее подружками модные клубы Москвы, все как один – злой сельский дискач в сравнении с «Ипподромом». Хохотали, танцевали, теряли разум, строили планы на ночь. Подружки мечтали быть снятыми богатыми мальчиками для последующего охмуряжа. Я вздыхал, что получаю веселье надуманное, пластмассовое. Раньше было лучше. Лучшее я не ценил.

Дом Культуры в Новогиреево в девяносто третьем источал в сто тысяч раз больше драйва, чем все клубы Москвы четыре года спустя. Чтобы зарядиться энергией, появлявшейся ранее из ниоткуда, в крайнем случае – из Жоркиной фляжки, я пил, курил, глотал и нюхал гадость, не переводившуюся у Вадика-Пиночета, а потом, зарядившись пластмассовым позитивом, возвращался домой, зацепив бесхозную Лизину подружку, которая оставалась на «чуть-чуть пожить». «Чуть-чуть пожить» оказывалось разным, от пары дней до пары недели. Порой в доме жили три девчонки одновременно, отвергавшие групповой секс итакое чувство личной неприязни испытывавшие меж собой, что даже кушать нее могли. Сексуальная жизнь превратилась в рутину по графику, чуть душевней, чем с блядями, видевшими циферблат на любой поверхности, но не то, не так и не с той.

Я вглядывался в синие, карие, зеленые, серые, умные, глупые, маленькие, огромные, с поволокой и без, жадные, бесстрастные, ожидающие и отсутствующие глаза, надеясь увидеть отблеск неземного света, в лучах которого провел шестьдесят волшебных секунд. Я срывал с девчонок одежды, пальцы скользили по телам, пытаясь ощутить магический жар, клокочущий под кожей. Мои губы терзали щеки, шеи, груди девчонок, оказавшихся в моей кровати. Я телом слышал пульсации сердец и изнемогал от желания распахнуть грудные клетки, заглянуть внутрь и посмотреть: бьется ли там в кровавом месиве душа, способная вместить меня и мой мир.

А они, красивые и страшненькие, симпатичные и не совсем, умные и глупые, высокие и миниатюрные, худенькие и полненькие, молодые и постарше, послушно вытягивались в струнку и, прикрыв глаза, ждали, когда распалившийся Ромка сделает это.

Я делал это.

Я проникал в их плоть с яростной надеждой, что вот! сейчас! мой мозг взорвется, тело распадется на молекулы, и душа легким паром взмоет к небу в алмазах, чтобы воспарить там в легкости и благости над миром! 

И всякий раз, когда я с еще одной превращался в единое целое, поймав общий ритм, сливался в совместной надежде на любовь, в затылок стучало: «Обман, обман, обман», высоко в небе соболезновало: «Shine on you, crazy diamond».

Не прекращая имитировать страсть, не мешая телу делать то, что надо делать, я отключался от мыслей и долбил, долбил, долбил в ожидании, когда кончится завод.

«Work, and work, and work... Energizer!!!»

Я был розовым кроликом из рекламы вечных батареек.

Кончив, обессиленный и выхолощенный, лежал, смотрел в потолок и думал: «Зачем?»

Давным-давно, в разгар отношений с Марианной, между делом заметил в разговоре с Жориком, что хочу любить, а не жучить телку согласно тарифа. Жорик взоржал:

– Вот ты лопух!. Если мужик ебёт и корчит – это норма. А если влюблен – аномалия. Объясняю. Мужик должен быть охотником, тут понятно и просто. Вышел в джунгли, прилег в засаду, выследил телку, подманил, трахнул и оппачки! Еще один скальп в коллекции. Любовь – это другое. Это слабость, вздор! Любовь не усиливает мужчину, она уничтожает. Если встретишь свою единственную – переходи на другую сторону улицы и удирай. Девчонка, в которую ты влюбился – твоя погибель. В засаде не ты, а она. Мой совет – не встречайся с ней до срока.

Я не понял.

Я боролся с паранойей как мог: раз в месяц-два напивался и отзванивал Веронике с предложением побухать-попихаться. Ей было под полтинник, сексом занималась как последний раз в жизни. Я хотел как в первый раз. В чем-то мы были похожи. Такого секса, лихорадочного и уничтожающего сознание, ни с кем не имел.

Владимир Александрович, начальник охраны, сел на разъездную «девятку»‎ и отправился за проститутками в две ходки. При езде на иномарке, а тем более на импортном микроавтобусе ценник взлетал на порядок.

Проституток пользовали в качестве обслуги. По заведенному Жориком порядку продажных девиц поручали мажордому Сергею Александровичу. Тот строил беспринципных девок шеренгой и ставил задачу: две самые толстые идут на кухню помогать повару, остальные разносят напитки по первому этажу, на этажи не поднимаются! удовлетворяют орально и вагинально потребности фланирующих граждан. За прочие перверсии имеют право на дополнительную плату. Форма одежды – ноль пять, то есть голые в белом фартучке. Кому предложение не нравится, могут трудоустроиться по профилю, вагинально и анально: в комнате охраны томятся бугаи, ждущих поздравления с Новым годом.

Проституток раздевали догола, чтоб чего не украли, выдавали фартучки без карманов срам прикрыть и отправляли на отработку. Иногда случалось, что самая дерзкая отказывалась исполнять Серегины задачи. Отважные дуры редко, но попадались. Сегодня попалась.

Идиллический зимний пейзаж нарушал брех собак за домиком охраны, где посторонний... то есть дерзкая и отважная пыхтела, удовлетворяя охранника. Смирные рассредоточились в холле, предлагая алкоголь с подносиков.

Через час прибыл Юрик с парой топ-менеджеров «Промы». Примчался Артем с дружками. Подкатили ребята из Минфина со своими же минфиновскими девчонками. Ух, про них совсем забыл, не раз и не два удивлялся, утверждая платежи во всякие шалманчики с пометкой «РКЦ Тушино»‎... Последним приехал «Додж» со студентками.

Лиза обещала притарабанить подружек, охочих до богатых мужичков. Не подкачала – из минибаса выпрыгнула дюжина гибких длинноногих девиц, устремилась с мороза в дом... испытала шок, завидев полуголую обслугу с подносами и веселых дядек. Стыдливо зацепили кто роксы с «Кампари» чистоганом, кто коллинзы с «Кампари-тоником», махнули и, наконец! мило застеснялись. Цыплячьим выводком вспорхнули на второй этаж, прижались к стенкам, не веря, что их, приличных и правильных, топ-менеджер Елизавета, эталонно приличная и правильная, позвала в натуральный вертеп.

После пары-тройки роксов-коллинзов студентки осмелели, взбодрились, растворились в компаниях по интересам – кто в гостиной, кто в библиотеке, кто в столовой. Через час дегустировали предложенные Юриком «качели»‎ – дорожки кокаина и героина через раз, запивали шампанским, закусывали тарталетками.

Я стоял в стороне, цедил «Скримин Игл» и не спешил нырять в пучину прогрессивного веселья... вдруг одна из студенток перебрала с порошками и алкоголем, рухнула мимо кресла на меня, икнула и медленно повалилась на пол. Надо помочь!

Схватил девчонку и столкнулся лоб в лоб с Вероникой. Она оценила ситуацию правильно, подхватила девчонку с другой стороны. Понесли туловище на третий этаж, там выгрузили на кровать в гостевой комнате, то ли третьей, то ли четвертой по правую сторону. Вероника сумела познакомиться. Девчонка представилась Лилей.

Мы сдвинули Лилю в сторону, обменялись с Вероникой взглядами и, не раздеваясь, я лишь ширинку расстегнул и Рикины стринги в сторону сдвинул, приступили к соитию, к совокуплению, к сексу, к жесткой ебле...

Лиля очухалась... проникла холодной ладошкой в мои штаны и начала гладить яйца. Я чуть не кончил от неожиданности, перевел взгляд с пыхтевшей подо мной Вероники на Лилю и сбился с ритма. Лиля казалась абсолютно трезвой. Она облизывала губы, одной рукой мяла мою мошонку, другой массировала свою грудь. Я чуть переменил позицию и, не прекращая фрикции, протянул ладонь в ее трусы к влажному лону и… испытал чувство электрического разряда!

В провинциальных саунах я практиковал секс втроем-вчетвером-впятером и оставался обескураженным. Какой занимательной смотрелась групповуха на видео, такой же утомительной она оказывалась в реальной жизни. Я чувствовал себя токарем, обрабатывавшим сначала одну болванку, потом вторую, потом болванки мешали друг другу... потом токарь шел пить пиво.

Сейчас накрыло магическое ощущение. Я нырнул в океан на глубину тридцать метров и теперь выплывал наружу, к сине-золотой поверхности в бликующих лучах солнца. Чувство было прекрасным, похожим на то, которое искал. Длилось наваждение чуть больше секунды. Я вернулся в реальный мир ЖМЖ не сознавая, где я, кто я, что делаю и зачем. Бокал вина, бокал шампанского, шот виски, пара дорожек и два влагалища с двумя глотками мешали осознанию. Так же мешались штаны, болтавшиеся на щиколотках, и рубашка.

Трахал Веронику с Лилей долго, нудно, до дрожи в коленках, до пота в глазах, до чешущейся от пота жопы... Пять потов сошло с меня. Скользкий мокрый устал... упал... уснул...

Совсем буднично не стало Чичи. На совещании по итогам года Яша доложил:

– Имею мнение, что Чича ласты склеил. Два месяца ни слуху ни духу.

Сообщение о Чичиной кончине не новость. Давно ходили слухи, что пропал под Бугульмой по местной схеме – биттек малай, алга! По слухам, Чича замутил нефтеперерабатывающий бизнес с набережночелнинскими корешами, но дал маху. Надо было с нижнекамскими мутить, а еще лучше к альметьевским прибиваться. Эту абракадабру тюркских звуков я не понял и финальный аккорд воспринял как песню из фильма про двух товарищей: «вот пуля пролетела и алга, вот пуля пролетела и товарищ мой упал».

Чича товарищем не был. «Прома холдинг» скинул балласт.

Через полчаса отзвонила Вероника и дрожащим голосом потребовала немедленной встречи. Я отправил за ней машину и поехал домой.

В дороге пересчитывал Жоркиных подопечных.

Пиночет сторчался, но живой. «Ватробанком» заправляет Алина. Кажется, замуж вышла. Надо бы навестить, припомнить сто долларов на сапоги.

Кирилл молодчик, регулярно приезжает из Голливуда на Среднерусскую возвышенность для съемок боевитых комедий с сиськами и вышедшими в утиль звездами советского кино. Мечтой Кирилла было получить на главную роль Щербакова, Панкратова-Черного или Кокшенова на худой конец. Не складывалось, ибо забыл упомянуть нужные фамилии в договоре. Зато я и Юрик таскались за компанию с Кириллом на все тусовки Москвы вплоть до прошлого лета. Нигде не было отказа!

Геннадия Иваныча инсульт прихватил, лежит овощем.

Пэтэушники разбились.

Анатолия Степановича перепутали с кабанчиком на охоте, подстрелили с пьяных глаз свои же менты, теперь инвалид на коляске, претензий не имеет.

Анастасию Игоревну муж приревновал, зарезал насмерть, кажется...

Верочка в автокатастрофе разбилась, как положено. Непонятно, жива ли? Надо бы узнать, проведать.

Антона Плотникова снайпер подстрелил. Этого точно насмерть, разрывным в голову. Стоп. Антон не из нашей компании...

Меня пронзило током!

Я видел Жорика последний раз год назад. Так! Что получается? Дана команда помирать? Нас бросили, мы пошли вразнос?

Мечты исполнились с запасом, но счастья не принесли. Я по-прежнему собирался быть счастливым в будущем, в то время как бывал счастливым только в прошлом. Свалившееся счастье не ценил, принимал за должное. И следующие года ситуацию не изменят. Я бываю счастлив только в прошлой жизни. Будущего нет.

По приезду домой полистал ежедневник. Что сегодня? Тридцатое декабря, предновогодняя вечеринка на дому перед загулом на эксклюзивных площадках для элитариев.

Юра приедет. С ним Артем, сын нефтесибирского губернатора, вопросы порешаем. Впрочем, вопросы с Артемом порешает Юра без меня. У них новогодняя неделя расписана плотно – пять клубов, шесть вечеринок, семь мероприятий... устал утверждать платежи за пригласительные билеты и корпоративные ложи. Сбился со счета, куда Юрик таскает красноземского принца. Для обоих оказаться в центре гламурной жизни страны было за счастье. Для меня – бремя.

В какой бы тусовке ни оказывался, с кем бы ни обменивался приветствиями, сообщениями, взглядами, наутро от новоявленного знакомца получал телефонный звонок с предложением вложиться в прибыльное дело, стать спонсором, помочь больному ребенку и тупо дать в долг.

Любое великосветское мероприятие превращалось в атаку гиен, которых следовало спонсировать. Мой прежний мир ломался и превращался в пыль. Кремлевский Дворец Съездов, зал Россия и прочие цитадели великой советской культуры оказались подобием кафе «ШерАми»‎: со всех сторон обступали заслуженные деятели далекой советской культуры, славословили в мой адрес, терлись щечками и заглядывали в глаза.

Единственным светлым пятном оказался Лев Георгиевич, с которым познакомился на банкете в ЦДХ. Любимый мамин актер, потому что жизненно сыграл Бонивура и не шмоточник, никогда не кичился импортом, даже исполняя хулигана и блатаря. Это со слов мамы.

В моей жизни Лев Георгиевич оказался канадским художником, приехавшим на выставку в ЦДХ и сейчас сидящим за этим столом непонятно почему непонятно с кем. Мы чокнулись.

Наутро я завязал с посещением любых мест, где требовалось светить лицом, то есть перестал таскаться по любым мероприятиям, не связанным с зарабатыванием денег. Если требовалось присутствие «Промы» с намеком на спонсорство‎, отправлял Юрика, любителя пафосных вечеринок и умельца отказывать так, что сердца просящих млели от восторга.

...уф, устал листать ежедневник и много думать. Ну его! Надо отдохнуть! Освобожу голову от мыслей, тупо нажрусь и трахну Веронику как последнюю сучку!

Больше не о чем мечтать и думать...

Осенью Жорик озадачил:

– Кончай сиськи мять. Давай глянем, что там с персоналом. Есть уроды, как Кислов?

Я вспомнил менеджера, которому в марте доверили фуру с пылесосами после Чичиного гоп-стопа. Кислов продал добычу за неделю и получил должность "Начальник отдела вакуумной техники". К началу лета, разобравшись с рынком, мерзавец свалил из «Промы» на вольные хлеба и на пару с бывшим ватрушкинским бухгалтером зарегистрировал контору. Торговали пылесосами не за триста долларов зарплаты, а за пять тысяч долларов ежемесячной прибыли. При этом, подонки эдакие, не постеснялись взять кредит у Вадима по старой памяти. На кредите погорели.

Мы провели совещание в узком кругу: Жорик, я и посланец от Чичи, сухой мужчина, спокойный и внимательный. Постановили: чичины атлеты немедленно выезжают на склад к Кислову и выносят подчистую. Беспредел избегают, в случае появления местной крыши или ментов вызывают адвокатов, которых Сева уже поставил на низкий старт.

Атлеты наказ выполнили на отлично: никого не убили, содержимое склада переместили в Хрякино.

Что удумал Жорик? Зачем ему такие, как Кислов? Да и сколько их? Текучка на менеджерском уровне «Промы» была сумасшедшая. Больше года мало кто отрабатывал.

Мы засели в Жоркином кабинете со списком уволившихся, перезвонили аксакалам «Промы», поинтересовались покупателями, исчезнувшими вслед за менеджерами. Нашли пять железных кандидатов на внесение в черный список для Чичи. Пройдя в «Проме» курсы молодого менеджера, ребята освоились с продажами и свалили на вольные хлеба вместе с клиентами.

Жорик встрепенулся:

– Понятно, откуда конкуренты лезут. Выращиваем сами. Можно сказать пестуем-лелеем, подкармливаем-раскармливаем, а они, свинята эдакие, норовят в наше корыто насрать. Ничего! Чича научит их гигиене бизнеса. Остальные тоже зарекутся натягивать работодателя почем зря. Возмездие будет суровым и болезненным. Но это не главное. Главное, что оно будет неотвратимым.

– А как-нибудь по-другому можно решить вопрос? – засомневался я в правильности Жориного решения.

– Нет! – отрезал Жора.

Заметив, как я поморщился, пояснил:

– Смотри. Ты вложился в товар, дал рекламу, привлек покупателей, перепоручил их менеджерам. Это были твои расходы. Свинята, не вложив ни копейки, получили канал сбыта и теперь у них одна забота – разжиться таким же товаром и перепродать. Никаких расходов! А ты четыре раза теряешь деньги!

– Откуда четыре?

– Считай. Первый раз, когда вкладывался в товар и рисковал. Второй – когда твой клиент ушел. Упущенная выгода – это прямые убытки. Третий: свинята где-то берут товар. Надо полагать, у твоих поставщиков. Поставщики, наблюдая ажиотаж, поднимают цены – это тоже твои убытки. Четвертое – у тебя какие расходы на «Прому»?

– Полтинник.

– А у них никаких расходов кроме аренды склада, потому что сидят дома на телефончике. Значит, ты опять в минусе. Как бороться с четырехкратной несправедливостью?

– Не знаю.

– Я знаю. С помощью другой несправедливости. Ясно? Клин клином вышибают. Если они такие умные и хотят конкурировать с тобой по-честному, пусть тянут такие же расходы. Дают рекламу, ищут клиентов, завозят, растамаживают, нанимают охрану и сажают на шею чичину команду. Кстати, можем поделиться атлетами за мзду. Кхм, хорошая идея, надо обдумать...

Рациональное зерно в Жориных суждениях наличествовало. Мы накатили по коньяку, вызвали Карабаса и отправили в «Терем», чтоб передал свинячий список Чиче с указанием выносить склады подчистую. В случае возникновения проблем предъявлять ментам документы. Завтра с утра Костя с Севой нарисуют официальные бумажки по итогам ревизии, в которых бывшие сотрудники натурально проворовались, похитили наш товар и теперь им торгуют. Можно смело возбуждать уголовку! Сева всегда был рад коррумпировать братьев-ментов, чтобы те завели дело и тут же закрыли, как раскрытое.

Карабас уехал. Жорик плеснул в фужер добавки, но не допил. Вскочил с воплем «Эврика! Новая веха!», умчался прочь.

Наутро Жора приказал Маше разместить везде, где можно, рекламный модуль с текстом: «Кредиты для ТОО на развитие. Быстро! Недорого! Конфиденциально!»

Летом продажи алкоголя встали колом, появилось свободное время. Первым делом обзавелся для важности мобильным телефоном, вторым – назначил Карабасу рабочее время до восьми вечера. В десять минут девятого, уже без Карабаса, прыгал за руль «мерина» и катался бульварами в надежде, что встречу единственную неповторимую, вставшую на обочину и поднявшую руку.

Голосовали либо уставшие тетки, спешившие домой, либо жеманные девицы, норовившие разместиться на заднем диване. Пару раз подвозил нормальных девчонок, но разговор не клеился. Девчонки пугались антуража и хранили молчание, как на допросе в гестапо.

Я не знал, что сказать, кроме: «Мне «шестисотые» вообще не нравятся. Вот «Торус» это вещь! Но самая классная тачка для России – это «Москвич!».

Пассажирки принимали меня за наемного водителя, пыжившегося сойти за вольного стрелка. А так хотелось невзначай познакомиться с милой девушкой, свидание назначить, цветы подарить, в кино пригласить… что там еще делают влюбленные?

Да!

Ну конечно же влюбиться, потерять голову, сочинять стишки, ждать звонка, звонить и перезванивать, нервничать и страдать, томиться в ожидании встречи. Ах, как хорошо было бы, если бы я знал, где можно познакомиться с девушкой, ради которой забуду все на свете!

Через месяц я сменил тактику и начал шастать по клубам и ресторанам. Неудача опять! Для походов по заведениям требовался компаньон, ибо порядочные девчонки тусовались стайками. На меня обращали внимание только проститутки. Наутро одна призналась: сразу видно, наш заяц – обувь дорогая, пришел один, трезвый.

Что делать? Притащиться веселой шумной компанией я не мог. Жорик меня забросил, друзья-приятели после работы разбегались по съемным квартирам. В довершение бед я потерпел окончательное фиаско. По старой памяти заглянул в кафе «Шер Ами» и разочаровался.

Заведение, годом ранее принимавшееся за шикарный ресторан, предстало тревожным шалманом. Бухавшие там граждане оказались потасканными жизнью прохиндеями, алчными гиенами, бросавшимися на любого человека, способного их угостить. Подобострастно тискали спонсора, терлись щечками и как один фальшивили, изображая добросердечие.

По-прежнему в моей жизни все не так.

Разочаровавшись в личном, я переключил внимание на «Прому». Алкогольное направление сократил с шести менеджеров до трех. Кого бы еще сократить? Контора разбухла, менеджеры не помещались в кабинетах, зимой казавшихся просторными. Импортировали все подряд – памперсы, аккумуляторы, краски, канцелярию, кондитерию, бижутерию и прочее, прочее, прочее. Число сотрудников выросло в четыре раза, оборот – в два раза, расходы – в семь. Прибыль съежилась до нуля.

Благодаря Чичиной деятельности в конце каждого месяца в сейфе оставалась неучтенная десяточка на форсмажорные расходы и немного на карман, чтобы не рассматривать ценники в магазинах. Впрочем, тратить было некогда, рабочее время занимало 12 часов в день, 6 дней в неделю. По воскресеньям тупо отсыпался.

Дома спалось лучше, чем в больнице, но раны с порезами чесались и зудили то одновременно, то по очереди с задержкой в пару минут. Левое предплечье, левое плечо и левая ключица оказывались пронзенными этими, как его... Забыл... Голова гудела от бесконечных уколов в ягодицы... уф...

В квартире поселилась медсестра, ухаживавшая за мной. Лица не запомнил, в памяти отпечатались мягкие ладошки на заднице перед уколом, не более. Что творилось после укола – без понятия. О неделе проведенной дома в компании медсестры, потом рассказывал Жорик, показывая на себе: сиськи во! жопа во! мордаха – вылитая Голди Хоун, а ты, лошарик такой, лежишь овощем и жопень под щипочки подставляешь. Ой-вэй, такая телка!

Закончив с пантомимой Жорик сообщил, что Чичину бригаду свел с Путчистом, раздававшим кредиты налево и направо. Лучше Чичи во всей Москве нет коллектора. Чичины атлеты способны выбить и выжать долг из любого должника. Путчиста, кстати, уже в Пиночета переименовали.

– А нам какая польза? – не понял я Жоркиной радости. Надеялся, что Жора натравит Чичу на моих врагов, враги исчезнут и жизнь станет безалаберной как прежде.

– Рома, ты есть валенок официальный! Могу аттестат выписать! Не чуешь, что рынок забит алкашкой? Отбивать три конца, как раньше, не получается. Халява кончилась. Отстреливать конкурентов замудохаешься. Вруби Студжиз и зарядись энергией для позитива. Серч энд дестрой! Теперь только так. Негодяев, тебя заказавших, по-любасу найдем и уничтожим, не сцы. Юрок составил список на трех листах, разбираемся, кто там самый виноватый. Месть – это хорошо и почетно, но надо думать, чем заниматься дальше. У нас поллимона натуральных денег вбухано в алкашку, а это неправильно. Бабосы надо распылять над плантацией, а не зарывать под одним деревом, как Буратино!

Жорик метнулся к холодильнику, потом к шкафчику с алкоголем, наполнил стакан, выпил, крякнул, продолжил:

– Наблюдай за ходом мысли. Чича отжимает у пиночетовских должников товары, купленные на его кредит. Что с отжатым делаем? Правильно! Складируем в Хрякино и продаем через твоих пупсов. Пусть выясняют, сколько стоит отжатое в среднем по рынку и скидывают чуть дешевле, без демпинга. Треть полученных бабосов возвращаем Чиче с Вадиком, треть выделяем на поощрение пупсу и треть остается нам. Смекаешь?

– Не.

– Ты точно валенок! Что айболиты сказали? Когда трудиться?

– Через недельку понемножку.

– Отлично. Приступаешь завтра! За тобой Карабас на «мерине» заедет. «Мерин» теперь твой, я себе зачетный «бымер» выкружил. Теперь смотри, как торговлю чичиным хабаром мутить. Если продается хорошо, начинай тему. Где добывать – париться не надо. Пиночет скинет документы, заполненные при выдаче кредита. Контакты поставщиков, закупочные цены и прочее. Таможим через Антона. Пупса-продажника делаешь начальником нового отдела и ставишь задачу – через месяц нести прибыль в кассу. Полученную премию может потратить на развертывание отдела – оргтехнику, рекламу, разное.

Жорик расписал схему и умчался прочь. Отлежавшись день, я приступил к отладке схемы.

Прибыл в офис как киношный комиссар, весь в бинтах. Ребята, завидев меня, дико ржали: «Береги руку, Сеня!». На ржачь внимание не обращал, сидел в кабинете, рассматривал отчеты и поражался Чичиному энтузиазму. Каждый день в Хрякине разгружались две-три фуры ширпотреба, которые «Прома» оплачивала согласно таксе, самой собой установившейся – пять тысяч долларов за ходку. В Чичиной бригаде крутились уже не десяток резких пацанчиков, как раньше, а раза в три побольше числом, и раза в полтора поширше телосложением. У входа в «Терем» парковались наглухо тонированные «Чероки», «Тахо», «Эксплореры», «Паджеро», «Ландкрузеры» и вазовские «восьмерки» без счета.

Результаты Чичиной деятельности озадачивали. Где-то в дальней части мозжечка шевелилось недовольство, что Чича грабил честных коммерсантов, а я на этом наживался. С другой стороны такими стали правила игры.

М-да. Цепочка, ведшая товар на хрякинский склад, при здравом рассуждении казалась правильной. Я сдавал промовский доход, то есть собственное кровно заработанное, в «Ватрушку». Чтоб деньги не лежали мертвым грузом, Вадим-Пиночет кредитовал ими сторонних лиц. Если кредит не возвращался, принимались меры по возврату денежных знаков, моих личных. Чича возвращал мои деньги казуистическим способом, но какой есть.

День выписки превратился в калейдоскоп.

Первый узор: в палату вломился Карабас с задачей доставить меня домой. Вослед влетел Жорик:

– Э-эээ, воу-воу, Кара!!! Кантуй с почтением! Рома нам пригодится! Где здесь грузовой лифт?

Второй узор: приспособили меня к заднему сидению «мерина», Жорик уселся впереди, поделился размышлением, что, тащемта, хотели бы вальнуть Пескова, палили бы в голову, а не в головку блока цилиндров. Значит, пугали. Знаки подавали. Понять бы какие...

Херассе!

Я подал несогласный писк, но мои вибрации Жорик не оценил. Потирая руки, планировал будущее:

– Так-так-так. Секи, студент! Ельцин дал команду борзых не щемить. Наша задача – попасть в борзые, дербанить совок под ноль и не попасть под раздачу. Еще не Чикаго тридцатых, но уже конкурентная борьба! Ах, как же я люблю движуху с расстрелами непричастных! Надо к прапору сгонять, вооружиться. Стреляли в тебя не просто так. Предупреждали! Разобраться бы по какому поводу и вставить гадам фитиль в жопу, чтобы поджечь! Прогибаться нельзя, сожрут!

– Может «Прома» мешает кому-то? – набравшись сил, промычал я.

– Исключено. В этом случае тебя вальнули бы, как Панин с Бутом валят на коллоквиуме юных мифистов. Чичины атлеты, например, нарисовали бы за пятихатку зелени, шарахнув по «Торусу» из гранатомета. Дешево, сердито, с гарантией! Когда убивают – убивают за дело. А когда ранят номинала с намеком, что следующим будет адресат – это предупреждение. Так что надо разбираться: кого предупреждали? Зачем? Надо Чичу подключить, он на сходках с разборками собаку съел.

Мысль, поразившая меня, была простой: откуда Жорик знает Валериана Валериановича и Сергея Гавриловича, самых строгих моих мифистских преподавателей? Вторая мысль оказалась сложней: я номинал? А кто адресат?

Жорик тут же пояснил:

– В посторонних глазах ты бобик на зарплате в килобакс, номинал!. Был бы натуральным главбоссом, давно бы засветился: лимузин, хата и дом в Малаховке или на Рублевке, как положено. С адресатом не просто. Возможно, моя тема. У меня официальных доходов баксов двести, но езжу на шестисотом, пять квартир в Москве и курятник в Подмосковье. Надо думать...

Эвона как!

Узоры калейдоскопа третьи, четвертые и пятые замельтешили сразу, как проснулся.

Поначалу везде и всюду суетилась Верочка. Я имел представление, что нас объединял технологический секс ценой в полтинник, но не предполагал, что в критическом случае она будет суетиться, поправлять постельные принадлежности, пилюльками пичкать, нравоучения нудеть, покорно уступать место Алине.

Эта откуда взялась и зачем примчалась? Тут ей точно на сапоги не обломится...

Додумать не дала Марина. В раз навела порядок, передвинув всех присутствовавших из спальни в холл. Ах, да, в поле зрения мелькнули Юрик, Паша, Вова, Костик, прочие...

Чувствовал себя последним императором, в голове шарахалось: «Бросить всё и вернуться в сторожа! Там хорошо!»

К полуночи народ с пожеланиями спокойной ночи удалился. Я перевел дух парой-тройкой полудрем и с рассветом задумался.

Надо бросить все! Стать прежним Ромкой-сторожем, мечтающем о светлом дне: Роман Песков заканчивает лучший на земле Московский инженерно-физический институт и превращается в ценного специалиста по автоматике и электронике! Потом, согласно мечтаниям, в течение пяти лет приобретает цветной телевизор «Рубин», видеоплеер «Shivaki» и автомобиль «Москвич» зеленого цвета. Получает ордер на заселение в малосемейку на окраине Серпухова, желательно, чтобы соседи непьющие. Потом исполняется волшебство, о котором мечтал всю жизнь. Ба-бамс! Инженера Пескова за рвение и благоразумие замечают большие начальники и переводят в доверенные лица. Качество жизни взмывает ввысь: телевизор «Sanyo», музыкальный центр «AKAI», новая «девятка» цвета «сухой асфальт» и однушка в Бирюлево-Восточном. Но и это еще не все! Через пять лет суеты наступает счастье!

Пара-па-памс!!!

Роман Викторович, умудренный руководитель отдела, становится соучредителем фирмы, импортирующей товары народного потребления. Само собой – огромный телевизор «Sony» с видаком, иномарка больше «Волги» и трехкомнатная квартира в десяти минутах езды от Садовой. Ох и ах!

Давешние мечты о Нобелевской премии и белых «Мерседесах» – пусты и лживы. В реальной жизни я был заточен под унылую жизнь мелким бобиком, алкающим достойного вознаграждения за унылый труд мелкого бобика.

Получалось, что свернув с пути, навязанного Жориком, через десятки лет упорного труда и пары-тройки счастливых случаев получу то, что имею сейчас – квартиру, «Торус», директорское кресло. Причем, через десятилетия меня, как преуспевающего соучредителя, точно так же, как накануне, могут подстрелить. Риск конкурентных разборок входит в стоимость билета.

Прошло пять лет. «Прома холдинг» занял лидирующие позиции… взгромоздился... вонзился... Нет, не так! Вмял вялого, попыхтел и отмучился!

Где же Светка! Где пропадает мелкая блядь в леопардовых лосинах с замашками светской львицы? У папика на Рубле, у пацана в Малаховке, Мосрентген ставит на уши? Когда появится, разбираться не буду, накажу. Хотя, как ее наказывать? Дочь Василича! Таких не наказывают, за таких делают работу, целуют в попку и поддакивают: «Да-да, конечно, Светочка! Всего добилась сама. Ай, Светлана Владимировна! Чистейшего селфмейдства чистейший образец!»

Со Светой понятно. У кого папа служит Родине в чине генерал-полковника ФСБ, тот – настоящий счастливчик и баловень судьбы! А разнесчастная Светка всего добилась сама. Папаша – отставной генерал-майор СВР, служака из Бачурино. Все наследство – трешка в Ясенево и семейное богатство в виде четверки «Жигулей» в семерочном салоне.

Пока Света зажигает огни над Подмосковьем, надо делать ее работу: утверждать пресс-релиз к юбилею Промы и отправлять в печать. Как же надоело! Зачем я это делаю? Зачем я живу?

Пять лет назад было проще пареной репы. Выписался из больнички и влез в ярмо, из которого до сих пор не вылез...

В августе девяносто седьмого структуру холдинга переформатировали. Президентом назначили Юру и свалили на него общение с туземцами. Ида с Яшей получили звания старших вице-президентов без перемены участи. Для меня замутили должность Председателя Наблюдательного Совета. Чтобы легче председательствовалось, Яша предложил трудоустроить Советником Председателя полезную девочку Светлану. С тараканами в голове, но с боевым папашей-генералом, очень эффективным в решении проблем и более того, по слухам, пару вопросиков порешавшим в нашу пользу через очень серьезных людей. Надо бы зачислить в штат генеральскую кровиночку...

С могущественным папашей я встретился через полчаса на стоянке. Отозвал Василича в сторону и в лоб спросил, чего там Яша мутит. Василич пожал плечами, подтвердил, что Яша ни разу в жизни его при должности не видал, но если есть вакансия, то почему бы не трудоустроить Свету на испытательный срок. Под папиным присмотром не забалует, нормально отработает. Потрепал меня по плечу: «Херовый у тебя безопасник, не может в персонале разобраться».

Так-то Яша по другим делам специализировался, но да. Кто такой Казбек Волков – не разобрался, не подозревал, что боевой генерал Василич числится у нас простым водителем за двадцать килобаксов ежемесячной зарплаты, праздник души и именины сердца, как для Василича, так и для нас.

С тех пор как Жорик отчалил в Лондон, числился Василич вольным стрелком при «бымере 750L» с дипломатическими номерами. Туда прокатится по срочному Жоркиному делу из пейджера, сюда отъедет, исчезнет на пару недель. Зачем ему должность?

Большого полета человек!

В прошлом году Василич свел с боевыми друзьями, такими же пенсионерами при незаметных должностях. Раз в месяц я встречался с неприметными гражданами то на охоте, то на рыбалке, лишь бы на пару тысяч километров от Москвы и без намеков на электронные устройства поблизости. Граждане с генеральскими корочками в карманах блюли конфиденциальность параноидально. Бродили с незаряженными ружьями по лесу, обсуждали мелочные вопросы, осуждали прогнозы погоды, делились наводками на прикормленные места, между делом выслушивали мой вопрос из серии: «В Нефтесибирске губер палки в колеса ставит, хотя всегда был нашим парнем».

Через месяц на рыбалке уже другой генерал после долгого обсуждения спиннингов мог тихо сказать: «Вашим нефтесибирским заводом холдинг Рассвет интересуется», и тут же вернуться к обсуждению мормышек. Еще через месяц где-то на номерах я задавал вопрос, тщательно подготовленный Яшей и Идой, вынюхавшими все, что можно и нельзя.

Как действовать? Хотим вот так!

Третий генерал либо пространно отвечал: «Ну, не знаю», либо категорически запрещал: «А вот это делать нельзя!»

На человеческий язык «Ну, не знаю» переводилось как: «Ваш способ решения – бестолковый. Думайте еще».

Запрет звучал как призыв: «Так и надо поступать, но если что покатится не туда – вас предупреждали!»

Я запоминал ответы, транслировал Яше, Иде и Юрику.

В развитии холдинга появилась осмысленность. Не вступая в затяжные бои на региональном уровне, избавились от заводов, заинтересовавших лиц в федеральных кабинетах, пока что как объект интереса, не более. Пользуясь генеральской информацией, находили компании, желающие поиметь заводик в собственность, устраивали через Иду негласный аукцион и сбывали предприятия. Как правило, офшорной компании, хозяин которой сидел высоко. Ида закатывала глаза и смотрела в потолок... Что за потолком творилось, Ида не представляла. Говорила, что можно шашлыки жарить на правильной даче и через это присваивать собственность в сто крат дороже всех активов Промы.

Мы в верхние сферы не лезли, ненужное отдавали дороже себестоимости, за нужное стояли на смерть.

Вложив все имевшиеся средства плюс злой возврат дебиторки плюс кредиты «Ватрушки»... уфф!.... мы потратили все, что смогли, но переформатировали холдинг в единый производственный цикл. «Прома» вырулила на рынок хозтоваров: клепали пластиковый ширпотреб, оборачивали в яркую упаковку и продавали ларечникам. В сетевые магазины хода не было. Там царил импорт, с которым конкурировать при цене 6 тысяч рублей за доллар невозможно.

Жизнь устаканилась. Ненадолго.

Навалилась новая беда.

Пиночетовский банк погряз в рознице и оказался не способен день в день оплатить жалкие сто миллионов рублей по счету выставленному Нефтесибирским «Оргсинтезом»‎, основным поставщиком Промы. По наводке генералов наладил общение с парой пузатых банков, потом еще с полдюжиной... Пришлось метаться с одной официальной встречи на другую неофициальную, скидывать цифры Юрику и после десятков совещаний принимать решение по кредиту... Через месяц переигрывать... Через два месяца опять метаться...

Один пункт распорядка не изменился. В воскресенье я отсыпался до обеда в хрякинской усадьбе, пил вино, неплохое кстати, и думал о доме, купленном по Жоркиной указке в Майами: Европа загнивает, все понты в Штатах! Надо брать!

Адрес дома прост: Голливуд, округ Броуард, Флорида. Домик на океанском берегу, двухэтажный с пальмами, бассейном, пирсом и яхтой, как мечталось всю предварительную жизнь. Надо бы съездить, посмотреть на осуществленную мечту. Этот Голливуд теперь казался более правильным.

По возвращении в Москву ждал прежний график: с понедельника до четверга мотался по ресторанам внутри Садового кольца, встречался с серыми человечками в тусклых костюмах: дешевых, недорогих, дорогих, подобных моим из «Селфриджа» и от кутюр.

«Прома холдинг» обзавелся незаконно, но как получилось пятьюдесятью семью предприятиями, которым следовало придать структуру. Ощепки советской промышленности достались по принципу «возьми, боже, что нам не гоже» и не могли генерировать прибыль самостоятельно. Требовались постоянные поставщики с вменяемыми ценами и постоянные покупатели с натуральными деньгами. Поставщики с покупателями через одного были кидалами, денег не было, вменяемых цен не было, ничего не было, кроме бартера, фокусов с векселями и Жоркиного нахрапа.

Владлен Георгиевич устал терпеть ералаш и ушел в госструктуру на копеечный оклад с объяснением, что всегда был «государевым человеком». Финансовый департамент превратился в проблемное место «Промы». Стройность в финансовых расчетах исчезла. Кто кому сколько и за что должен – непонятно. Я до полуночи корпел над отчетами, колошматил по кнопкам калькулятора, ничего не понимал. Судя по отчетам заводы один за другим возвращались в прежнее состояние: в убыточные советские предприятия, производящие не нужный хлам. На одном из совещаний Юрик подтвердил, что 90 процентов продукции, производимой холдингом, можно купить за рубежом в 2 раза дешевле. Потребуется оплатить доставку и растаможку, но там копейки.

– Уверен?

– Абсолютно. Тему поковыряли, с половиной поставщиков расстались. Покупаем комплектующие в Польше, Венгрии и Китае. Качество то же, цена ниже. Другое дело, что с нами тоже расстаются.

С четверга по воскресенье я летал по регионам. Удачно получилось, что заодно с химзаводом в Тульской области отжали местный авиаотряд с ЯК-42, ангаром и взлетной полосой, сто километров от Москвы. Як перепрофилировали в бизнес-джет, что умножило мою мобильность. В четверг бухал с одним губернатором, в пятницу с другим, в субботу поправлял здоровье с третьим.

Менеджеры, прошедшие промовские университеты ППВ (Продажи Паленой Водки), точно знали, что нужно народу. Гжегож с компанией шныряли по Европе, скупали у немцев, французов и прочих шведов оборудование, обреченное на утилизацию, но получившее шанс на вторую жизнь в России. Самым ценным оборудованием оказалось упаковочное: наряжали промовские поделия в красивую обертку и отправляли на рынки, натуральные рынки, где тетки у входа семечки стаканами торговали.

Отдел продаж ожил. Стряслась проблема в регионах. Тамошние главбухи сообразили, как снимать деньги со счетов и инвестировать в ГКО. Государство сулило прибыль в десятки раз больше, чем с рахитичной производственной деятельности.

Тема возникла не вчера, самого подмывало вложиться в Государственные Казначейские Обязательства, но продажники настаивали на производстве свистулек-перделок и прочих народных промыслов дешевле импорта. Так надежней. Надо верить в себя и свои силы, а не доверять благосостояние государству, которое кинет в любой момент!

На пике сомнений я поехал в «Сирену» тереть тему с важняком, на которого генералы дали наводку... и столкнулся с Владленом Георгиевичем, сменившим должность в министерстве на место в аппарате Президента. Владлен оценил вероятность геморроя с ГКО в ближайшие полгода в пять процентов, через год процентов двадцать, летом девяносто восьмого выше 50 процентов, а там как с минфином договорятся.

В финале разговора показал и спрятал в карман салфетку с аккуратно нарисованной цифрой $10.000, таксой за консультацию. Перед там, как окончательно расстаться, уже встав из-за стола и направляясь к выходу, Владлен бросил: «По старой памяти советую – не влезай!»

Вечером, улетая в Красноземск, я прикинул, что Владлен за полчаса заработал больше, чем за месяц работы в «Проме». А может и не больше. Половину суммы наверняка заносит боссу. Или не заносит? В любом случае хорошо устроился. А я?

Как дурак мотался по московским ресторанам и кафе на посиделки с людьми, мне не нужными, я им не нужный, но обстоятельства складывались так, что необходимо мое присутствие, нужны разговоры вокруг и около, результатом которых оказывалась крупинка информации, интересная Проме. Без этих встреч, я и холдинг выпадали из сферы внимания незаметных человечков, начинавших разговор с одного и того же: «Есть тема»...

Человечков было не много – триста, четыреста. Каждый владел информацией, каждый хотел ее продать. Я не попал в первые ряды бизнесменов, решавших вопросы на уровне Президента. Не попал и во вторые, где вопросы решали на уровне правительства. Третий сорт еще не брак, но и на губернском уровне я был никто. Я болтался на уровне предпринимателей средней руки, уважаемых на муниципальном уровне. Для решения проблем с районной налоговой или с бандосами, крышующими ларек при заводе, таскался лично.

Законов в стране не было. Вопросы решались по понятиям при личной встрече, вопросы самые разнообразные – от количества автобусов на заводском маршруте до горячей воды для заводского детского садика. Маршруты, вода и прочие признаки цивилизации принадлежали местным тохтамышам, ждавшим от меня ясак. Ясак платился по Жориной схеме: «всегда давай в голову»!

Хм... пока до этой головы доберешься!

Эх! Разделить бы меня на двух предпринимателей средней руки: один скромный в Москве вопросы решает, другой напыщенный – на местах благоволит...

Додумать не дали. Приземлились. Везут в пансионат.

Посещение легендарного парка не было пределом прежних мечтаний, но стояло где-то рядом. Я прогулялся вдоль прудов с лебедями и мимо памятника Питеру Пену вышел на улочку, по которой сновали даблдеккеры. Напротив возвышался двухэтажный паб «Зе Сван».

Оказией воспользовался в момент! Поднялся на второй этаж, вышел на террасу, заказал айриш стаут, погрузился в думки. Погрузился не с первого раза, отвлек Боб звонком на мобильный, выданный вчера. Уточнял где я нахожусь, телефон в номере не отвечает.

Я ответил названием паба и, как только принесли «Мерфис», думы разлились рекой, широкой, полноводной, шоколадной.

Четыре года назад я мечтал оказаться частью успешной толпы, шествовавшей мимо МакДака на Тверской. Мечта исполнилась с двумя поправками. Первая: громадная, к соблазну жадная толпа шествовала натурально в городе Лондон! Вторая: в моем кармане лежала пачка розовых банкнот, на которую можно купить квартиру в Москве. Боб накануне выдал с извинениями, что карта Барклайз-Банка будет готова через пару недель, когда закончим волокиту. Вот мелочишка на карманные расходы. А дальше? Что еще изменилось за четыре года?

Ничего не изменилось!

Мимо текли люди по своим делам. Три года назад, когда в моем кармане не было ни копейки, каждого из них считал небожителем.

Сейчас, если смотреть с террасы паба, внизу двигали ножками туристы, клерки, студенты, иммигранты, праздношатающиеся неопределенные сущности, ничего общего с успехом не имевшие. Успешными в радиусе ста метров считались я и водители «Поршей»‎, проносившиеся мимо десятками и сотнями. «Порши»‎ на Бейсвотер роуд не переводились. Их было как восьмерок в Москве. Много в Лондоне успешных людей! А вот и Боб. Заказал шерри, достал пачку бумаг из портфеля, глянул на меня.

Да ну в жопу! Бумаги подпишу без всяких взглядов! С утра не было возможности обсудить насущный вопрос.

Ты можешь объяснить, что случилось? Вчера я был королем вселенной, а наутро проснулся бухгалтером, выдающим дензнаки присягнувшим моему величеству на одну ночь. Что это было?

Мысль, обозначенная выше, пролетела в голове пулей и через минуту трансформировалась в путаный спич.

Боб, определенно умевший читать мысли, до конца не дослушал, перебил вопросом:

– А в Москве одноразовые девчонки наутро ни на что не намекают и ничего не просят?

Спросил на чистом английском, абсолютно понятном. По большому счету Боб оказался прав. Я хлебнул пиво. Боб резюмировал:

– People are all the same. No one wants to work. Everyone wants to have fun.

Я согласился. Пипл ар олл зе сейм в Москве и Лондоне. Никто не хочет работать, все хотят веселиться!

Получив от меня пару сотен автографов, Боб удалился. Я остался размышлять над фактом, что сейчас не просто отдыхаю, но дую стаут в центре Лондона напротив Гайд-парка. Пару лет назад об этом даже мечтать не мог, а сейчас никакого душевного подъема не испытываю.

Почему?

Если бы в прежней жизни светила поездка в Лондон, я бы заранее составил список музеев, обязательных к посещению и перечень видов, обязательных к осмотру. Впихнул бы в отведенное время как можно больше. Я бы за полгода до поездки одновременно млел и тужился, планируя как получить максимум впечатлений.

Сейчас желания куда-то тащиться, на что-то глазеть не было. Гляну при случае в следующий раз. Этих разов будет много, не зря сегодня вступал в права владения местной конторой с офисом в Сити...

После третьего «Мерфиса» я отправился в отель.

Тур по конторам, банкам, офисам и присутственным местам продолжился наутро. Легендарные туманы и прочая хрень над Темзой оказались враками. Солнце в Лондоне светило три дня без остановки. При этом Лондон оказался не сумрачным Таллинном с узкими улочками, как в кино про Шерлока Холмса, но вполне широким бойким Киевом. Школьником возили в столицу Украины, трёхдневная поездка вместила пять музеев, семь универмагов, Андреевский спуск, Крещатик и что там еще... забыл...

Следующий после Лондона Париж остался в памяти пьяным мороком: зачем столько пить шампанского и почему нельзя блевать в Сену? В Ницце тратил время трезвым: на подписи бумаг у нотариуса, адвоката, в банке и муниципалитете. Вечерами отправлялся на Променад дез Англе и умеренно употреблял Кир Рояль.

Финальные посиделки с Бобом закончились недоразумением: меня не пустили в клуб, в котором Боб забронировал ложу. Не велика печаль! Мы посидели в баре, потом в кафе, потом в бистро, потом еще где-то... по итогу мое тело доставили на яхту со стоеросовыми тетками из журналов для взрослых.

Яхту не запомнил. Едва ступив на палубу, погрузился в дрейф сознания из депрессивного алкоголического в позитивное эйфорическое. Порошки линиями знали дело! Меня распирало и взрывало. Раз в два-три часа я приходил в сознание, наблюдал антураж из девиц и прежде, чем рухнуть в очередной омут промискуитетного счастья, скрежещал мозгами: «Три года пахал ради этого? Мое счастье – валяться убитым в мозг на палубе шаланды, пялиться на глупые звезды на глупом небосклоне, эрегировать на очередной минет, позволять насаживаться очередному телу на половой отросток, стоячий после порошка, как дед мороз под елкой? О, хорошие сиськи, массивные...»

Захлебывался бессознательным на следующие два-три часа...

В Малаге полегчало. На меня в один день оформили компанию с недвижимой собственностью на первой линии.

Я был трезв и вменяем. Счастливым не был.

День исполнения желаний грозил закончиться разочарованием, но меня снарядили бутылкой «Jameson 15 Year Old Pure Pot». Нектар!

Я обсвинячился, потерял контроль над телом, временем и пространством. Мир оказался седьмым элементом эйфории. Разум вылетел за границы бытия и там, зарядившись алкоголием, усевшись на облаке и свесив ножки, наблюдал, как тело Ромы Пескова перемещают в аэропорт, проводят в вип-зал, сажают в бизнес-класс, ненавязчиво обслуживают, аккуратно выгружают, транспортируют в роскошный отель «Инн оф зе Парк Лондон», заселяют в номер, где жалкий пьяный Рома Песков обозревал с балкона окрестности... Недолго обозревал. Оттащил Боб, местный адвокат, отвечавший за мое пребывание в Лондоне. Как потом выяснилось, Боб – не совсем юрист, но вполне Жоркин консильери в Лондоне.

Фух!

С утра Боб прокатил меня маршрутом «Харродс» – «Селфридж» – «Инн оф зе Парк». Поездка навеяла воспоминания двухлетней давности, когда катался с Жориком по барахолкам в Луже и на ЦСКА. Боб ровно так же заставил старые одежды выбрасывать в помойные баки.

Что?!

Я приехал в Лондон разодетый, как успешный русский коммерсант! Одежда дорогая-богатая без изъяна от Верочки и ее проверенных подружек с рынков! Фуфел не пройдет!

Увы.

Меня переодели в убогий костюмчик. Десяток других, совсем убогих с несчетными рубашками, платками, носками, туфлями – отправили посыльным в номер. Там же в номере я примерил обновки напротив зеркала.

Эге!

Увидел не щуплого коммерса из Москвы, а натурального Ричарда Гира из «Красотки», успешного бизнесмена! Развить мысль не получилось. В номер ворвался Боб и потащил в лондонскую ночь!

Ночь была полна огня. Мы посидели в кафе возле отеля, потом в пабе за отелем, сделали пару шагов и оказались на ипподроме. Вернее, на дискотеке под названием "Ипподром".

Вау!

Какие там двигались мальчики. Какие там зажигали девочки! Боб усадил меня за вип-столик, а это значило, что блистающий мир наконец оказался моим!

Боб, окруженный девчонками, подливал и разливал. Я, окруженный девчонками, провозглашал "Чирс!" Перемещались на танцпол, исполняли, двигались, возвращались. Музыка грохотала. Алкоголь извергался. Я натурально повелевал миром, сотканным из эйфории и грез: «Эта женщина моя сегодня на ночь», «Этот мир мой навсегда»...

Вернулся в отель с Сарой и ее подружкой Дженнифер. По приезду, Дженни упала на диванчик в гостиной, мы с Сарой переместились в спальную. Секс оказался исполнением инструкций: "Так мне неудобно", "Так я не могу", "Так мне не нравится".

Инструкции отдавались на английском языке, но в непонятном произношении. Я переспрашивал, как удобней принять мой член, перестраивался, подстраивался, утомился, уснул.

В шесть утра Сара с Дженни разбудили просьбой о помощи – обеим возвращаться в дальние бундоки, не могу ли оплатить такси, недорого, по двести фунтов за маршрут. Бундоки в разных концах Лондона.

Наличные девчонкам выдал. Уснул.

Спал недолго до приезда Боба в восемь утра. Он собрал в кучу мое тело с документами и отвез к нотариусу. Там я пять часов потратил на подпись бумажек, предварительно зачитываемых на непонятном английском языке.

Уф! Так-то английский язык я понимал, но не лондонский юридический воляпюк.

На выходе из конторы Боб предложил культурную программу: галерея Тейт, музей Дизайна и еще что-то, не расслышал. Все очаги культуры с его слов находились в пределах ходьбы, буквально за углом.

Я отказался. Боб пожал плечами, усадил меня в таксомотор и отправил в отель.

Поездка заняла три минуты. Выгрузившись, я потопал не в отель, а в парк напротив наискосок, в Гайд-Парк.

Инструктаж, долгий нудный непонятный, тянулся до Хрякина, до леса на окраине городка. После пяти минут езды среди густых дерев попали на территорию усадьбы. Выгрузились перед особняком в три этажа.

У парадной лестницы переминались мужики в линию. Жорик представил первого:

– Начальник службы эксплуатации Сергей Александрович. Командует всем, что дышит на участке.

Вторым стоял начальник охраны, надзиратель над тем, чтоб на участке дышали только те, кому позволено...

Пятым, последним в линии был Ахмед, на все руки мастер. В прошлой жизни – доцент кафедры русского языка далекого национального ВУЗа.

После знакомства с гражданами, обеспечивавшими жизнедеятельность усадьбы, Ахмед повел экскурсией по этажам. Чистым русским языком, похожим на питерский безударный, рассказал, как пользоваться домашним кинотеатром, как заказывать завтрак и как готовиться к посещению бани... Я начал смутно подозревать, что Жорик передает в мое распоряжение свой «курятник», дом, в котором жил ранее... Интересно. И охрану передал. Грозился в Лондон улететь насовсем, все пикарески теперь там. Жуть как интересно...

После экскурсии по закоулкам, Жорик отправил Ахмеда с глаз долой, увлек меня в погреб с десятками стеллажей, выцепил пару бутылок. Пять минут и оп! Мы поднялись на мансарду, вышли на балкончик. Красота!

Лес, окружавший лужайку размером с футбольное поле, выглядел сплошным, но в нужном месте расступался, редел, показывал яр реки, серебрящуюся излучину и синее-пресинее небо. Жорик погрузился в кресло. За его спиной возник... имени не запомнил, в общем дядька, стоявший предпоследним в линии, открыл обе бутылки вина и разлил содержимое по четырем бокалам. Два бокала оказались на столике перед Жориком, два на соседнем столике. Ага. Там и кресло-качалка пустует. Я отвлекся от обозрения карамельных видов, переместился в кресло, взял в руки бокал.

– Что за шмурдяк? – со стартовых алковремен ветераны «Промы» любое вино называли шмурдяком. Употребляли благородные напитки – виски, коньяк, кальвадос, граппу, ром или текилу.

– Как был валенок, так и остался... – вздохнул Жора, сканируя ту же даль, которой я любовался только что. – Бордо. Сент-Эмильон. Восемьдесят девятый против восемьдесят второго. Пробуй. Оценивай.

Предложенная кислятина не понравилась как есть. Жорик перекатывал винище по бокалу, засовывал нос вовнутрь, дышал, делал маленький глоток, смаковал, запивал столовой водой, брал другой бокал, смотрел на свет, опять перекатывал вино по стенкам, нюхал, смаковал. Я грустил. Махнуть бы соточку «Балантайна» или «Джемисона», вмиг бы местная природа заиграла красками. От безысходности глотнул вина, и чуть не подавился. Кислый сухарь как есть! Фу!

Жорик проник в кабинет и расположился в кресле напротив. Хм. Обычно уподоблялся урагану, но сейчас индифферентно рассматривал свой маникюр, артикулируя в никуда. Ага, меня инструктировал:

– Завтра рейс в Лондон. Летишь на оформление документов. Три дня. Потом Париж деньком. Непонятно как совместить трансфер, осмотр Версаля с Тюильри и Gare de Lyon. Справишься. Ночным поездом в Ниццу, там тоже три дня на документы. Из Ниццы яхтой в Малагу с заходом на Пальму де Майорку. В Малаге пара дней на волокиту. Оттуда в Мадрид, взглядом стукнешь по Прадо, Тиссену и королеве Софии. Один день на все про все. В Барселону не успеешь, со временем затык. Нужен здесь через две недели.

Я ничего не понял, на всякий случай мотнул головой. Жорику безразлично, понял или нет. Указывал то, что считал нужным, и разговор заканчивал. Так и сейчас. Приказал через пять минут выходить.

Вышли во двор, погрузились в «бымер» на задний диван. Поехали.

Поехали в сторону Хрякино под вой недавно купленных официальных мигалок. Мой «Мерин» следовал позади, в конвое с «Лендкрузером» и микроавтобусом «Додж». Объединенная охрана, моя и Жорика, первый раз крейсировала сообща.

В дороге Жорик продолжал монотонную артикуляцию:

– Курировать тебя не получится, справляйся сам. Был бы ты военным, пришпандорил бы на твой китель галуны с аксельбантами, чтоб генерала за версту видели и честь отдавали. Но ты по гражданке катаешься, поэтому так: будут звать на пьянки-гулянки, охоту-рыбалку и прочие губернские активности в виде сабантуев и дней мелиораторов, отвечай, что занят в край, прикупил домик в Танбридж-Велс, Англия, озабочен ремонтом. Еще вилла на Кап-Ферра требует обустройства. Каждый выходной на счету. Тут же зови в гости на после ремонта, но куда – не говори. Понял?

– Не понял!

– Ты по-прежнему выглядишь как пионер. Тебе понты нужны, чтоб было чем колотить перед туземцами. Нужны дома в Лондоне и Ницце для форсу и приглашения в гостечки знакомцев федерального уровня. Им эти гости на хер не нужны, у самих домик на соседней улочке, но понт будет засчитан. Мимоходящих на губернском уровне тоже проси захаживать, мол, старуха мама будет рада, но адрес не давай. Давай только тем, кто губернские вопросы решает.

– Как узнаю, кто решает?

– Элементарно. Придет беда, разберешься, кто при делах, а кто щеки надувает. В каждой губернии есть человечек, к которому тянутся ниточки и это не губернатор. Наша задача не в том, чтоб бабки распылять над регионом для решения вопросов, а в том, чтобы дать финальную взятку конкретному туземцу, решающему все туземные вопросы. Понял?

– Нет!

– Потом поймешь. Запомни принцип, главный для безопасного бизнеса и безопасной ебли: «Всегда давай в голову». Запомнил? Теперь по личной теме. Мой кортеж теперь твой. Первым пускай «крузак», потом «мерина» с «бэхой». Додж пускай последним. Две поездки подряд одной машиной не пользуйся. Чередуй «бэху» с «мерином». Можешь присесть в «крузер» или «додж». Яша растолкует, как правильно кататься. Его советы по безопасности выполняй от и до. Теперь по офису. Запоминай. Официально Ида переходит в твое подчинение, но на самом деле занимает мой кабинет и ты ей не указ. Придумай должность незаметную. Консультант, например, или советник. Все, что в портфеле лежит, – Жорик кивнул на красный портфель, разделявший нас на заднем диване: – у Иды в голове. Она подскажет, что делать. Работай так: после переговоров или думок по бизнесу не принимай решение с кондачка. Тормози. Оставайся один, чтобы никого рядом не было. Думай, бухай, наутро с похмела еще раз крепко думай, потом совещайся с кем сочтешь нужным... и думай без бухла. Все, что надумаешь на третий день, диктуй Иде. Если ей продиктовал, значит вопрос попал под контроль и она добьется, чтобы решился. В крайнем случае, мозг тебе проест, чтобы ты решил. Если херню надиктуешь – заставит передиктовывать...

Машин на стоянке почти не осталось. Жоркин «БМВ», пара тонированных «восьмерок», «Ауди» и кабриолет кремового цвета. Я замедлил шаг, пытаясь вспомнить марку кабриолета, видал подобный в журнале полгода назад. Вероника тем временем подошла к синей «восьмерке», дождалась моего внимания, черкнула на бумажном клочке семь цифирок и сунула в мой нагрудный карман: «Звони».

Я чмокнул подставленную щечку. Вероника села в машину, завела двигатель и с буксами умчалась прочь.

Через открытое окно недалекой «Бэхи» завопил Жорик:

– Студент! Здорово! Как ночь?!

Я подошел к бэхе, занял пассажирское место.

– Чего хмурый, перетрахался? – поинтересовался Жорик, как только я пристегнулся.

– Не выспался.

– Не мудрено. Вдумчивый секс конгруэнтен недосыпу: чем более вдумчив, тем сильнее хочется спать потом. Одна ночь африканской страсти равна неделе недосыпа!

Дальше мы молчали.

Молча ехали. Молча смотрели по сторонам. Минут через десять нас обогнал кремовый кабриолет. Мчал лихо, пассажирки на задних сидениях визжали безостановочно.

«Вот лихачи, – подумал я. – Зачем лететь? Куда спешить?»

Воскресный день входил в зенит, была жара, жара плыла. Я начал прикидывать, чем займусь вечером… бэху швырнуло в сторону, визг тормозов порвал барабанные перепонки!

Слепой поворот оканчивался скоплением машин. Мы чудом избежали столкновения с "Жигулем-копейкой", стоявшим в длинной, полсотни метров, пробке. Вывернули на обочину, чуть не свалившись в кювет!

Впереди кипела суета. Мы вышли из машины посмотреть, что стряслось.

Стряслось неизбежное. Кабриолет вошел в поворот неуправляемым заносом и вылетел на встречную полосу под самосвал «Камаз». В конечной точке тормозного пути, нарисованного черным по серому асфальту, лежали четыре трупа. У трупов суетились граждане. Кабриолет, обратившийся в груду металла, сверкал поодаль. Капот отсутствовал. Салон превратился в месиво. Только кремового цвета багажник и два могучих колеса оставались как новые. Я подошел поближе и прочитал: «Корвет».

Красивая машина. Рядом встал Жорик и прокомментировал: «Не вовремя зажмурились».

Потом раскрыл зеленую тетрадку и поставил крестики пониже четырех колонок цифр. Я кивнул в сторону трупов:

– Все оттуда?

– Нет, только два охламона. Девчонки поехали с ребятами за красивой жизнью, а ее не бывает. Бывает только красивая смерть. Жизнь как книга: пока не дочитаешь до последней точки, не поймешь, о чем она. Причем каждый читает свою книгу: кто-то серьезную литературу, кто-то дешевый романчик, а кто-то заметку в газете.

– Ребята что читали?

– Журнал «Мурзилка» в лучшем случае и то не факт. Им рано погибать. Перстень при мне. Сами убрались, и девок погубили ни за что.

– Значит, контракт нарушен?

– Отнюдь. Мечта, чтоб были лавешки и телки без счета, исполнена. Лаве выше крыши. Куда тратить, понятия не имели. С девчонками та же история. Я ни при чем.

Трупы перенесли, ставший металлоломом Корвет оттащили, проезд открыли.

Мы вернулись к «Бымеру» и в веренице автомобилей потащились в Москву. Проезжая место аварии, я рассматривал пятна крови на асфальте, яркие, как небо, под которым когда-то бродил... и пэтэушники бродили, и еще десяток пассажиров злосчастного вагона. Какой будет их судьба? С Верочкой последний раз виделся два года назад. Веронику, Чичу, Вадима с Кириллом видел только что. А остальные?

– Жора, а чего с остальными? Живы?

– Много будешь знать, скоро состаришься, – ушел Жорик от ответа.

– Сколько нас осталось?

– Одиннадцать. Да ладно, не парься. Только эти два обормота убрались. Хотя могли бы жить и жить. Запишем в несчастный случай, брак на производстве. Лоханулся я. Не надо отпускать в таком состоянии.

Уф, полегчало. Прошло три года. Убрались два. Жорик и стоявший за ним кровожадности не проявляли. За ближнее будущее можно не волноваться. А дальнее оставалось в непроглядном тумане, как у всех граждан страны. Что можно загадать в сентябре девяносто шестого года? Только одного, чтоб коммунисты не пришли к власти. В минувшем июне вроде как пронесло.

– Расслабься. Даже если придут, не заметишь. Ничего не изменится.

– Откуда знаешь?

– Приехали. Выходи.

Жорик опять ушел от ответа.

Утром лежали в развороченной кровати, смотрели на освещенные солнцем верхушки елей за распахнутым окном. Я минералкой восстанавливал силы после марафона. Рика курила сигарету и щурилась то ли от табачного дыма, то ли от размышлений.

– О чем думаешь? – спросил я.

– Вспоминаю, кого ты продюсируешь. Что-то я тебя не помню.

– Пока никого. Только собираюсь.

– А сколько у тебя денег?

Я на секунду замялся, вспомнив Регину и ресторан «Арбат». Денег хватит на многое, но тратиться на Веронику не планировал.

– Есть чуток, – вздохнул я.

– Сколько? Тысяч сто хотя бы будет?

– Нет, – честно соврал я. – Не будет.

– Понятно.

Рика затушила сигарету в пепельнице, встала с кровати и превратилась в Веронику Сергеевну. В вертикальном положении тело напомнило о возрасте: подвисшая грудь, заплывшая талия, сморщенная кожа в местах, где планировалось похудеть, передумалось и снова запланировалось похудеть.

Я культурно свернул взгляд в сторону, встал с кровати. Быстро оделся и с Вероникой под руку спустился вниз, перекатывая в голове желание еще раз получить яростный секс в обмен на ничего. Секс, не завязанный на деньги, на профессиональные обязанности, должностные инструкции и прочий меркантильный интерес... Секс, потому что тупо хочется ебаться.

– Мы с тобой ебались? – прокричала в ухо дама преклонных лет в строгом вечернем платье.

Я вздрогнул от неожиданности и поперхнулся от вопроса в лоб:

– Нет, – проорал я в ответ, перекрывая рев музыки.

Дама рывком вытянула меня в тихий холл, прислонила к стенке, отошла на пару шагов, оглядела снизу вверх...

– Странно. Лицо вроде знакомо, – заключила дама. – Как зовут?

– Роман.

– Хм-м. И имя знакомое. Чем занимаешься?

Я пришел в замешательство. Дама спрашивала, будто стреляла из снайперской винтовки. Бесстрастно и точно в цель. Впрочем, я потихоньку собрался с мыслями и на вопрос о роде занятий ответил не привычной отмазкой для посторонних: «Так, мелкий опт», а Жориной подсказкой:

– Продюсирую.

Дама на пару-тройку секунд задумалась, кажется, перезаряжаясь.

Я пришел в себя, рассмотрел лицо в ярком макияже, копну рыжих волос, ладное тело с выпуклостями и округлостями, которые сразу вспомнил, но на всякий случай уточнил:

– А вас как зовут?

– Вероника. Можно, просто Рика. Не Ника, и не Вика, а именно Рика. Запомнил?

Ну конечно. Я ее узнал, пусть не сразу. Передо мной стояла Вероника Сергеевна, имевшая виды на мои джинсы в песках, потом солировавшая в «Тереме». Сомнений нет, какое событие она праздновала здесь. То же самое, что и я, и пэтэушники. Мне показалось, что за ее спиной маячат Анатолич с Вадимом.

Точно!

Оба сидели на диване, потребляли алкоголь чайного цвета из тумблеров. Я махнул им рукой. В ответ сделали вид, что не заметили. Похоже, натурально не замечали меня. Я проследил за их взглядами и увидел Чичу, валявшегося на диване у противоположной стенки. Его тело тискала полуголая девица, вызывавшая тонны интереса. Кажется, каждый присутствующий парень хотел оказаться на месте Чичи, но не решался.

Вероника взяла меня под локоть и завладела моим вниманием:

– Ну, что? Поебемся?

Я неопределенно мотнул головой по диагонали сверху вниз. Вероника увлекла меня к лестнице.

Мы поднялись на третий этаж, вошли в небольшую темную комнату. С горячим шепотом «Я много умею» Вероника захлопнула дверь и набросилась на меня. Кажется, я принял участие в тесте на выносливость и в конкурсе на изобретательность. Показалось, что попал в джунгли, где жар тела и лихорадка разума выжигают прочий мир. Запредельные ощущения испытал во время секса, длившегося то ли пять минут, то ли пять часов. Ничего не соображая, теряя связь с реальностью, я нырнул в омут, о котором мечтал одинокими вечерами.

Не тот омут.

Это был жесткий технологический секс, ни в одно мгновение не сравнимый с чувством, испытанным однажды. За фразой «я много умею» прятался колоссальный опыт доставления и получения физиологических удовольствий. Каждое движение, каждая конфигурация тел выталкивали на новую ступень наслаждения, но в голове свербило: «и это не сравнится с тем, что ты хочешь».

Мутная калька случившейся однажды любви. Я был контужен видением, предоставленным однажды в минутное владение.

С другой стороны, секс с Вероникой оказался шагом вперед по сравнению с профессионалками, отрабатывавшими таксу. Рика ебала себя мною для собственных удовольствий. Я для нее был инструментом, как любой другой мужик. Оп! А где Чича? Она же с ним жила? А если он узнает? Что будет?!

Я забеспокоился.

Секс прекрасен, но не настолько, чтобы рисковать жизнью. Чича может сотворить любое физическое недоразумение со мной. Со слов Жоры, Чича ставил на носовой полости эксперименты со всеми известными и неизвестными науке порошками и, похоже, поехал крышей.

Житие в самолетах и вмятие вялого в пансионатах обрыдли до чертиков. Я взбрыкнул, выцепил Жорика, вернувшегося, как и я, из очередного турне. Тот повторял мой маршрут с задержкой в неделю-две, чтобы руководители на местах после встречи со мной внятно формулировали пожелания представителю холдинга, глубоко погруженному в тему.

– Я так не могу!

– Чего не можешь? – Жорик изобразил непонимание.

– Ездить столько.

– А я думал, тебе нравится селянок жучить, – пожал он плечами. – Ты ж мечтал об этом? Лощеный катаешься в «Мерседесе» туда-сюда и тыщи доступных баб!

Кхм, заветные мечтания оказались смешны и несуразны, признаю! Жорик задумчиво почесал макушку:

– Всего три года прошло.

– Чего?

– Юбилей! Три года! Поехали отмечать. С опозданием, но хоть так, вас тяжело собрать. Едем!

– Куда?

– Утомил вопросами, на Чичину хату! Ты бывал там разик, когда Роберту деньги отвозили.

Вспомнил!

В дороге крутил головой и отмечал изменения с прошлой поездки. Вдоль узкого шоссе высились строения из красного кирпича о четырех-пяти этажах с глухими заборами в три метра. Без следов деревенской идиллии, как три года назад.

По приезду на место озадачил кирпичный забор высотой в стандартные, как я понял для этих мест, три метра вдоль участка, необъятного, как песня о Родине. «Почти гектар» – бросил Жорик. Перехватив мой удивленный взгляд, пояснил, что Чича с Карабасом в позапрошлом году зашли в местный колхоз, пошушукались, кого надо подогрели, остальных припугнули и на основе возникшей симпатии получили в аренду на девяносто девять лет полсотни крестьянских наделов.

– Возле МКАД такой фокус не канает, а тут легко. В общем так, Ромыч. Тусовка своеобразная, щепотка наших, немного злых бандосов и без счета поблядюшек из гуманитарных вузов. Легенда простая: ты начинающий кинопродюсер. Хотя там уже есть один прямиком из Лос-Анджелеса. Выступай с ним на пару. Хе-хех. Гарантирую: от телок отбоя не будет. Но прежде чем хватать кого за жопу, осмотрись. Вдруг её персональный бабуин рядом трется.

– Какой режиссер? Какой бабуин?

– Эм-м. М-да. Слишком много вопросов задаешь, на киношника не тянешь. Цеди с прононсом, что музыкальный продюсер, ищешь певицу с данными.

– Чего?

– Не сцы! Смотри надменно и помалкивай. Телки остальное сами допридумают.

Оставив машину сбоку наискось, на единственном свободном пятачке, отправились к дому мимо «джипов», «мерседесов» и «бмв».

Фойе, меблированное парой диванов и десятком кресел, встретило пустотой. Музыка грохотала за стенкой. У входа стояли две хостесс с подносами: на выбор бокалы с шампанским и шотики с водкой. На диванах и креслах ворковали парочки. Бесхозные парни и девушки пытались затеять разговор, шарахаясь броуновскими молекулами по холлу.

Жорик взял меня под локоть и скомандовал: «Значит так. Как бухнешь, дуй в холл, на танцпол. Потанцуй, расслабься. Девчонки сами набросятся. Их тут десятки. Пиночет дело знает! Молодчик! Увидимся завтра.»

Он подтолкнул меня к девчонке с подносом, а сам отправился куда-то вбок, в подсобку, держа наперевес пухлую зеленую тетрадку.

Я махнул водки, закусил предложенным огурчиком, повторил, проникся, воодушевился, прошел в темный зал сразу за фойе и застыл, ошарашенный грохотом.

Музон грохотал, народ роился. Половина роившихся танцевала, другая – сидела, лежала, валялась, обнималась, целовалась на всех подходящих и не подходящих плоскостях, даже на полу. На двух девушек приходился один парень.

«Оптимистичный расклад» – воодушевился я, переместился на два шага в сторону и осмотрел присутствующих.

Одеты стильно. Ведут себя странно. Музыка, нанизанная на пулеметный электрический ритм, способствовала потере рассудка. Краткие, в пять-десять секунд, музыкальные темы повторялись сотни раз и размягчали сознание. Утаскивали разум в далекий бред.

Я скользнул взглядом по отрешенным лицам и убедился, что присутствующие отправились на поиски кайфа. Исключение составляли два паренька в кожаных джинсах напротив. К ним время от времени подходили, совали долларовые купюры, взамен получали микроскопические свертки. Я всмотрелся в лица пареньков... эге, это же пэтэушники, которых видел два раза в жизни – в вагоне и клубе. Рассмотрев ребят внимательно, поразился.

По части внешнего вида они давали мне сто очков вперед. Как и пару лет назад, каждый был Ален Делон. Туфли сверкали лаком. Одежда струилась шелком. На поясных ремнях болтались мобильные телефоны. В довершение на обоих навешано по килограмму золота. Толстые цепи на худых шеях, браслеты на запястьях, перстни на пальцах. Для полноты счастья не хватало фиксы в челюстях. Во, дела! В клубе, кажется, на них столько золота не было.

Хм. Я тоже одет неплохо, но без шика. И «Сименс» смотрелся бледно на фоне пэтэушных «Моторолл». В довершение прочих несправедливостей вокруг ребят увивались две роскошные девицы. Лет на пять-десять старше, но с великолепными фигурами, в обтягивающих шортиках и маечках. Сисяндры выпирали арбузами и, казалось, вот-вот переломят осиные талии.

Меня пробила волна душной зависти к пэтэушникам, имевшим таких подруг. Я чуть передвинулся в сторону, чтобы рассмотреть девиц получше. Полюбоваться не удалось. Меня тронули за плечо.

Меня отправили в гастроль по регионам. Деятельность заводов, переставших доить государственный бюджет и налившихся благосостоянием, возбудила интерес чиновников, налоговиков, милиционеров, бандитов и прочих местечковых элитариев.

Везде одно и то же – большие и малые бантустаны управлялись богдыханами в окружении свиты от прокурора до мелкого гопника. Свита переплеталась родственными связями, посторонних в круг не пускала, до общения с наемными менеджерами не снисходила. Обсуждать темы желала с хозяином предприятия, то есть со мной.

Вожди бантустанов встречали меня как богатого чудака из Москвы, грубо льстили и топорно заискивали, пытаясь понять, что я несу. На словах я нес благополучие и стабильность. В подтверждение добрых намерений упоминал уральское происхождение, изображал простого парнишечку из-под Челябы, волею судеб оказавшимся магнатом из Москвы.

Культурная программа не отличалась многообразием – переговоры, ужин с алкоголем в ресторане на первом этаже гостиницы «Центральной», аккурат напротив бывшего обкома‎, потом сауна с молодайками в пансионате.

Деловая часть была проста как табурет: и государевым слугам, и народным избранникам, и честным ментам, и правильным ворам нужны были мои деньги в обмен на их хорошее настроение, которое стоило по-разному: от миллиона рублей до многих тысяч в СКВ.

Казалось, за пределами Московского региона царила передача «В гостях у сказки»: вот приедет барин и раздаст счастье. Каждый встречный желал вымутить кусочек благополучия. Я благосклонно кивал: «Вас услышал, принял к сведению» и ступал мимо.

За пять лет после ГКЧП бантустанские вожди раздербанили, просрали, уничтожили свалившуюся на голову советскую собственность и оказались на пепелище. Вожди ничем не рисковали: вздыхали перед электоратом и кивали на вверх: "Это Ельцин с либерасней виноват! Развалили страну!", после чего приценивались к коммерсантам, пришедшим на пепелище: а с этих сколько можно поиметь?

Вожди канючили средства на социальные, коммунальные, культурные и спортивные статьи региональных бюджетов, вплоть до покупки африканских футболистов в местный клуб второй лиги. Туземная элита жаждала присосаться к финансовым потокам, обрушившимся на предприятие их вотчины.

Тщетно.

Присасываться я никому не давал. Ни под какие проекты.

После первого покушения мои мозги перезагрузились. Я начал с подозрением относиться к окружавшим, абсолютно ко всем. После аферы, провернутой Геннадием, общение с друзьями сократил до минимума. Крыса, действовавшая в паре с Генкой, осталась не пойманной. Впрочем, интерес к ее поимке у меня был нулевым, не хотелось разбираться, кто из друзей оказался не друг.

Я погрузился в управление бизнесом, раскиданным по стране. На месте не сидел, передвигался маршрутами, отличавшимися названиями аэропортов, в остальном неизменными: ресторан, пансионат, администрация, ресторан.

Много времени проводил с обслуживающим персоналом, исполнявшим проститутские обязанности. Покорные девчонки в саунах и номерах оказались единственными людьми региональной вселенной, которые ничего не клянчили.

Я пил пиво, интересовался их задрипанной жизнью, выслушивал общую на всех историю про больного брата или сестру, которым нужны деньги на лечение. Отвечал на их вопросы о Москве, каждый из которых ставил в тупик. Что сейчас в Москве в моде? Не знаю. В какие клубы ходишь? Никуда не хожу. Что слушают в Москве? Без понятия.

– Скучно живешь, – заметила как-то любопытная шлюшка из Волгокамска. – Разве это жизнь?

– Ты много знаешь о жизни, – возмутился я и подумал, что девица, не видевшая в свое жизни ничего, кроме тысяч волкокамских хуев во всем многообразии, в общем-то права.

Мечты об огромном количестве денег, которые подарят свободу и обилие материальных ценностей, завели не туда. Свобода не появилась. Материальными ценностями не пользовался. Изо дня в день повторялось одно и то же. Менялись только города и лица. И сиськи.

Наутро Яша с Жориком, бодрые, благоухающие прибыли в мой кабинет. Яков, минуя вводные, доложил, что обойдется без кроманьонцев.

– Без кого? – переспросил я.

– Без приматов в адидасе. К ним не буду обращаться.

– К атлетам чичиным?

– Да-да, котлеты мне не нужны.

– Атлеты, – поправил Жора.

– Какая разница? – поморщился Яша. – Атлеты, котлеты, троглодиты. Буду действовать самостоятельно.

– Действуй. Главное, чтоб результат был.

– Вопрос решаемый.

Военная выправка бросалась в глаза. В «Проме» совещания длились часами. Сейчас за десять минут расписали Яшин бюджет, а также обязанности и права, связанные с официальной частью работы. Неофициальной части не касались. Я по причине нежелания. Жорик по причине того, что хотел покрутить тему наедине с Яшей. Выделили бюджет в двадцать тысяч долларов ежемесячно с двумя пометками для Марины. Первая пометка, официальная: Фонд помощи ветеранам. Вторая, неофициальная: в конверте наличными.

Далее разобрались с моей охраной. Яша предложил не жадничать и вместо обезьяны из Чичиного зверинца нанять профессионала. Есть агентство на примете, отставные сослуживцы там подвизаются.

Жорик заметил, что мысль дельная, но противоречит босяцким принципам Промы: «Не верь, не бойся, не проси». Ни к кому обращаться не будем, финт ушами сделаем – создадим собственное охранное предприятие. Охрана нужна постоянно и Роме, и Пиночету. Бездельничать не будут.

Через пару недель меня сопровождал Володя, неприметный сотрудник ЧОП «Прома секюрити», похожий то ли на архивариуса, то ли на письмоводителя, но если присмотреться – жилистого и резкого мастера спорта по боевому самбо, каковым Володя являлся. Мои передвижения перестали привлекать внимание окружающих в отличие от времен, когда двухметровый гориллообразный Карабас следовал за мной по пятам.

Так же к лучшему изменились дела в холдинге. Если возникали обстоятельства в виде посторонней силы, мешавшей развиваться, Жора вздыхал: «Тут никто не поможет, разве что Клинт Иствуд».

На следующий день мою охрану удваивали и через два-три месяца проблема рассасывалась. Каким образом – я не интересовался.