Здесь обсуждается все, что связано с текстами на сайте.
Курилка
Показаны треды 81 - 100 из 295
Пока везли в багажнике, я размышлял8 октября 1993 годапятница14-00Пока везли в багажнике, я размышлял, что настало время возвращаться в пески. Ничего хорошего за последние три месяца не случилось. Да, согласен, качество жизни... 8 октября 1993 года Пока везли в багажнике, я размышлял, что настало время возвращаться в пески. Ничего хорошего за последние три месяца не случилось. Да, согласен, качество жизни улучшилось. Но помирать из-за того, что переехал в новую квартиру с видаком и телевизором – несусветная глупость. Я же вкалывал! С утра до ночи ишачил, света белого не видел!!! Перевернулся на другой бок. Надо же, багажник на ощупь чистый и бензином не воняет. А вот и книжка, которую Римма Витальевна всучила. Приспособил фолиант под голову и продолжил размышления. Первым делом попытался найти позитив в случившемся. Например, везут с комфортом. Не сравнить с папиным «москвичом», в котором одну половину багажника занимали запчасти, а другую – вонючие ветошь и канистры. Позитив кончился. Начал думать, зачем три месяца валандался на побегушках у Жорика. Думал недолго: затем, чтобы оказаться дождевым червяком, который пошел с мужиками на рыбалку. Печально, закономерно. Остальные пассажиры вагона? Им что досталось? Получили намного больше моего или тоже гулькин нос? Верочка, Вадим и Настя – точно ухватили жар-птицу за хвост. Чича, сам видел, не грустит. Кирилл бухает. Пэтэушники на побегушках у Жорика аферы крутят. Анатолий Степанович, по слухам, перешел на новую должность то ли в ГУВД, то ли в МВД и не жужжит оттуда. Вероника Сергеевна песни в «Тереме» поет под аккомпанемент ансамбля, о лучшей доле не мечтает. Остались неопределенными таинственный Геннадий Иванович, через которого Жорик общался с директорами заводов, и некая Лена, трудоустроенная к Кириллу, и на рабочем месте ни разу не появившаяся. Хм, и я завтра не появлюсь. Черт! Так нелепо! Так хочется, чтобы рядом оказался Жорик! Без него возвращение в пески окажется пошлятиной. Только он мог наполнить глубоким философским смыслом любой выкрутас судьбы. Объяснил бы доходчиво, почему я болтаюсь в багажнике, не получив ничегошеньки из обещанного. Калькой поллюций случался секс с Верочкой и не более. Где другие женщины? Где моя любовь? Я вспомнил девчонку из белой комнаты. Все, что я делал под руководством Жорика, не приближало к ней ни на сантиметр, ни на миг. Ком обязанностей, раскрученный Жориком, крутил-вертел меня, как космонавта в центрифуге, не давал опомниться... По глазам ударил свет. Подняли крышку багажника. Приехали, значит. Меня, жмурящегося, дрожащего, извлекли наружу, поставили на ноги, подтолкнули в спину. Я открыл глаза, огляделся по сторонам. Мужики не обманули, привезли в жидкий лесок. Топорщились деревца, из-за спины доносился гул транспортного потока. МКАД, наверное.
Пока я приходил в себя, унимал страх в подбрюшии, справлялся с дрожью в руках и прочем, мужики рылись в багажнике. Обзаведясь буксировочным тросом, туго, жестко, до онемения конечностей, привязали меня к дереву, самому большому из видимых. Подергали, проверив узел на прочность. Ствол толщиной в две руки, слегка задрожал, но не согнулся. Я чуть поелозил, головой покрутил и получил затрещину. – Ну что? – Что? – Делиться будешь? – Чем?
Ловкий план предполагал, что я начну делиться богатствами до прибытия сюда. Не получилось. Следующим пунктом надлежало сотворить со мной что-то страшное … если б они читали про средневековье и Джордано Бруно… уф... не читали, не слышали… Ничего не зная об инквизиции, мужики зашли в тупик. Оставлять меня тушкой на дереве передумали. Вдруг чего? А того… Ага… Помахав друг перед другом растопыренными пятернями, принялись решать куда, в какие дали вывозить терпилу и закапывать, пока что по шею... Я, прислушавшись к разговору, загрустил. Ничего хорошего со мной не случится. Плохо, очень плохо. Мелкий, я даже знал его имя – Боба, опять переменил намерения. Предложил никуда тело не возить, а закапывать здесь. Второй, тыквообразный Шура, помотал головой, мол, не пойдет, грунт мерзлый, умудохаемся. Лучше отвезти на дачу и закинуть в погреб на неделю, а еще можно сдать чеченам за «бакшиш». Угрозы звучали ерундой, водевильной, не серьезной. Правильно рассуждал Вадим, что серьезным людям незачем общаться с нами. Есть другие сферы, в которых они вращаются и куда нам ходу нет. Мы интересны только мелкой шушере, клоунам в криминальной обертке. Я, привязанный к дереву двумя бандюками, надеялся, что жестоко бить не будут. Боба с Шурой решили обойтись без мордобития тоже. Еще раз обследовали качество привязи. Удовлетворившись, постановили, что до утра я тут покукую. Если не окочурюсь, то завтра сам все отдам. В противном случае вручат мне лопату и я выкопаю себе могилку. Им мудохаться не с руки. Бричка по любасу останется за ними. – Это вряд ли! Голос знакомый, родной, возразил откуда-то сзади. Вот и Жорик объявился как в сказке. Я что есть силы дернулся вбок, вывернул шею, увидел дружка родимого, стоявшего подбоченясь метрах в десяти. Боба с Шурой переглянулись, насупились, набычились: – А ты что за хрен с горы? А ну вали отсюда, пока не огреб! Жорик даже ухом не повел, начал критиковать и советовать: – Он же через пять минут отсюда свалит. Ну что за народ? Кто так вяжет? Ничего сделать, как следует, не могут. Дай покажу, как надо привязывать. Киднэпперы херовы… Он направился ко мне, вспоминая какого-то Билла Дрисколла… и вдруг, поравнявшись с Бобой, неуловимым движением натянул тому куртку на голову и, не выпуская из рук, зарядил ногой с разворота в Шуркину челюсть, коленкой жахнул в Бобин пах, тот рухнул... пнул Шуру в пах, тот рухнул тоже. Оба оказались в подмерзшей грязи, Жорик принялся методично пинать Шуру, выцеливая брюшную полость и промежность. Жорины удары ногой уподоблялись ударам стенобитных орудий. И-ээээх! Дыра в стене. И-ээээх! Еще одна дыра. Впрочем, дыр не было. Было корежащееся тело, из которого вскоре ртом и носом засочилась кровь, Жорик обернулся к Бобе, ухмыляясь: – Сепсис твоему дружку обеспечен. Боба, извиваясь и корчась, захныкал: – Братишка, ну ты чего? Мы ж не туристы, не в курсах, что шкет с тобой... – А если был бы не со мной? Что меняется? Статья сто двадцать пять, пункт один, от пяти до десяти. Слышал? – Нет. – Зря, двадцать девятого апреля этого года дополнили уголовный кодекс пунктом. Законы надо изучать, прежде чем их нарушать. – Что? Жорик продолжил допрос, наклонившись на дрожащим телом: – Кто навел? – Что?! – Боба затрясся всеми конечностями, не понимая вопрос. – Кто указал прессовать этого коммерса? – Андреич. – Какой конкретно? – Начальник охраны. Жорик встал в полный рост, почесывая в изумлении макушку. Постоял... и в пару минут мощными ударами ног превратил Бобу в мешок требухи. Дождавшись струйки крови изо рта избитого, кивнул мне: чего застрял, пошли к машине. Я дернулся Петрушкой вправо-влево, оставаясь привязанным у дерева. Жорик виноватой улыбкой оценил собственную оплошность и невесть откуда возникшим ножом освободил мое тело от пут. Хм. Бандосов трамбовал исключительно ногами. Жорик считал мою мысль и пояснил: – Нам договор подписывать через полчаса, а теперь прикинь – я забрызганный кровью и с отбитыми костяшками. Только ногами. А с Андреичем надо разобраться потом, без ног и без ножичков. Развернуть написал asderes 10 месяцев назад комментариев: комментировать |
В пару минут я выманеврировал8 октября 1993 годапятница13-55В пару минут я выманеврировал с вычмеховской стоянки и заменеврировал на металснабовскую. Ставить иномарку рядом с «жигулятами» на местной парковке почел безвкусицей. Упиваясь собственной... 8 октября 1993 года В пару минут я выманеврировал с вычмеховской стоянки и заменеврировал на металснабовскую. Ставить иномарку рядом с «жигулятами» на местной парковке почел безвкусицей. Упиваясь собственной значимостью, скрипнул тормозами напротив парадного входа и заглох. Хм. Я прошествовал мимо вахтера, поднялся на третий этаж, огляделся, еще раз огляделся, восторженно замер. Ух! Помещение внушало: полсотни кабинетов вдоль бесконечного коридора с двумя холлами. Невозможно представить, зачем «Прома Импэкс», контора с десятью работниками, забирает столько пространства. В Калязинском занимали четыре комнатушки и не жаловались. Справлялись с работой на раз-два. Впрочем, бизнес развивался. Через пару-тройку месяцев человек десять наберется. Тогда да, каждому сотруднику выделим по кабинету и еще останется. Перспективно! Еще раз – ух!!! Пройдясь с блокнотом по этажу, составил приблизительный план. Вернулся к лестнице и начал черкать, кто куда. В кабинетах у входа сядут менеджеры по продажам. В этом кабинете займутся крупным оптом, то есть хрякинскими запасами. В кабинете напротив – мелким, будут торговать бухлом из ангара. Так. Решено. Тут кабинетик для менеджера, чтоб занимался бумажными делами. Рядом – кабинет человечка, ответственного за растаможку и документы. По пирамиде должностей человек подчинялся Костику. Ага, здесь намечается Костина епархия. Значит, тут кабинет закупщика, тут кабинет ответственного за склад. Так. Дальше служебные помещения: касса, бухгалтерия, мой кабинет. Надо будет в этом месте поставить перегородку с охраной, чтоб посторонние не шастали. Контингент специфический, всякое бывает, а вот тут… Я чуть язык не проглотил от неожиданности. Уперся взглядом в двух угрюмых мужиков, одетых как принято у угрюмых мужиков – кожаные куртки, шаровары с лампасами, туфли-лодочки. Подобные типажи регулярно наблюдал на Калязинском. Два-три раза в неделю наведывались под видом покупателей. Занимали очередь, стояли молча, крутили чубчиками по сторонам – оценивали обстановку. Потом начиналось представление. Самый мелкий начинал гоношиться: «Кто тут главный? Че за дела? Базар-вокзал! Надо разобраться…» Гопник покрупнее засовывал руки в карманы штанов и шевелил плечами, делая вид, что разминает мышцы перед хорошей схваткой. Было страшно, но не до истерики. Павлик с безучастным видом вставал из-за стола с обещанием: «Щас, нарисуем главного» и покидал кабинет ненадолго. Имея двухлетний опыт общения с различными армейскими персонажами, Паша не тушевался в любой обстановке. Через полминутки-минуту он, насвистывая мотивчик из репертуара группы «Чингисхан» про «чинк-чинк-чингисхан», возвращался с Вадимом. Вадим брал быка за рога. Вадим представлялся самым главным и спрашивал у носителей спортивных штанов, какой у них интерес и с какой целью. Не выслушав ответа, советовал спуститься на первый этаж. Там сидит команда, открытая деловым предложениям. Оркестр тоже есть, готов исполнить тридцать пятый опус Шопена, часть номер три. А наше дело маленькое. Мы по жизни коммерсанты. Нам не до Шопена. Надо бизнес делать. Вниз к собратьям по разуму! Пару раз на моей памяти Вадим вел себя услужливо. Тщательно подбирая слова без упоминаний Шопенов и маршрутов следования, нижайше просил не затруднять мирным гражданам проход, а спускаться в ресторанчик, употреблять там чай с кофием за наш счет и культурно дожидаться, когда подъедут люди, уполномоченные вести беседы на темы, нам, убогим, недоступные. Окна Вадимовского кабинета выходили на Калязинский переулок, что позволяло быть в курсе, кто из Чичиных атлетов столуется в «Тереме». Достаточно глянуть на припаркованные под окном автомобили. Парковка пустовала редко, пару раз, не больше. Вадим, знал хозяев авто как облупленных и строил речи подобающим образом. Если во дворе было пусто – Вадим учтиво предлагал спуститься вниз, в ресторан и дожидаться собратьев по разуму. Если под окнами стояли «восьмерки», принадлежавшие Чичиным атлетам, Вадим вел себя высокомерно-изысканно, являл гостям надменную рожу и перенаправлял вниз. Если под окнами стоял «Ниссан Патрол», принадлежавший Карабасу, Вадим общался с визитерами как с мелкими питомцами: «Ути-пути, а ну кыш к хозяину». Взгляд парил чуть выше стриженых макушек и через слово проскальзывало почти неслышное «дитынах». Если же под окнами стоял Чичин «Черок», было совсем красиво. Вадим задирался и смело вызывал визитеров на «за базар потереть» с бродягами.
Вадим объяснил, что Чича по неведомым причинам не переваривал подобных гостей и при каждом удобном случае норовил стукнуть обоими кулаками по курносым лицам без всяких прелюдий. Такие случаи предоставлялись редко. Незваные гости в большинстве своем предпочитали ретироваться подобру-поздорову, не дожидаясь знакомства с Чичей и компанией. Так же Вадим пояснил, что ничем не рискует, вызывая на кулачный бой всякую шелупонь. С его слов, по коммерческим конторам скитался бакланистый молодняк из дальних пригородов. Серьезные люди предпочитают провести рекогносцировку заранее. Поэтому на второй этаж попусту не поднимаются, а двигают к чисто конкретно отвечающим за базар специалистам. Более того, серьезным парням проще вызвать Чичу к себе и популярно объяснить, кто кому отныне крыша. Резюмировал Вадик очень просто: – В целом мы никому не интересны, бояться нечего. Можно смело таскать пацанчиков к Чиче. Чича разберется. Уфф... Я в одну секунду вспомнил и Калязинский, и Вадика, и Чичу с атлетами… ах… вот же ж… загрустил… задумался, как бы половчее улизнуть от незнакомцев, перегородивших выход с этажа. В голову ничего не лезло, кроме сожаления, что не успев въехать и разместиться, нарвался на неприятности. Я захлопнул ежедневник, посмотрел на недружелюбных мужчин. Они хмурясь, щурясь, играя желваками, стояли напротив и цыкали слюной на пол. – Ты что ли, новый арендатор? – поинтересовался ближний ко мне, мелкий и невзрачный. – Ну да. – А че ты нукаешь? Ты че тут, пивом дышишь? – Не нукаю я. И не дышу. – Да? А там чего? Дядька, стоявший чуть позади, плотный, крепкий, в пару шагов подтолкнул к двери. Делать нечего. Поддавшись напору, я ввалился в небольшую комнату. Мужики последовали за мной, прикрыли дверь. Я закручинился, перевел взгляд на окно, за которым грустила осень. «Торус», припаркованный напротив, не радовал. Чуть шевельнулась в душе надежда, когда в поле зрения попал «ВычМех». Там сидел милиционер, телевизор рассматривал. Может, как-то получится сигнал подать? Не получится, никаких возможностей. Надежда улетучилась. Сомнений не осталось. Жаловаться некому. Я перевел взгляд на мужиков. Один – крупный, мрачный, немногословный, скупой на движения – встал у двери. Второй – мелкий, резкий, развинченный, почесывающий то шею, то плечи, то щеки – приблизился ко мне, затрещал: – Ну ты че к нам не зашел? Прописаться надо, обнюхаться. Как говорится, от вас с печеньем, от нас с почтеньем. Теперь вместе дуванить будем. Тюха-матюха! Кто же так дела делает? Ты что, не деловой, что ли? Заскочил бы, уважил пацанов. Ты нас за бажбанов не держишь? Ну вот, посидели бы, за жизнь потолковали. Ты кто по жизни-то, а? Расскажи бродягам без утайки… Мужичок выпалил набор смутно понимаемых слов, перемежая речь дедовскими присказками и прибаутками, егозя и почесываясь. Я загрустил. Мелкий уже требовал какие-то бумаги, мол, порожняк гнать не будем, сейчас все перепишем по справедливости, надо делиться по-братски, ихнего жужика бухгалтером назначим. Бумаги предоставить я отказался. Покачал отрицательно головой, мол, нет у меня ничего, ни бумаг, ни собственности. Мелкий спросил, почто метлу повязал, бродяг обидел. Я ничего не понял, даже после того, как меня чуток помяли, по шее стукнули, поддых кулаком ткнули. Я хныкнул, что не против честного дележа по-братски, но вопросы решают другие люди. Можно с ними встретиться, тут недалеко. Крупный посоветовал бороду не клеить и фаску не протягивать, а получше вглядываться в бетонные плиты за окном. Мелкий присоединился к пожеланию. Дал бесплатный совет, чтобы я вглядывался во все глаза. Может, замечу, что это не просто плиты, а надгробия. Да-да. Под каждой закопано по бестолковому коммерсу, а то и по два. Поинтересовался, не считаю ли я себя бестолочью. По виду, вроде как шкет понятливый. В знак искреннего согласия я кивнул: «Понятливый, конечно. Без сомнения!». Крупный хмыкнул. Мелкий предложил: – Ну, раз все понимаешь, толк будет, от тебя не убудет. Пойдем на улицу. Посмотрим, поморгаем, копейки посчитаем... Я с радостью покинул комнату, грозившую оказаться пыточной. Гуськом – мелкий, я, крупный – спустились по лестнице и прошли мимо вахтера, делавшего вид, что знает нас как солидных арендаторов, а посему, силь ву пле, шастайте сколь угодно туда-сюда. Оказавшись на улице, я прикинул, как бы сподручней добраться до «ВычМеха» с охраной. Метров сто по прямой, не больше. В принципе, добежать можно, если стартовать внезапно. Не догонят. Или догонят? Воли и сил на рывок не нашлось. Мы подошли к «Торусу», стоявшему у входа. Пять шагов. Почему не припарковал на общей стоянке? До нее метров тридцать. Расстояние, достаточное для того, чтобы набраться смелости и рвануть со всех сил к милиции. Зачем выпендривался, подгонял вплотную? – Твоя бричка? – спросил крупный. Я кивнул. – Давай, хвастай ласточкой, – встрял мелкий. – Покажи багажник. Говорят, можно слона засунуть и высунуть носорога. Эхе-хе. Колесики мои да без рецептика… Не ожидая подвоха, я открыл багажник и получил кулаком в живот, локтем по шее. Скрючившись от боли, застонал, осел и от легкого толчка свалился в багажник. К горлу приставили нож. – Не бузи. Документы на машину, быстро. Поедем в лес, разговаривать. Я отдал все, что требовали. Развернуть |
Мы с Жориком заперлись в кабинете8 октября 1993 годапятница13-15Мы с Жориком заперлись в кабинете, обложились калькуляторами, подолбили кнопочки. Посчитав траты на переезд, расслабились. Суммировалось немного, около семи тысяч долларов по максимуму. Махнули... 8 октября 1993 года Мы с Жориком заперлись в кабинете, обложились калькуляторами, подолбили кнопочки. Посчитав траты на переезд, расслабились. Суммировалось немного, около семи тысяч долларов по максимуму. Махнули по полтиннику «отардского» за скорое новоселье, закусили лимончиком и начертили должностную сетку. Квадратиками – один-три-девять – создали должностную пирамиду. Не думая, вписали Р.В.Пескова в верхний квадрат, в средние – Пашу, Костю и Марину. Потом долго думали над нижними квадратами и кандидатами на их руководство. Ничего путного не придумалось. Серегу вписали в квадратик под бухгалтерией, Гену – в квадратик под закупку и все! Остальные семь должностей остались в сумраке. Мозги обколошматили в ошметки без результата. Перенесли мозговой штурм на потом. Вызвали Марину с Костей, поставили перед фактом, что с понедельника будут трудиться в здании напротив. Создается серьезная торговая фирма и лучшие из лучших переводятся туда, ибо ваучерам пришел кердык. Переводятся при отсутствии возражений. В общем, флаг в руки, барабан на шею и вперед! Пусть набирают подчиненных и это… там… ну, сами знаете что… Марина и Костя приняли известие о переориентации деятельности с переселением равнодушно. Кажется, им было все равно, чем заниматься. Далее Жорик вызвал компьютерщика Серегу и с ходу озадачил тремя вопросами: – Готов? – Готов сдавать дела? – Готов заступить на ого-го какую должность? Серега на пару секунд впал в ступор, подумал и решил не рисковать. Начал рассуждать в слух, что, в общем-то, с одной стороны: «Готов», но с другой стороны, как бы надо подумать… Жорик дослушивать не стал. Вскочил с кресла, хлопнул в ладоши: «Красава! Просто, зверь. Зверьё! Чудовище!!! Поступаешь в подчинение Марине и создаешь в новой фирме компьютерный отдел. Будешь начальником отдела! Ну?! Кому стоишь? Чего дожидаешься? Иди вещи собирай!» Выпроваживая из кабинета, напутствовал: «Не сцы, Сергуня! Смотри волком и скаль зубы! Сойдешь за грамотного специалиста! Сейчас сдавай дела помощнику своему… этому, как его, Артему. Да? Ну, вот. Сдавай дела Артему и двигай с понедельника в «Металлснаб». Четырехэтажный сарай напротив. Будешь компьютерный учет поднимать и возглавлять. Осознал величие задач? А? В общем, тебя Ромка встретит. Понял? А ты?» Я подтвердил кивком. Встречу Серегу на новом рабочем месте с удовольствием. Какие проблемы? Специалисты нужны. Но хотелось для начала разобраться, какие действия планировать на понедельник и как предусмотреть проблемы, могущие возникнуть при переезде. Жорик, выпроводив Серегу прочь, встал у окна и отчетливо напел: «Девушки пригожие паренька приметили, руку дружбы подали, отвели в забой». Потом ни с того ни с сего вздохнул: «Хорош Масоха был... На полвека время опередил, совсем как я. Wrong time, wrong place». Умчался прочь.
Я обескураженный, недоумевающий остался выполнять порученное. С Мариной, Костей и Сергеем расположились в переговорной комнате, расписали, кто за что отвечает. На правах бывалого специалиста по торговым операциям я обозначил задачи. Первым делом предложил назначить главным бухгалтером Марину. Предложение приняли и утвердили единогласно. Потом выдвинул Костю на должность начальника по закупкам, Сергея – на должность начальника вычислительного отдела с подчинением бухгалтерии. Возражений не последовало. Помолчали, осознавая важность принимаемых решений. Слово взяла Марина. Оповестила присутствующих, что всем известная Леночка-кассир с обязанностями бухгалтера справляется, но тяготится. Мечтает вернуться в кассу. Таким образом, если в создающейся организации открыта упомянутая вакансия, то мы знаем, кто ее займет. В знак согласия кивнули: «да, конечно, всенепременно» и, обменявшись взглядами, пригласили Леночку в переговорку. Через две с половиной минуты погрузились в рассуждения о купюросчетчиках, детекторах фальшивых валют, УФ-лампочках и прочих бухгалтерскими прибабахах, мне не интересных. Я покинул помещение. Согласно схеме предстояло нанять с улицы семерых работников, чтоб заполнить намеченные квадратики. Не многовато ли? Хотелось обсудить, прикинуть, поскрипеть мозгами как следует… Отправился к Жорику за советом. Жорик сообщил, что имеет другую задачу – слупить с Вадика бабло за «сто девяностого» и забрать у Федора «шестисотый» до шести вечера, иначе пропадет лимузин, попадет в лихие руки, поминай как звали. На мои проблемы ему насрать, валит по важным делам. – С алкашкой, – заключил Жорик, – разбирайся сам. Тема мутная, не просчитываемая. Ты знаешь, я всегда за крепкий градус, а вот эти «прибыли-убыли-сальдо-сольдо» – для меня темный лес. «Торус» теперь на тебе. Василича я прямо сейчас забираю. Не забывай, вечером встречаемся с Петровичем, директором «Металлснаба». Человек серьезный, бывалый. Глотка и печень – луженые. Говорить и пить будем жестко. Потом сауна, девочки, дача, баня, девочки, рыбалка, баня, девочки… Води машину сам. Василич доложил, что справишься без сомнений. – Справлюсь. Стало ясно, что предстоит справляться самостоятельно и с автомобилем, и со всеми делами, связанными с компанией «Прома Импэкс». Жорик метался мыслью вдалеке, не увидать… Я вышел из кабинета, постоял в коридоре, вспоминая, как происходил заезд в «ВычМех». Ничего сложного – вынесли рухлядь из помещений, произвели ремонт, расставили компьютеры, отладили, приступили к работе. Хотя, стоп! Один пункт выпадает – ремонта не будет. При калькулировании бюджета Жорик сказал, как отрезал: «Никаких штукатурок! Рассядетесь как получится, не сахарные. Сначала прибыль, удобства – потом!» Одной проблемой меньше. Воодушевившись, выскочил на стоянку, запрыгнул в «Торус», огляделся, присмотрелся, принюхался. Ахнул, облитый счастьем. Мысленно поставил первую галочку в списке пожеланий, ни разу не возникших в предыдущие годы, но исполненных. До сего момента Жорик воплощал в реальность мечты, неделями, месяцами, годами бурлившими в моей голове. Сейчас произошло другое. Я никогда не грезил иномаркой. Это было за пределами сознания, за пределами несознания… Это было за пределами всего на свете. Так далеко в заоблачные дали я ни разу не заглядывал. В лучшем случае представлял лет через пять «девятку» цвета «сухой асфальт». Иномарка в личное владение? Невозможно. Это другая жизнь… Сказка! Просто сказка!!! Пару месяцев назад я тоже любовался мобильным телефоном, выданным Жориком во временное владение. Полдня. Потом выключил и спрятал в сейф от греха подальше. Сейчас другое. Я водил рукой по кожаной обивке, гладил рукоятки и переключатели, щелкал кнопками, погружался в мечтания… Представлял себя на трассе… Стоп! Надо дело делать, а не восхищаться! Завел двигатель, прислушался к гулу, вспомнил, что магнитола неисправна. Надо озаботиться заменой. Не беда! Перевел ручку АКПП в положение «драйв», застыл в секундном размышлении, куда бы отправиться. В «Терем» поучаствовать в приготовлении к пятничной пьянке? Нет. Я за рулем. Пьянка отменяется. Тем более Жорик предупреждал, что через два часа подписываем договор с директором. Имеет смысл сходить в «Металлснаб» и, дожидаясь Жорика, прикинуть, как размещаться на получаемых площадях. Впрочем, зачем ходить? Можно доехать. Я теперь автолюбитель… Развернуть |
Душа пела соловьем8 октября 1993 годапятница10-05Душа пела соловьем. Первая половина осени пролетела бесподобно. Бизнес «Промы Импэкс» уподобился лавине. В первое мгновение – легкий шепот снежинки ни о чем, а... 8 октября 1993 года Душа пела соловьем. Первая половина осени пролетела бесподобно. Бизнес «Промы Импэкс» уподобился лавине. В первое мгновение – легкий шепот снежинки ни о чем, а потом – хрясь! берегись все живое! всесокрушающий вал ломит дерева под корень, сметает и крошит окружение в пыль. Любое бухло, привозимое от поляков, в момент продавалось с колес. Собранные «Горизонтом» деньги отбились в два конца за сорок дней. Повалил народ с предоплатой. Дюжина постоянных клиентов оплатила спирт, пересекший польско-белорусскую границу. Готовы ждать неделю, лишь бы оказаться единственными на выдаче. Один из предоплатчиков, Леша, заверил, что если не обосремся, подтянет к ноябрю серьезных ребят, немногословных, но денежных. Новый год не за горами, в легкую проплатят по три фуры бухла каждый. Владельцы оптовых баз помнили прошлогодние перебои с алкоголем и, боясь получить в канун Нового года пустые склады, готовы были авансировать декабрьские поставки. Мы были новичками, случайно оказавшимися на вершине горы. Прошлый год не застали, поэтому с авансами не морочились, особо шустрых просили обождать, есть проблемы, о которых знать не следует. Пообщаемся ближе к делу. Неизвестно, что будет со страной после парламентского бунта. Может, придется «Буратиной» с «Колокольчиком» торговать. «Спокойствие, только спокойствие!» – требовали мы, но при этом чувствовали, что намечается изрядная запара. Новый год – это не день студента под «Хамовническое пиво» в подъезде. Это гораздо серьезней и основательней. Это праздник, который приходит торжественно. Любой половозрелый гражданин обязан употребить набор спиртных напитков в ассортименте из импортных бутылок зеленого стекла с цветной типографской этикеткой. Причем, половозрелых граждан в Москве и пригородах – прорва! Мы поняли, что встречать предновогодний ажиотаж впятером – безумие. Хорошо, что Жорик подсуетился с новым помещением. С его слов, в «Металлснаб» можно въезжать в любое время и расширяться там до бесконечности. Поклялся, что устная договоренность о переезде достигнута не простая, а железобетонная! Тут же предупредил, что понадобится денька два-три, чтобы пофиксить договоренности документально и заодно подготовиться к переезду. Мало ли что может случиться в стране с неопределенной политикой… Я не возражал. Подготовка нового офиса к работе могла занять три дня по минимуму. Затягивать не хотелось, решил с ребятами устроить мозговой штурм на тему «как осуществлять переезд». Доверили текущие дела Оксане, спустились в «Терем», заказали по двойному эспрессо с мороженым, задумались. Думали недолго. Первым делом, согласились с моими доводами, что закрывать торговлю на Калязинском неразумно. Решили открываться в «Металлснабе» параллельно и переезжать туда постепенно. Потом распределили руководящие посты. Я автоматически назначился боссом в новом офисе, Юрик стал главбоссом в старом. Попутно определились с терминами. Офис в Калязинском отныне именовался «старым», офис в «Металлснабе» – «новым». Потом на пальцах раскидали, кому ехать в новый со мной. Выпало Пашке. Сообразуясь с раскинутым, расписали последующие шаги. Паша находит в общаге толкового старшекурсника, передает ему накопленные знания и отправляет в старый офис общаться с клиентами. Вовка тоже не дремлет, находит в общаге другого старшекурсника, физически развитого, делится сокровенными знаниями о складском учете и обороте, после чего отправляет в новый офис заведовать ангаром. На том и порешили.
Я сел за руль и с Василичем отправился в ВычМех. Надо Жорику доложить о решениях и договариваться с руководством «Металлснаба» о переезде. Доехал без единого замечания со стороны Василича. Не успел машину припарковать, как тот сорвался с пассажирского места. Поспешил к Жорику с докладом, что Роман Викторыч – молодец, готовый Найджел Манселл, может ездить самостоятельно. Не терпелось Василичу пересесть за руль настоящего немецкого автомобиля. Жорик постоянно подзуживал пенса, что скоро махнет «стодевяностого» мурза на «шестисотый», а там «ноблес оближ, шоффё драйвин лимо е тэ сэ». Впрочем, Василич был мужик правильный, с самого начала не темнил и не мутил. Предупредил меня и Жору, что гнать не будет. Дело серьезное. Как бы то ни было, но неподготовленного Романа Викторовича на дороги общего пользования не выпустит, хоть нобли, хоть оближи. Надо удостовериться, какой из меня водитель-ас. Сегодня Василич окончательно и бесповоротно убедился, что рулю я мастерски, не отвлекаясь и вписываясь. Я тоже преисполнился уверенностью, что справлюсь. Трех дней хватило, чтобы почувствовать себя бывалым водилой. Пока парковал «Торус» на стоянке ВычМеха – семь потов сошло, езда задним ходом не давалась – напротив нарисовались Жорик и Василич. Они подошли к «сто девяностому», подняли крышку капота, постояли, посмотрели, почесали языками. Василич что-то подергал, сел за руль, вернулся на исходную. Призадумался. Жорик, постояв истуканом, развернулся и направился ко мне. Я как раз из машины выходил с чувством глубокого удовлетворения после парковки, закончившейся удачей. Дверцу захлопнуть не успел, а Жорик вывалил кучу информации, засыпал пунктами. Пункт первый – с дивидендами все разрешилось. Важных акционеров удовлетворили с горочкой; мелким вернули стоимость акций по курсу – сто рублей за акцию. Кому не нравится, могут идти в сад и дальше к морю, чтобы ожидать появления Льва Моисеича с обещанным оборудованием. Мы законы не нарушили. Никто не виноват, что разбабахали парламент, вследствие чего инвестор передумал вкладываться в российскую промышленность. Читайте четче в договоре пункт о форс-мажоре, прописан стандартным кеглем, а не мелкой сноской в жопе документа. Итак, в заначке нарисовался лишний полтос. Так почему бы не надуть щеки шире плеч и не приобрести недавно угнанный в Партенкирхене «рубь сорок новьё», чтобы ездить поперек всех улиц – это был второй пункт. За «сто девяностого бэу» пучеглазый, поднявшийся на обналичке, чирик давал не глядя – это пункт номер три. Ну и самый главный, четвертый пункт напоследок – с утра был в «Металлснабе», окончательно договорился о переезде в понедельник. Обкашляно от и до. Через пару-тройку часиков отзвонят. Будем договоры подписывать, печатями скреплять и коньяковским обмывать. Оп-ля! А сейчас в Металлснаб! Со всем услышанным я согласился и оторопел, вспомнив, что одет как прожженный ветеран алкобизнеса – кооперативные джинсы, турецкий свитер и китайская кожаная куртка. Костюм с галстуком остались дома. Срочно переодеться! Жорик хлопнул по спине: «Не парься! Пойдем не с пустыми руками, а с дензнаками в конверте! Будут рады любому прикиду, даже неформальному. Когда в руках тыща баксов, треники с майкой-алкашкой сойдут за фрачную пару! Но есть дела важнее мятых штанов. Пойдем, Афоня!» Развернуть |
Сидели в комнатушке, пялились в ящик4 октября 1993 годапонедельникСидели в комнатушке, пялились в переносной телевизор, иногда отвлекались на сумасшедших клиентов, покупающих водку оптом в такой день. Канал Си-Эн-Эн транслировал картинку Новоарбатского моста с... 4 октября 1993 года Сидели в комнатушке, пялились в переносной телевизор, иногда отвлекались на сумасшедших клиентов, покупающих водку оптом в такой день. Канал Си-Эн-Эн транслировал картинку Новоарбатского моста с танком, лупившим прямой наводкой по Белому дому. Вовка, отслуживший два года героическим артиллером в Советской Армии, стрельбу сопровождал едкими комментариями, общий смысл которых: набрали в войска рахитосов по объявлению, засадить как следует не могут… В комнату ворвался Жорик, радостный, воодушевленный, в эйфории с макушки до пят. Не замечая пальбу в ящике, бурлил, вулканировал: – Ах, как распрекрасно все получается! Лучше придумать нельзя! Так, Ромка, собирайся в пять сек, едем в ВычМех! Ребята без тебя управятся! По приезду в «Русский горизонт» Жорик первым делом приказал повесить на дверях табличку «Технический перерыв». Вторым делом собрал в переговорной комнате коллектив и сообщил, что североамериканские инвесторы баталией в центре Москвы напуганы, финансировать фонд отказываются, лопочут непонятные слова, типа, форс-мажор, транзакшн форбидден, цигель-цигель, ноу-люлю, всякое поганое прочее. Деньги акционерам вернут... потом... после сражений. Дивиденды за сентябрь выплатят особым порядком под личную ответственность управляющего, то есть Жорика. Всем спасибо. Просьба занять рабочие места и ждать указаний. Да, чуть не забыл. Зарплату выдадут в полном объеме, премии тоже, как обещано. И самое последнее. Желающие могут перейти на работу во вновь создающийся «Ватробанк» с сохранением преференций и льгот. В «Русском горизонте» ловить нечего. Кончился. Пиндосы слились. Обескураженные сотрудники разбрелись по местам. Жорик заперся в кабинете с Мариной и Наташей, потолковать о важном и секретном. Потом помчался к Любочке для составления списка важных акционеров, которым следует вернуть деньги с процентами в обязательном порядке. По возвращении из секретариата Жорик озадачил сотрудников фонда тем же: составлением списков родных и близких, доверивших накопления чековому фонду «Русский горизонт». Судьба прочих вкладчиков его не интересовала. Я сначала хвостиком следовал за Жориком, потом устроился в Серегиной комнатушке. Рассматривал пустую курилку за окном и размышлял, зачем меня притащили с Калязинского. Там куча незавершенных дел громоздилась. Еще не терпелось узнать, чем закончилось пуляние фугасами по Белому дому. Скучал недолго. Потрясая списками акционеров, Жорик ворвался в комнату и поделился планами: – Легко отделались. Выплатим полтинник серьезным людям и закроемся без претензий. – Стоп. Ты же обещал никого не обманывать. – Ельцин тоже много чего обещал, когда в президенты баллотировался, а сейчас из танка по народным избранникам шарашит. – К нашему фонду Ельцин не причастен. Давай без демагогии. – Хочешь быть святее папы римского? Что ж. Твои родители в девяносто первом сколько потеряли? – Ну... Три тысячи было на книжке – То есть государству разрешено твоих предков натягивать? Обещать руки на отсечение, что бабки не пропадут, а после пропажи делать вид, что ничего страшного случилось? Президенту можно из пушек палить по депутатам, за которых ты голосовал? – Эээ... – я не нашелся что ответить. – Так вот. Депутатов разогнали, чтобы потом законы писать под себя. Все, что было раньше, пойдет побоку. Наступает новое время, в котором наши интересы никто защищать не будет. Надежда только на свои силы. Кстати, Моисеич факсом отписал, что сюда ехать стремается. Работать с нами не хочет. Есть идеи как без иностранцев поднять производство? Мы в Хрякино уже сотню миллионов вложили. Какие мысли? – Никаких. – Значит фонд надо закрывать. Про завод забывать. И нарушать обещания. Аргументы для возражения не нашел. Ограничился соображением, что с фондом я не связан. Раз случился форс-мажор, пусть Жорка расхлебывает все, что наворотили Ельцин, правительство и остальные. В любом случае я работаю честно. Родителей, потерявших сбережения на старость, было жаль. Правильно сказал Жора. Надо самостоятельно зарабатывать, не ожидая милости от государства. Моим старикам кроме меня никто не поможет.
– Есть жирная тема, – продолжил Жорка. – Можно занять соседнее здание, «Металлснаб». Я с их директором позавчера бухал. Возьмем в аренду третий этаж и склад. Банду с Калязинского туда перетащим. Подумай, чего и как мутить. Своих ребят назначишь начальниками отделов. Заслужили. По должностям сам раскидывай. Отделов выше крыши – торговый, складской, транспортный, закупка, прочее. Присовокупи к ним Костю с Маринкой из фонда. Ребята толковые, к тебе перейдут. Остальных фондовских пристроим к Вадику в банк. С бумазеями работать обучены, справятся. На низовые должности набирай работников с улицы. Ясно? Ну, давай. Вали в «Терем», обсуждай с пацанами, чего и как. И не забудь! Позавчера договорились, что ты начинаешь «Торусом» рулить. Вспомнил? Марш к Василичу! Под танк не угодите! Выпалил на одном дыхании и был таков, помчался дальше. Я постоял с ворохом растерянных мыслей. Крутанул в голове услышанное, разложил по пунктам с подпунктами и, разобравшись в общей канве указаний, поспешил исполнять. Первым делом зашел в комнату охраны, поглядел минут пять на танк в телевизоре, стоявший там же, стрелявший так же, без всяких перспектив для фрондирующего парламента. Потом позвал Василича к машине. Тот был в курсе, что скоро пересаживается на Жоркин «Мерседес». Сразу скомандовал: «Сидай за руль. Начинай прямо сейчас!» Так и сделали. Попылили в «Терем». Я, воодушевленный, преисполненный и распаренный от напряжения, орудовал рулем и двумя педалями. Справа восседал Василич, предугадывавший мои действия наперед и советовавший не спешить, осматриваться, еще раз осматриваться, лишь потом трогать педальку и шевелить баранку. Доехали до «Терема» без единого приключения. Против всех опасений, с самостоятельным вождением я справился на твердую тройку. По подсказке Василича левую ногу поджал под себя, а правой щекотал педали газа и тормоза. Возникли небольшие сложности с перестроениями из ряда в ряд, слишком резко крутил руль, но к концу пути приспособился. После папиного «Москвича» автомобиль с автоматической коробкой передач и гидроусилителем руля казался детской игрушкой. По приезду на Калязинский усадил Василича за наш стол в «Тереме». Пусть отобедает, а затем с душистым чаем и пирожными в ассортименте ждет окончания рабочего дня. На вечер я спланировал дополнительные покатушки для усвоения навыков. Поднявшись наверх созвал коллектив и порадовал известием, что «Проме» выделили целый этаж в огромном офисе! И целый склад! Настоящий! Полторы тыщи квадратов!!! Помните ангар в Нагатино, откуда мебель выносили? Теперь весь наш! Ура!!! Пережив совместные восторги, я уединился в кабинете, прикинул план последующих мероприятий. Не по-детски озадачился. Возможно, первый раз в жизни передо мной встал вопрос, относительно действующего предприятия с многотысячным оборотом, который мог решиться только мной. Жорик самоустранился. Тяжесть решения вопросов с переездом рухнула на мои плечи. Так! Спокойно! По пунктам... Развернуть |
Проснулся позже обычного2 октября 1993 годасубботаПроснулся позже обычного, около одиннадцати дня. Глянул на календарь.Есть! Не обманул. Второе октября! День рождения Махатмы Ганди, ну и мой тоже. Все-таки дожил до... 2 октября 1993 года Проснулся позже обычного, около одиннадцати дня. Глянул на календарь. Есть! Не обманул. Второе октября! День рождения Махатмы Ганди, ну и мой тоже. Все-таки дожил до двадцатиоднолетия, хотя три месяца назад в этом сомневался. Повалялся в постели, послонялся по квартире, сварил кофе. С чашкой в руке занял место на диванчике. Видак включать не стал, затеял философствование. Помусолил список жизненных свершений за двадцать один год, обнулил. Представил грядущие подвиги, восхитился, задумался, тоже обнулил. Понял, что я есть игрушка в Жоркиных руках. Надо жить моментом. Есть только сегодня, будущего нет. Переключил внимание на циферблат часов. Посчитать количество минут, оставшихся до полудня, не получилось. Отвлек дребезг телефона. Звонила Верочка. После обмена звукорядами «приветкакделаотлично», я получил информацию, что завтрашняя встреча должна быть перенесена на утро, часов на десять, не позже. Подивившись такой категоричности, я согласился, пару раз поддакнул Верочкиным сетованиям по поводу неустойчивости валютного курса и вернул трубку на исходную позицию. Посидев минут десять без движения, встал, улыбнулся, предположил: «Если б Верочка прознала о моем дне рождения, что бы подарила?» После секундной паузы сам себе ответил – рубашку. Другое дарить? Ее голова двадцать четыре часа в сутки забита тряпками. Я подошел к платяному шкафу, открыл, скользнул взглядом по дюжине рубашек, ни разу не надеванных. Вздохнул. Голова Верочки двадцать четыре часа в сутки забита тряпками. Так же, как у меня – алкашкой. И никакой личной жизни у обоих, кроме энергичного перепиха раз в неделю. Подумал, что в честь дня рождения можно заняться собой. Пойти куда-нибудь, невзначай познакомиться с милой девушкой, свидание назначить, цветы подарить, в кино пригласить… что еще делают влюбленные? Да! Конечно же влюбиться, потерять голову, сочинить стишок, ждать звонка, звонить и перезванивать, нервничать, страдать, томиться в ожидании новой встречи. Ах, как хорошо было бы, если бы я знал, где можно познакомиться с девушкой, ради которой можно забыть работу!
Я бросил взгляд на часы. Без четверти час. Время завязывать с мечтаниями и возвращаться в реальную жизнь. Пора собираться в «Терем». Много дел намечено на сегодня – хвастать перед Жориком достижениями, думать над проблемами, употреблять спиртные напитки. Хм, поляну бы для ребят накрыть, как полагается, а с деньгами творится непонятка. Моя зарплата как была сто долларов в неделю, так и осталась. Впрочем, вчера выписал себе двести. Не густо. Надо обсудить с Жориком мои цифры прописью, предусмотреть щедрые бонусы по итогам… Распахнулась дверь. В квартиру ворвался Жорик, будто дожидавшийся, когда его помянут. Он подскочил ко мне, дернул пару раз за уши, ага, поздравил с днюхой. Потом потрататакал что-то бравурное на мотив «коровапукнуласлегка убиларыжегобыка неподнима-я хвос-ти-ка!» Сунул руку в карман красного пиджака, достал конверт, шлепнул им по кончику моего носа и вручил... Нет, не так. Неправда! Я вырвал из Жоркиных рук конвертик, воодушевленный ожиданием крупной суммы, распечатал... ахнул... Точно! Десять раз по сто баксов!!! И новенькие водительские права с моими ФИО и фотографией! – Не может быть! Жорик ухмыльнулся: – Может, может! Все нормально. Настоящие, не переживай. У Василича знакомые везде и в ГАИ тоже. Поехали, обмоем. По дороге Жорик уточнил, умею ли я водить машину. Пришлось в десятый, наверное, раз подтверждать, что да, умею, у папы «москвич» по кличке «маргарин», на котором я каждое лето рассекал вокруг дачи с окрестностями... Жорик выслушивать до конца не стал, махнул головой: «Верю!». Сообщил, что снимает Василича с «Торуса» и пересаживает на «Мерин». Надоело самолично баранку тягать. Напрягают деловые встречи, пьянки-гулянки и гаишники с трубочками, как факиры из кустов. За сентябрь тысячу баксов потратил на взятки, а не пить нельзя. Контрагенты обидятся. Пока я переваривал новость с «Торусом», Жорик продолжил тему. Посоветовал не париться с навыками вождения. Пообещал, что Василич выдаст секреты водительского мастерства до того, как пересядет на «Мерин». Будет каждое утро заезжать за мной на «Торусе», усаживать за руль и обучать премудростям. Рулить под его руководством придется ровно до тех пор, пока не освоюсь в транспортном потоке города-героя Москвы. С суматошным движением поперек всех правил нахрапом не справиться. Нужен бывалый инструктор. На этом остановились. Припарковали «Мерин» во дворе «Терема» и пошли обмывать права, день рождения, рост продаж и далее до позднего вечера. В воскресенье ни свет ни заря примчалась Верочка, трахнула меня, потом усадила в «Гольф» и повезла в Лужники, непонятно зачем. Ехать пришлось окольными путями, ибо тут и там дороги перекрывали протестующие граждане. Мы на политику не отвлекались, преследовали простую цель. По мнению Верочки, я одевался как лимитчик с дальних предгорий. Следовало исправить ситуацию и тут очень удачно подвернулась революция. Верочка порадовалась, что покупатели разбежались по демонстрациям, в торговых рядах куковали одни торгаши. Надо пользоваться моментом, чтобы с чувством, с толком пройтись по точкам и в спокойной обстановке, без толчеи и ругани прибарахлиться. По приезду на рынок, примеряли безо всяких примерочных кабинок это, вот это и вон то, потом перемещались в другой павильон, к Тамаре, оттуда возвращались назад, потому что Тамара просила в два раза дороже Розы, отправлялись к Розе, по дороге узнавали про Зину, которая валила всех ценой, сворачивали к Зине, понимали, что предлагаемое палево стоит у цыган в десять раз дешевле, уж лучше вернуться к Тамаре, которая настоящей фирмой торгует, кстати, вот тут Галина... Домой вернулись в восемь вечера. Я в два захода перетащил пакеты с покупками из Вериной машины в квартиру, потом напутствовал ее, чтоб не попала в лапы революционных мародеров, и рухнул спать. Сил не было ни на что. Развернуть |
Жорик и Вадим сидели за столом1 октября 1993г.19-00Жорик и Вадим сидели за столом с бутылкой «Хеннесси» и закусками. Я заказал пива, отошел помыть руки, вернулся, поразился. На столе лежали бежевые визитки. Взял в... 1 октября 1993г. Жорик и Вадим сидели за столом с бутылкой «Хеннесси» и закусками. Я заказал пива, отошел помыть руки, вернулся, поразился. На столе лежали бежевые визитки. Взял в руки, повертел. Картонка в блестяшках с витиеватой надписью, приятная на ощупь. Так... Что написано?... Оп-па! «Роман Викторович Песков, заместитель Председателя Правления, АКБ «Ватробанк», Москва, Научный проезд, д.6» Жорик прокомментировал: «Через дорогу оперативная полиграфия открылась. Напечатают за три дня любую бумажку. А если хорошо договориться – нарисуют за три часа, но только черным цветом. Пальцем не три, а то размажешь.» Я глянул на Жорика. Зампред – это хорошо, но в честь чего? И что значит указанный в визитке адрес? Банк будет вместе с фондом располагаться? Жорик понял без слов, сразу ответил: – Зампред, потому что в банке участвуют твои деньги. Банк расположим не вместе с фондом, а вместо фонда. – Как? – Закрываем «Русский горизонт». На следующей неделе в последний раз дивиденды платим. Потом персонал сокращаем. Останутся только операционистки. Дотянем, пока банк не зарегистрируют, и все. Нет фонда! Вместо него «Ватробанк» рассадим! – Серьезно? – Серьезней не бывает. Да, ладно, не переживай. Работников на улицу никто не гонит. Персонал из фонда переведем в банк. С работой знакомы. Видится так: рассчитаемся с акционерами и закроемся на ремонт. Операционный зал останется, только перегородку добавим. Остальное меняем с понедельника, будем помещение под банковские фичи затачивать. Оборудование ставить и народ по новому рассаживать. Не возражаешь, если Вадим твой кабинет займет? – Нет, конечно. Пусть занимает.
Проблемы с выплатой дивидендов, закрытием фонда и размещением банка не тревожили. Накрывало другое – приближение Нового года. Чтобы хорошо подготовиться к предпраздничному ажиотажу, следовало формировать новогодний ассортимент, слать полякам уточнения к заказам. Помимо ларечников и мелких магазинщиков в «Прому» потянулись солидные покупатели, готовые осторожно вести разговор о предоплате за декабрьские поставки шампанского и ликеров. Пришло время серьезных переговоров, в ведении которых я совершенно не разбирался. Какие могут быть хитрости и тонкости в навязывании своей точки зрения? Жора махнул рукой: – Ерунда это! Какие тонкости? Поляки ассортимент менять не будут. Ориентируйся на подписанные контракты. Если чего-то не хватает, заказывай дополнительно и оплачивай. Бабок лишних у нас нет, поэтому собирай аванс с клиентов. Объяви двадцать процентов скидки с предоплаты за два месяца, и десять – если один месяц! Всё! Перетопчутся! В других местах даже этого не предложат. Наливай! Развернуть |
На третьей неделе взвинченный, растревоженный помчался к Вадиму1 октября 1993г.На третьей неделе взвинченный, растревоженный помчался к Вадиму разбираться с зависшими платежами для Фимы, и застыл как вкопанный. Вадим шокировал по полной программе. Стандартно отбрехиваться: клиент безнал... 1 октября 1993г. На третьей неделе взвинченный, растревоженный помчался к Вадиму разбираться с зависшими платежами для Фимы, и застыл как вкопанный. Вадим шокировал по полной программе. Стандартно отбрехиваться: клиент безнал перечислил, это точно, но бабки не дошли, то ли наш, то ли ихний банк крутит-вертит – не стал. Наоборот, махнул рукой, мол, все ерунда, труха и пыль, рассосется, не суетись, не парься, все будет хорошо. Потом, важно посопев, объявил, что собирается мутить собственный банчок. – Гонишь? – не поверил я. – Отнюдь! Чудака подогнали. Пакет документов готов, но он поднапрягся из-за бучи с Верхсоветом. В Чехию валит в один конец. Я мужичонку перехватил. Сейчас Жорик подъедет, обсудим. Чел пять мильонов хочет за документы. Название банка только поменяем. «Севзапавтодорстройрембанк» мне не нравится. – А какое нравится? – Амидавкнаб. – Что за хрень? – Палиндром! "Банк Вадима" наоборот. Заскочивший в кабинет Жорик, чуть не подавился чебуреком: – Ни хрена себе креативчик! Твоя фамилия какая? Трошкин? Значит, «Ватробанк», то есть Вадима Трошкина банк и никаких гвоздей. Показывай, за что бабки просят. Я в обсуждении участвовать не стал, свои дела громоздились горкой. Устремился к Оксанке, воевавшей с компьютерной базой. База сулила клиентам море спирта, проданного в тот же день как получили с таможни. Следующая поставка ожидалась на днях. Прямо сейчас спирта в наличии не было. В полседьмого Вадим заглянул ко мне и позвал нахлобучиться коньяковским, отметить рождение банка. Я отмахнулся: освобожусь попозже, двигай в «Терем» без меня. Забот полон рот, без коньяка нахлобучен. Выписал ребятам зарплату, попутно радуясь росту оборота до восемнадцати тысяч долларов, еще больше удивляясь прозорливости Жорика. Такими темпами ометки в сто тысяч достигнем к декабрю. На этой неделе ребята заработали по двести десять долларов. Молодцы, стахановцы каптруда! Я выписал Оксане шестьдесят два доллара премии, придвинул калькулятор, чтобы зарплаты перевести в рубли, но вовремя опомнился. С прошлой недели, как начались события вокруг Верховного совета, мы окончательно прекратили принимать российские деньги, брали только валюту. Рубли игнорировались напрочь, и меня это радовало. Проще считать отпускные цены и прибыль. Итак, девятьсот два доллара вынь и положь на зарплату коллективу, потом себе стольник. Впрочем, после пары секунд размышлений я решил, что трудился не меньше Оксаны, и выписал себе премиальную соточку. Итак, в сухом остатке имеем тысячу сто два доллара зарплаты, плюс четыреста долларов расходов на аренду помещений и грузовика, реклама обошлась в шестьсот. Я достал листок, сложил цифры прихода столбиком, умножил на пятьдесят процентов… стоп, неправильно! извлек пятьдесят процентов, вычел две сто. Ух! Вышло почти семь тысяч долларов чистой прибыли за неделю работы! За год можно заработать триста пятьдесят тысяч, а через три года достичь рубежа в миллион. Купить белые штаны, бриолин в литровой банке, солнечные очки «Барберрис» и отчалить в турпоездку по загранкам!
Я воодушевился, выписал расходный чек, сам же подписал, отправился к Ольге, кассиру Вадима. Ребята тем временем вызвали со склада Вовку с тремя бутылками «Спуманте». В прошлый раз после вермута все маялись животами. «Спуманте», со слов покупателей, подобных недостатков не имел. Как только я выдал ребятам зарплату, они раскупорили бутылки, разлили шипучку по чайным чашкам, расселись вокруг Пашкиного стола. Я вздохнул, вспомнив, как цивилизованно отмечали окончание недели в фонде. Культурно цедили качественный алкоголь, закусывали сервелатами и наутро пузом не страдали. Здесь коллектив хлебал польскую бормотень и заедал синюшними пирожками, рискуя не вспомнить с утра свои ФИО и ПМЖ. Еще раз вздохнул, уже о будущем. Недельной давности пьянку в «Тереме» Жорик категорически осудил и, более того, строго-настрого запретил злоупотреблять с сотрудниками в ресторанах и прочих злачных местах. Разрешил сливаться с работниками в праздничном экстазе в исключительных случаях – Новый год, Восьмое марта и День рождения фирмы. Очень жаль. Я смотрел на ребят и понимал: вот она, настоящая банда, готовая пахать с утра до утра, без претензий ко мне и жалости к себе. Двести долларов в неделю, где они столько заработают? Я точно знал, что подобные деньжищи заколачивают лишь удачливые финансисты, беспринципные коррупционеры да золотые детки, пристроенные на теплые места, подобные «Русскому горизонту». Я третий раз вздохнул: «Управляйтесь без меня, дела есть», отхлебнул из чашки и спустился вниз, в «Терем». Надо обсудить пару вопросов с Жориком, обещавшим подскочить. Развернуть |
К концу сентября я по-прежнему26 сентября - 1 октября 1993 годаК концу сентября я по прежнему ни разу не появился в институте. Был абсолютно, напрочь, наглухо, четырнадцать часов в сутки загружен работой. Схема,... 26 сентября - 1 октября 1993 года К концу сентября я по прежнему ни разу не появился в институте. Был абсолютно, напрочь, наглухо, четырнадцать часов в сутки загружен работой. Схема, выстроенная Жориком, сбоев не давала. Люди несли в фонд наличные, уезжавшие к Вадиму. Тот превращал наличность в безналичку и отправлял Фиме. Фима на следующий день конвертировал рубли в доллары и отсылал полякам. Обратным маршрутом – из Гданьска в Москву – два-три раза в неделю выезжали фуры, груженые алкоголем. Жорик заключил полтора десятка контрактов, которые требовалось оплатить кровь из носу еще вчера. Бесперебойно, каждый день мы слали в Польшу все деньги, попадавшие в наши руки, до копейки, до цента, до пфеннига. Жорик, похоже, знал, что скоро свалится на Москву напасть. Может случайно, а, может, он так спланировал, но в одночасье, как только в Верховном Совете забузили, алкоголь превратился в дефицит. Мы на ура торговали со стопроцентной наценкой всем, что завозилось, и все равно склад к вечеру пустел. Я еле приползал домой, добитый, убитый усталостью. Валился на кровать, вскакивал. Черт! Уже утро! На работу! Компания действовала слаженно. Каждый отвечал за определенный фронт. Гена взвалил на себя обязанности по Хрякинскому складу, немногочисленные, необременительные, но ответственные. Первая обязанность – принимать по накладной фуры с таможни. Вторая – загружать согласно заявке «Газон», челночивший до Калязинского и обратно. Работа муторная, нудная, требующая адского внимания и прилежания, как раз для Генки. Никто бы не справился, кроме него. Также Гена имел обязанность по составлению отчетов по складским остаткам, которые вечером, в общаге, передавал Юрику. Геннадию мы не завидовали, а он лишь похохатывал, мол, работенка у него как у сторожа: «Весь день сиди на диванчике да научные журналы почитывай». Хорохорился, похоже. В офисе обязанности разделились автоматом. Пашка – известный врун, болтун и хохотун – общался с клиентами. Записывал их пожелания, сравнивал с нашими возможностями, составлял заявки и передавал Юрику. Дотошный скрупулезный Юрец сверялся с отчетами по алкоголю, либо имеющемуся в подвале, либо находящемуся в пути, и выписывал накладные. Если алкоголь присутствовал только в Генкином отчете, то есть на Хрякинском складе, составлялась заявка для Гены и формулировалось обещание клиенту, что завтра кровь из носу испрашиваемое приедет. Клиенты роптали, но отправлялись в подвал, где верховодил силач Вовка. Ему десять коробок наверх подогнать – легкая разминка. На телефонные звонки отвечала Оксана, Юркина подружка, обладавшая роскошным голосом. Мы приняли ее на работу за оклад полтораста долларов в месяц, кратко объяснили суть работы, сунули под нос прайс-лист и забыли. Лишь в конце недели сообразили, что в конторе появился суперработник, вернее, суперработница, закрывшая бархатным тембром самый сложный участок работы – общение с клиентами по телефону.
В начале недели пару дней пошаманил в конторе Серега, компьютерщик из ВычМеха. Он нарисовал программу, выписывающую накладные и обсчитывающую остатки алкоголя в подвале, отладил ее, протестировал, установил еще два компьютера – Пашке и мне, в момент протянул локальную сеть и был таков. Умчался в свою программистскую берлогу, в ВычМех, обозвав нас пожаром в дурдоме во время наводнения. В чем-то Серега был прав. Прием ваучеров и выплата дивидендов занятие сто крат благороднее, чем продажа бухла ларечникам. С введением компьютерного учета ералаш в работе уменьшился. Компьютеризация навела порядок в складских бумагах и принесла облегчение Юрику и Пашке. На волне радости, мы увеличили число компьютеров с трех до пяти, негоже Оксане и Вовке находиться на обочине прогресса с калькуляторами в руках. Серьезным делом заняты, пусть имеют доступ к информации. В среду программное обеспечение заработало во всю мощь пяти процессоров. В четверг поняли, что расслабляться и праздновать рано. Всплыло другое проблемное место – склад. Сколько бы рейсов «Газон» не делал, чего бы Гена ни отгружал, к полудню подвал наполовину пустел. Клиенты, прибывавшие после обеда, рисковали получить не то что нужно, а то, что осталось. На весь этаж раздавалась громкая ругань, «Прома Импэкс» обзывалась сельмагом фуфельным, автолавкой без колес и прочими нехорошими словами. Торгаши – Паша и Юрик – не оскорблялись. Отпихивались от клиентов советом пораньше вставать и стряпали очередной заказ Геннадию. Я, как лицо ответственное за доброе имя конторы, обеспокоился проблемой всерьез. Первым делом уразумел, что имел в виду Жорик, когда бурчал: «Тут с ассортиментной матрицей без бутылки не разобраться». К середине четверга я разобрался, на трезвую голову, без бутылки, лишь три чашки двойного эспрессо выдул для активизации мыслительных процессов. Тщательно изучил статистику продаж. Поломал голову изрядно, но составил список самого ходового алкоголя, с которым ознакомил Юрика с Пашкой. Те подумали, добавили пару позиций и пообещали сегодня вечером передать наш список Гене, чтобы впредь грузил указанные напитки от души, с тройным запасом. Пусть простаивают под боком, а не в Хрякино. Разобравшись с матрицей, я переключил внимание на очереди перед Павликом и на складе. Полдня размышлений ни к чему не привели, хоть тресни. Решил сходить в «Терем» перекусить, может чего привидется. Как только я сел за стол, привиделся легким уколом в мозжечок Генка, мающийся бездельем в Хрякино. Или не привиделся? Может я головой стукнулся, когда откидывался назад на спинку стула и стену задел невзначай? Без разницы. Решение найдено. Пока заглатывал наспех обед, в голове вспыхивали умные мысли, одна другой ярче. Через час инструктировал Юрика. Сначала объявил, что по просьбам закупающихся граждан вводятся скидки размером пять и десять процентов. Пояснил, что скидки предоставляются при одном условии – получение товара на складе в Хрякино. Пять процентов для мелких клиентов, десять для солидных, тех, кто тарится крупным оптом от тысячи долларов. Юрик согласился, указал Пашке: гони всех, кто за хорошую оптовую скидку мать продаст, в Хрякино на склад. Я уселся за телефон, принялся названивать Гене. Следовало предупредить, что синекура кончилась, наступили напряженные трудодни. Как впоследствии показали отчеты, решение оказалось верным. Крупные клиенты сообразили, что десять процентов скидки от стоимости товара в три-четыре тысячи долларов – неплохой повод, чтобы глянуть на подмосковные красоты. Очередь в офисе поредела, но это проявилось со временем, через пару недель. Другая проблема нарисовалась через час. Качественная связь с заводом отсутствовала, присутствовали шум и треск на древнем коммутаторе. Второпях купленный и выданный Генке пейджер не выручил. Операторы пейджинговой компании путались в диктуемых накладных, как второгодники в деепричастных оборотах. Тьфу!!! Я тонул в груде дел, в суматохе явлений... Развернуть |
Спустившись в «Терем», я поразился25 сентября 1993 года20-00Спустившись в «Терем», я поразился. Анастасия Игоревна восседала за столиком возле бара, вся из себя осанистая, важная. Облик неуловимо сменился. Глазом не заметить, но от... 25 сентября 1993 года Спустившись в «Терем», я поразился. Анастасия Игоревна восседала за столиком возле бара, вся из себя осанистая, важная. Облик неуловимо сменился. Глазом не заметить, но от Насти исходили флюиды: сидит мудрый руководитель, вдумчиво направляет, отечески наставляет и вдохновенно мобилизует подопечный коллектив. Точно. Еще одним счастливым человеком стало больше. Другого счастливого человека я наблюдал вчера. Полтора часа, которые Верочка отчаянно совокуплялась в моей квартире, позволили прийти к выводу, что она вполне и безусловно счастлива. В ее жизни нет места сомнениям и унынию. Все расписано на годы вперед. При сем при том, ожидаемое расписное будущее окажется незначительным довеском к уже полученным атрибутам счастья – квартире, иномарке и занятию любимым делом. Кажется, возможность шить джинсы «Версаче» и продавать в собственном контейнере была для Верочки гораздо большим делом, чем простая сбыча мечт. Это воплощались в жизнь сокровенные фантазии. Не зря закончила текстильный институт. Мечтала о соперничестве на равных с европейскими домами моды. Получилось. Так же красиво получилось у Вадима, третьего счастливчика, подсевшего ко мне. Устроился напротив, залпом осушил шотик с модным коктейлем «Б-52», подожженным официанткой Светой, и теперь зубоскалил, вертел глазами, жизни радовался в ожидании семужки. Поди неплохо! Имел под боком почти родной ресторан, где можно наесться, напиться, обсвинячиться от души, с утра получить счет и передать бухгалтеру. Пусть в конце недели скалькулирует все траты и оплатит по безналу. Я чуть пригубил пива, вспомнил, что сам в «Тереме» столуюсь на таких же шоколадных условиях. Но радости это не приносит. Почему? Боюсь стать счастливым? Нет, не боюсь, истово желаю! Пугает неизвестность? Не могу представить что случится, когда очередь дойдет до меня, и Жорик росчерком пера воплотит в реальность все, о чем мечталось, и сдохну? Я залпом махнул треть кружки, оглядел помещение. Понедельник был пустым днем, но сегодня публика собралась в непривычно большом составе. За столом у сцены восседал Чича с атлетами. У бара тестировала Мишины коктейльчики Настя. В углу столовались я и Вадим. Составляли сообща равнобедренный треугольник. Все местные в сборе. Посторонние граждане занимали полдесятка оставшихся столиков. Впрочем, посторонними они считались условно. Не раз и не два наблюдались тут. Окрестные коммерсанты считали шиком ведение переговоров в «Тереме». Более того, казалось, что Жорик лично знал переговорщиков. Появляясь в ресторане, он непременно бросался с распростертыми объятиями к каждому гостю, возглашая: «Рад видеть! Где пропадал? Как дела?» Являл собой дружелюбие и доброжелательность, не переступая, впрочем, грань панибратства. Показалось, что все желающие вложиться безналом в «Русский Горизонт» были найдены здесь. Вот и сейчас, войдя в «Терем», Жорик облобызался с присутствовавшими, там-сям подзадержался, потерся щечками с парой новопришедшх, в финале рухнул за наш с Вадимом столом. Поздоровался, выслушал пожелания и просьбы. Сообщил, что на неделе получим три фуры, а это больше пятидесяти тысяч бутылок. Со складом решим! Жорик отправился к Насте, посидел за ее столиком минут десять, вернулся с вестью: Настя не возражает! Подвал, неотапливаемый, необъятный, забитый рухлядью, загаженный крысами, можно забирать хоть завтра. «Терему» не нужен.
С утра я разрывался на части. Вызывал дератизаторов для борьбы с грызунами, передавал дела Юрику, двух новеньких с общаги – Павлика и Вовку – вводил в суть торговых операций, усаживал за телефон, учил деловому общению. Если клиент звонил по рекламе в первый раз, рекомендовал ребятам беззастенчиво врать, что товар на складе есть, можно приезжать и покупать. Тем, кто обращается не в первый раз, – докладывать, что отдельные позиции вот-вот закончатся. Какие непонятно, морока с документами. В общем, тоже приезжайте, дорогие покупатели, разберемся на месте. Потом метался между вторым этажом и подвалом, расчищал место под склад и договаривался с заводом о сверхурочной работе «Газона», сулил двойные премиальные водителю и заводчанину, с которым общался, на карман немного. В полдень отправили машину за очередной партией алкашки. В шесть вечера получили от Генки сообщение, что машина отправилась обратно. Застряли на работе до двенадцати ночи. В среду дела пошли веселее, появились запасы, расширился ассортимент. Работать стало чуть проще, но все равно нелегко. Число клиентов росло ровной арифметической прогрессией. «Газон» делал по три рейса в день, но на складе постоянно чего-то не хватало. К концу недели вместо намеченных Жориком трех тысяч шестисот долларов мы выбили девять тысяч восемьсот. Я посчитал обещанную ребятам зарплату и чуть не свалился со стула. Получилось по шестьсот восемьдесят долларов на брата. Это уже работа в убыток. Что-то не так. Потянулся к телефону, чтобы отзвонить Жорику справочно, однако вовремя сообразил, что ребят стало больше. Десять центов премии с каждого сверхпланового доллара надо делить на четверых. Пересчитал зарплату еще раз. Получилось по двести пятнадцать долларов на человека за одну неделю работы. Опять много. Пришлось звонить Жорику с докладом, что на зарплату уходит тысяча долларов. Жорик меня не слушал. Оборвал на полуслове, занят край и, вообще, ему сейчас не до херни. Тут ваучер рухнул с девяти баксов до семи с половиной, доллар подскочил с тысячи ста до полутора тыщ, Белый дом бурлит контрреволюционными идеями и вообще. Предложил поступать так, как сочту нужным, имея при этом в виду, что обещанное надо отдавать. Если, конечно, планирую работать с ребятами дальше, а не кидать. Выплачивать зарплату в обязательном порядке рублями, которые лежат в кассе у Вадима. Работать с ребятами я планировал и в любом случае обещанное заплатил бы. Отправился к Вадиму. Вадим доложил, что доллар стабилизировался на отметке тысяча триста. Рублей в кассе килограммов десять, то есть много. Я выписал зарплату и выдал каждому трудовому герою по двести восемьдесят тысяч рублей. Герои ахнули, поглотали воздух, захлебнувшись счастьем, и заказали стол в «Тереме». Через пару минут разместились за столом, вперились взглядами в меню. Я кивнул официантке Инне: «как всегда», переместил взгляд на друзей, готовых взорваться от счастья. Они не ожидали таких грандиозных выплат и теперь проставлялись. Деловито рыскали взглядами по столбцам меню, пихали друг друга в бок: «А это? А это? А это?» Не было у них наставника, как у меня, который заказал бы просто и душевно: «Водочки вкусненькой и закуски какой-нибудь». На подсказки и разъяснения я не отвлекался, черкал цифры в ежедневнике: получено, выдано, зарплата, аренда, реклама, транспортные расходы и т.д... Не успел в офисе дела доделать. Завязал с бухгалтерией, когда принесли водку и салаты. Перед тем, как захлопнуть ежедневник, с легким воодушевлением отметил, что чистая прибыль за неделю составила три с половиной тысячи долларов, несмотря на скачки валютного курса и скандалы в руководстве страны. За рубли мы не торговали, цены прописаны в СКВ, и, что бы ни происходило вокруг, измениться они не могли. Доллар и бундесмарка стояли неколебимо. За это выпили. Потом я предупредил работничков, чтоб не слишком радовались. На следующей неделе план вырастет до девяти восьмисот. Как договаривались – план по продажам будет равен достигнутой неделей ранее цифре. Придется пыжиться пуще прежнего. Ребята заверили, что за такие деньги зайца в поле лопатой загоняют. Я согласился. За такие деньги можно побегать с высунутым языком на плече. Выпили еще. В десять вечера я оставил ребят праздновать дальше, а сам поехал домой с сотней долларов в кармане. Моя зарплата не зависела ни от чего. Развернуть |
Я ошибался20 - 25 сентября 1993 годаЯ ошибался. С понедельника стало хуже. Выяснилось, что с работой мы не справляемся. Реклама в центральной прессе показала: контора уходит в аут после шквала... 20 - 25 сентября 1993 года Я ошибался. С понедельника стало хуже. Выяснилось, что с работой мы не справляемся. Реклама в центральной прессе показала: контора уходит в аут после шквала звонков. Юрик, сидевший на телефоне, голову потерял. Начал заговариваться, будто торгуем алкоголем бельгийского происхождения. Поправлять не стал. При отпускной цене полтора доллара за шмурдяк какая разница, польский или бельгийский? Я тоже зашивался с приемом денег и отгрузкой. Вслед за ларечниками потянулись магазинщики. Покупали гораздо больше по объему, при этом напирали на ассортимент. На каждого покупателя теперь приходилось до двадцати отпускаемых позиций. Я крутился белкой в кабинете и видел огромную шумную очередь, где хотели купить по ящичку того, сего и этого, и еще чего-чибудь на пробу. Я вбивал накладные, распечатывал, сверялся с наличием, обнаруживал несоответствие, вбивал цифры заново. Объявлял, что «Спуманте» и «Барензигель» кончились, зато в изобилии имеются «Кабернет» с «Мерлотом», вермут «Чинтини» и водка «Попофф». Народ ругался, матерился и морщился как от зубной боли. В их ларьках бормотуха популярностью не пользовалось. Только сладкие ликеры с шампанским для бонвиванов и спирт «Рояль» для пролетариев. При упоминании последнего я вспомнил, что фура со спиртом уже в пути. Правда, не «Рояль», а какая-то другая жидкость, то ли «Голд», то ли «Сильвер». Надо бы отзвонить Жорику, справиться, чего и как с поставками. Не забыть бы поплакаться на нехватку кадров в «Проме». Непорядок, когда отгрузку товаров производит Петр Андреич, сторож «Терема». И вообще, надо срочно обсудить возможность расширения фирмы, окончательно договориться с Настей насчет склада. Времени не хватало ни на что.
Вокруг шумели, кричали, взывали к совести и обещали табло начистить распаренные покупатели, клюнувшие на рекламу. Две трети грозились больше никогда здесь не показываться, оставшаяся треть требовала скидок. Я терял интерес к происходящему. Выслушивал ругань про обещанные по телефону ликеры, взамен которых подсовывают фуфел, который так и быть купят, но в два раза дешевле, ладно, на треть дешевле, иначе кулаком в торец либо борсеткой по кумполу, на выбор... Сжав зубы, составлял накладные и ждал вечера, чтобы встретиться с Жориком. Надо узнать, с каким алкоголем приедут фуры на этой неделе – это первый вопрос. Вопрос номер два – расширение штата, безотлагательное, как минимум двукратное. Вопрос номер три – склад. К семи вечера понедельника, когда поток клиентов иссяк, проинформировал Юрика, что зарплатная схема поменялась, перерасчет производим еженедельно. Выдал сто двадцать долларов, получку за прошлую неделю на двоих. Половина – Юрику, другая половина – Гене, пропадавшему с утра до вечера в Хрякино. Потом объяснил новую формулу расчета. Юрик почесал макушку, но как человек практичный и разумный, сообразил, что пока есть наплыв покупателей, схема выгодна. Ударили по рукам. Юра поехал в общагу, я поставил галочку в ежедневнике и позвонил Жорику. Доложился по сумме вырученной за день – тыща баксов!, и обозначил, что есть огромная куча нерешенных вопросов. День прошел как год! Надо бы обсудить. Жора обещал подъехать где-то через полчаса и попросил заказать еды, как всегда – стейк и триста водки. Весь день в разъездах, с утра маковой росинки во рту не было. Развернуть |
Я закрыл глаза, намереваясь помечтатьЯ закрыл глаза, намереваясь немного помечтать, представить другое настоящее, другую реальность. Вот перед носом шмякнулась граната. Если б был смелей и сообразительней, перевернулось бы всё по-другому! Теперь понятно, что господин... Я закрыл глаза, намереваясь немного помечтать, представить другое настоящее, другую реальность. Вот перед носом шмякнулась граната. Если б был смелей и сообразительней, перевернулось бы всё по-другому! Теперь понятно, что господин во фраке мне помогал. Я, геройский герой, был призван улучить момент и бросить гранату в танкистов, пока пассажиры вагона утюжили пузами песок. Потом моим предназначением был захват танка в героическую собственность и рейд в центр местной войны. Чтоб сподручней было наступать и обороняться, собрал бы под свое командование таких же отчаянных смельчаков, как сам... Невозможно такое... граната по-прежнему в кармане штанов, но ценности не имеет, сплошные неудобства. Победить супостата со слов Антона не получится, ибо враг убитый наутро станет врагом живым, начинай сначала. Значит, обречен воевать веки вечные с врагами, которых не истребить. Быть хозяином судьбы и мудрым отцом-командиром – хорошо. Но стоит ли? Нет. Мне в тылу стократ лучше, чем генералу на поле битвы. Да и не способен я кидать гранаты точно в цель и управлять танком. Это Антон, очутившись без оружия в пустыне, мог добыть винтовку и устроить головомойку любому вояке. Это Антон, оказавшись на моем месте с гранатой против танковых легионов, способен чего-нибудь героического отчебучить. А я, вооруженный до зубов всем вооружением мира, мог сделать только одно – просрать вооружение ни за что. Грустно, зато правда. Чего стесняться? Я – аутсайдер в любой борьбе за лучшую долю. Если бы здесь работали дарвиновские теории, давно бы помер. Хм, несуразица. Я много раз был на волосок от смерти, но везло. Черт побери, мне фантастически везло все время, пока пребывал здесь! Неспроста. Точно неспроста. Что-то за этим крылось! Надо что-то делать!
Я взъерошил волосы на голове и, сам не знаю зачем, направился к девчонке. Смутное желание пообщаться, перекинуться парой слов, просто глянуть в близкие глаза, толкнуло в ее сторону. Как только пересек линию на полу, девчонка приподняла голову. Увидела меня и вскочила испуганной кошкой, в руке невесть откуда возник метровый хлыст. Не успел сказать «Привет», как девчонка спрыгнула с кушетки и, помахивая орудием успокоения, встала в полный рост. Я сконфуженно ретировался на свою половину. Длинноногая бестия улыбнулась, отбросила хлыстик в сторону и вернулась на место, бросая в мою сторону смешливые взгляды. Я, недоуменный, присел на диванчик и стал соображать, что бы это значило. Кажется, мне запрещалось входить на ее половину. Что? Она думала, будто я могу ее изнасиловать? Да на фиг она сдалась, кобыла стоеросовая. Я посмотрел на нее, смерив взглядом с головы до ног и обратно. Хех, тоже мне Мисс Огромный Белый Шар в Пустыне, два метра сухостоя. Девчонка странно глянула на меня, показала язык и отвернулась. «Это что за детский сад? Обиделась, что ли?» – поразился я. Тоже отвернулся и спустя некоторое время сообразил, что она определенно читала мысли. Вот стерва долговязая. Из той половины прилетела и шмякнула по голове пестрая оттоманка. Точно. Читала мысли. Я встал, прицелился и запустил оттоманку обратно, дико желая оказаться таким же точным и попасть в кошачье лицо. Попытка оказалась неудачной. Вскоре предоставился повторный шанс. Девчонка подобрала шлепнувшуюся рядом оттоманку и зашвырнула в мою сторону, вослед отправила подушку, два тапка и что-то еще, мною не замеченное. Я уворачивался от запускаемых предметов и по мере сил пулял назад. Вскоре она успокоилась и, разобиженная в пух и прах, улеглась на кушетке, предоставив возможность обозревать ее попку, чем я и воспользовался. А что? Извиняться, что ли, за свои непричесанные мысли? Как говорится, других не держим, а на обиженных воду возят. А попка хороша! Жизнь отдам за такую! Развернуть |
Хорошо лежать чистым, сытым и задумчивымХорошо лежать чистым, сытым и задумчивым. Хорошо, забыв несчастья и напасти, размышлять на досуге: «Что дальше? Какое приключение на очереди?» Я вспомнил голос, приведший сюда. Это место страданий? Ха-ха-ха! Я... Хорошо лежать чистым, сытым и задумчивым. Хорошо, забыв несчастья и напасти, размышлять на досуге: «Что дальше? Какое приключение на очереди?» Я вспомнил голос, приведший сюда. Это место страданий? Ха-ха-ха! Я годы готов здесь страдать, лишь бы фрукты не кончались, ванна пенилась и девчонка улыбалась изредка. Если другой сюрприз наготове – не возражаю. Заслужил, отмаялся. Погасив отрыжку, переложился на бок. Что за место? Почему и зачем? Начал перебирать воспоминания. Вагон. Пески. Танкисты. Граната. Мысль о спасении, заставившая брести непонятно куда. Мужики в униформе, напоившие водой. Если верить байкам Антона, везли на рудники ворочать камни. Не довезли. Джип взорвали, я стал вольным и, хм, связанным. Да, мне везло со страшной силой, но чудовищное везение не ценил. Перетер веревки камнем и уснул. Наутро обуяла жажда деятельности. Я клокотал энергией и поперся неизвестно куда. С подобным прежде не сталкивался. Сколько помнил себя, был сомневающимся неврастеником, разумным трусом, но в тот момент обратился в бесстрашного идиота. Точно. Меня посетила уверенность олигофрена. Способность думать, анализировать и предвидеть – труха и пыль по сравнению со спонтанным решением дурака: «Делай так и баста!» Как такое возможно? Я всю жизнь комплексовал по любому поводу. Я боялся, мучился и страдал, сомневался в себе и в других, ни во что не верил и во всем был не уверен, но случилось странное. Кто-то переключил рубильник, и в череп подали постоянное напряжение вместо переменного. Я помнил момент, когда встал, посмотрел налево, направо, вперед, назад и, ничуть не колеблясь, решил: «Туда!» Это стало возможным под влиянием извне, уверен в этом. Как и в том, что та же внешняя сила мигнула из-за горизонта проблеском то ли водоема, то ли еще чего непонятного, эфемерного, как закатный бриз в Гонолулу, где никогда не был. Но, черт побери, я попер в ту самую Гонолулу. Я бараном забрел в пески, где в очередной раз потерял силы и разум, приготовился расстаться с жизнью. Что помешало?
Вспомнил. Рыжая тетка, которой я понравился… нет, которой понадобились мои штаны. Еще помешал я сам, увеличенный в сотни раз. Все произошедшее до той поры можно криво и неубедительно интерпретировать, но это... Этого быть не могло, потому что не могло быть никогда. Я галлюцинировал, нервишки развинтились, башня съехала. Потом приехала обратно. Я погладил себя по голове. Никаких признаков ментальных разрушений не обнаружил, вернулся к воспоминаниям. Сытый живот помогал неспешному обдумыванию недавних событий. Какие следовали выводы? Никаких, кроме того, что перед фруктовой комнатой, три раза чуть не сдох от жажды и усталости, десяток раз напугался до смерти и один раз чуть не окочурился от отчаяния и обиды – когда в клетке оказался. Вот самые сильные чувства, испытанные в два крайних дня. Еще терзался чувствами помельче: отвращением, недоумением, испугом, прочими реакциями организма. Натерпелся, настрадался, и после этого заявляют: «Вот место твоих страданий». Ха! Нечего сказать. Я готов страдать подобным образом сколь угодно, лишь бы не бродить самоуверенным поленом по пустыне. Так? Так! Развернуть |
Глаза открылись от ощущения чужого присутствияГлаза открылись от порхавшего в воздухе ощущения чужого присутствия. Кто-то находился в комнате. Да, я не ошибся. Моего уха коснулись звуки шагов. Я повернул голову и увидел высокую девчонку, направлявшуюся... Глаза открылись от порхавшего в воздухе ощущения чужого присутствия. Кто-то находился в комнате. Да, я не ошибся. Моего уха коснулись звуки шагов. Я повернул голову и увидел высокую девчонку, направлявшуюся к кушетке у противоположной стены. Более точным будет сказать, что я увидел голый зад, принадлежавший высокой девчонке. Зад был загорелый. Мягко подрагивал половинками при ходьбе, имел форму персика и намертво приковывал взгляды. Я смотрел на него, не отрываясь, до тех пор, пока девчонка не дошла до кушетки и не улеглась там подобно кошке мягко и бесшумно. Она обратила свой взор на меня. Встретившись с нею глазами, я наконец сообразил, что девушка обнажена, то есть совсем голая, и подсматривать за нею дело нехорошее. Я покраснел и перевел взгляд на свои обкусанные ногти. Где-то через минуту до меня дошло, что сам лежу в чем мать родила. Пошарив глазами по полу и подавив волну брезгливости от вида разбросанных там и сям сальных джинсов, вонючих носков и футболки с трусами не первой свежести, одеваться передумал. Перевернулся на живот. Начал обдумывать действия в свете неожиданного соседства: «Простирну вещички прямо в ванной. На перегородке высохнут, и все будет хоккей.» Я покосился в сторону девчонки. Она, будто прочитав мои мысли, чуть заметно, краешками губ, улыбнулась. «Вот стерва, – вздохнул я и передумал вставать. – Когда отвернется, тогда и постираюсь.» Чего скрывать. Стеснялся худосочного тела, состоявшего из углов, мослов и впадин. Взращен был на картошке и хлебе, ибо в семье инженера с уральского завода мясо, овощи и фрукты трескали по праздникам. Вот и вырос тощий и нескладный. Зато девчонка была прекрасной. Высокая, может даже чересчур, что-то за 180, но – клянусь мамой! – большая часть этих сантиметров приходилась на стройные, ровные, будто выточенные самим Господом, ноги. Разглядывая их, я понял товарища, говаривавшего: «Могу простить девушке все – некрасивое лицо, отсутствие груди, скверный характер и стервозность, только б у неё были хорошие ноги.» Эта имела Прекраснейшие Ноги с большой буквы Н. О попке, кажется, упоминал – творение без изъяна. В талиях я не специалист, но и там все было хай-класс. Грудь первоначально показалась небольшой – два выпуклых бугорка. Однако приглядевшись, я увидел не бугорки, а вполне объемные выпуклости, увенчанные рубиновыми сосками и способные плотно разместиться в ладони, ни больше, ни меньше. Про лицо нельзя сказать, что верх красоты, нет. Прекрасное и утонченное одновременно казалось простым и близким. В чем дело? В круглых серых глазах с чуть припухлыми верхними веками, смотревших на меня весело и добро? Или в носике, начинавшемся с переносицы, как классический римский и прямом вплоть до кончика, чуть вылезшего вперед и делавшего хозяйку то ли курносой римлянкой, то ли прямоносой смолянкой? Может, дело в ее по-детски пухлых губах, огненно-красных, готовых вот-вот растянуться в широкой улыбке? А, может, девчонку простило строение выпиравших скул, делавших лицо круглым, похожим на кошачье и татарское одновременно? Не знаю.
Определенно я мог сказать одно – красавица. Помимо вышеперечисленного у девчонки были густые русые волосы, ежеминутно ею поправляемые, чтобы не падали на лицо, и странно маленькие, несоразмерные с ростом, кисти рук и ступни. Размер обуви наверняка не превышал тридцать пятый. А самое-самое главное – кожа ее тела была гладкой, безызъянной и загорелой настолько, что невозможно поверить глазам. Подобный колер можно видеть только в глянцевых проспектах пятизвездочных отелей. Только там, на фоне небывало синих бассейнов гуляли недоступные бронзовотелые ворожейки в бикини, дарили улыбки «Велкам!», и кожа их, подкрашенная чародеем-ретушером, зазывала и манила, манила и зазывала. Я погладил восторженным взглядом ее тело, скользнул по округлостям и свалился на грань влюбленности. – А к-как вас зовут? – чуть заикаясь и силясь потушить внезапный жар в груди, спросил я. Девчонка кинула на меня холодный взгляд, встала с дивана и невесть откуда взявшимся прутом начертила на ковре черную линию, разделившую комнату на две половины. Потом отбросила прочь прут и поводила из стороны в сторону указательным пальцем, мол, линию пересекать нельзя. Захлестнувшее волнение, предвещавшее возникновение сильного чувства, моментально сошло на нет. «Странная шпала, – подумал я и встал. – Обойдемся без тебя как-нибудь. Чего там на завтрак?» На завтрак опять трава – овощи, фрукты, ягоды и немного хлеба. Подкрепившись, я еще раз глянул в сторону девчонки, погладил себя по животу и вздохнул: – Однако. Потом подумал и добавил: – Хорошо Развернуть |
Пробуждение оказалось неприятнымПробуждение оказалось неприятным. Пузо мерзким образом – егозя, бурля и пучась – напоминало о своем неудовольствии, а горло коробила гнилая отрыжка. Фу! Фу! Фу!Хм.Журчание воды под боком настроило... Пробуждение оказалось неприятным. Пузо мерзким образом – егозя, бурля и пучась – напоминало о своем неудовольствии, а горло коробила гнилая отрыжка. Фу! Фу! Фу! Хм. Журчание воды под боком настроило на оптимистический лад. Тело зудело, ссаднило, источало мерзкие запахи и чесалось, но не беда! Я знал, как ему помочь – принять ванную! Взял со стола кувшинчик, отхлебнул сока и, скинув вонючие одежды, бултыхнулся в ванную. Ох! Похорошело в момент. Мылся долго, сосредоточенно, с огромным удовольствием. Когда кожа приобрела бледно-розовый цвет и от соприкосновения с ладонью стала потрескивать, я удовлетворенно охнул, ухнул и вылез из ванной. Оглядевшись в поисках полотенца и не найдя ничего похожего, вытерся футболкой, то есть смахнул капли воды с фасада. Остальное оставил на потом, вспомнив термодинамику и прочее, изучавшееся на младших курсах. Махнул рукой: «Само испарится!» Сглотнув слюну, глянул на столик с фруктами-овощами-корнеплодами. Мозги побуравила мыслишка «А не пожевать ли?» и пропала. Смутное чувство остановило. Что-то в комнате показалось неправильным. Что именно? Я покрутил головой и оп-па! наткнулся взглядом на высокую синюю перегородку, стоявшую в углу комнаты. Хм. Вчера ее не было. Заинтригованный подошел к перегородке, потрогал. Ощутил на ладони теплую шершавость пластика. Задумался: «Откуда, из чего, из какого небытия возникают по мановению неведомой волшебной палочки реальные осязаемые вещи? Что творится со мной?» Ответ найден не был.
Я не расстроился. Махнул рукой и заглянул за перегородку. Ничему не удивившись, обнаружил сверкающий белизной унитаз. «Дорога ложка к обеду» – подумал я и справил малую нужду. Потом – не пропадать добру! – решил сходить по-большому. Уселся на унитаз, сосредоточился и… это что такое? Заметил сиреневый клочок бумаги, торчавший из стены. Что за эклога? Потянул за клочок и вытащил полметра туалетной бумаги. Это показалось очень интересным, даже забавным. За минуту с небольшим я вытянул наружу метров сто мягчайшей бумаги, после чего она кончилась. «То-то же!» – удовлетворенный подумал я и стал прикидывать, как бы засунуть ее обратно. Ничего не прикинулось, не придумалось. Невероятно, но это так – в стене никаких щелей, отверстий и тому подобного не было. Стена оставалась ровной и гладкой, без изъяна, как кожа на попке трехлетнего ребенка. Покумекав так и эдак, я махнул рукой. Часть бумаги использовал по назначению, остальное задвинул ногой за унитаз и, довольный собой, вышел из-за перегородки, обозначавшей туалет. На душе было приятно и легко. Тело, очистившееся и облегченное, изнывало и млело. Хорошо! Я растянулся на диванчике. Не глядя, нашарил на столе фрукт – им оказался абрикос – и, задумчиво жуя, уставился в потолок. Захотелось основательно поразмышлять о творящихся чудесах, подытожить прожитые деньки, сделать далекоидущие выводы и все такое... Не тут то было. Принявшее горизонтальное положение тело обуялось ленью, восхитительно сладкая истома обволокла сознание... пришлось вздремнуть. Развернуть |
Комната оказалась большойКомната оказалась большой – метров шесть на восемь. Свет струился из десяти светильников по периметру потолка. В воздухе носилось голубоватое подобие пыли, но не пыль, другое... Оно рассеивало десятикратное свечение... Комната оказалась большой – метров шесть на восемь. Свет струился из десяти светильников по периметру потолка. В воздухе носилось голубоватое подобие пыли, но не пыль, другое... Оно рассеивало десятикратное свечение и создавало эффект присутствия в ночных грезах. Да, именно такое ощущение пространства и такие световые видения предшествуют погружению в сон. Эфемерные частицы ласкали тело, освобождали от усталости, окунали в забытье... Давно не было так хорошо. Где я оказался? Зачем? Я оглянулся и в стене за собой не увидел двери, закрывшейся секунду назад. Что такое? Я провел ладонью по стене – никаких выступов и шероховатостей. Ровная замшевая текстура, скрывшая все, что предшествовало моему появлению здесь. Будет так! Я направился в дальний конец комнаты. Там стояла кушетка, покрытая голубой шелковой простыней. В ее изголовье лежали две синие подушки. «Отосплюсь до чертиков» – заныло в голове. Ноги быстрее мысли донесли до кушетки. Собравшись рухнуть, я подошвами ощутил тремор, оглянулся и обомлел. У противоположной стены возник из ниоткуда вычурный столик с гнутыми ножками, лакированная поверхность которого – быть не может! – ломилась от яств. Я проморгался, потряс головой... из пола вырос стул, резной с тонкими ножками и отделанными голубым атласом спинкой и сиденьем. Чуть позже из пола вылезла шикарная ванна цвета ультрамарин, сверкавшая, искрившаяся в лучах света, с хлопьями пены, свешивавшимися через край, с тонко и сладостно журчавшей водичкой. Я не поверил, зажмурился и снова открыл глаза. Увидел рядом с ванной и столиком диванчик, такого же нежно-голубого цвета, как все остальное здесь. «Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд» – вспомнил я поговорку бабушки Нюры из далекого-предалекого детства, только поговорка и добрый взгляд поверх диоптрий остались в памяти. Давно это было. Разбираться что к чему откуда и зачем я не стал. Отбросив прочь воспоминания детства и пожелания сна, я развернулся и направился к столику. Решил, что актуальней будет набить брюхо жратвой, отмыться-помыться-освежиться и только потом заваливаться на боковую. Дойдя до столика, потер чумазые ладошки об штаны. Не глянув в сторону ванной, принялся хватать и отправлять в рот разнообразные фрукты-овощи. Названий половины плодов не знал, но делу это не мешало. Как поросенок, добравшийся до корыта с ботвиньей, в пару минут нажрался до барабанного состояния живота. Потом залил содержимое желудка соком экзотического фрукта и протрезвел, согнал хмель обжорства. Еще бы. Вспучило живот. Стало больно и гнусно, как на душе, так и во внутренностях. Скрежеща зубами от мявшей боли, я повалился на диванчик и, ворочаемый с бока на бок резями в кишечнике, уснул. Сон отодвинул на задний план мысли и ощущения. Реальность исчезла в тумане забытья. Желудочно-кишечный тракт успокоился. Мозг отключился. Процесс жизнедеятельности свелся к туману в мозжечке. Развернуть |
Я утонул в отчаянииЯ утонул в отчаянии, погрузился на самое дно. Сколько времени там пребывал – не помню. Кажется, долго, очень долго, невыносимо долго. Разбив мозги, иссушив запас жидкости в глазах, встал и... Я утонул в отчаянии, погрузился на самое дно. Сколько времени там пребывал – не помню. Кажется, долго, очень долго, невыносимо долго. Разбив мозги, иссушив запас жидкости в глазах, встал и огляделся. Камера три метра на два. Под потолком, нависавшим круглым сводом, стояли три шершавые стены без окон и на месте четвертой – стальная решетка, толстенные прутья которой гарантировали долгое пребывание здесь. Я покарябал пальцами пол, твердый как дерево, вздохнул: «Подкоп невозможен». Прильнул к решетке и стал вглядываться в коридор, ища спасение снаружи. Сам спастись не мог. Наивно и глупо рассчитывать на помощь извне, но что я мог поделать? Нельзя придумать более отчаянного положения. Я пребывал в пустом подвале возвышавшегося над пустыней шара. Когда бродил по пескам, отчаяние тоже посещало меня, но существовала иллюзия свободы. Я мог пойти туда, мог пойти сюда, мог лежать и на все плевать. Я мог передвигаться или не передвигаться. У меня был выбор. Хотя, в сущности, и там находился в западне, в клетке, большой, без стен и решеток, но клетке. Да, безумный мир, в котором я оказался, клеткой и был. Но, странствуя по пескам и камням, я не переживал, что лишен привычного уклада. Меня окружали происшествия, приключения, видения, и надо признать, в любой момент была возможность встать и отойти. Там существовала иллюзия выбора. В камере такой иллюзии нет, все однозначно: сиди на полу и подыхай от жажды, голода и тоски, успев перед смертью уяснить, что свобода – ничто, пшик, самообманка. Всего лишь иллюзия выбора и не более. Чем больше сможешь вообразить вариантов, тем более свободным кажешься. В моей клетке вариантов никаких. Двенадцать кубометров доступного пространства не оставляли места для иллюзий. Каким бы буйным воображение не было, оно обречено на созерцание тюремных стен. Собственно, моя предыдущая жизнь по большому счету являлась таковым созерцанием. Только там к казематным стенам убогого существования были пришпилены веселые картинки окружающего мира. Здесь смысл существования обнажился в полной мере, и надо что-то с этим делать. Покончить раз и навсегда? Взорвать гранату? Это мысль! Господи, как это пошло, самоубиваться в убогом подвале, но что я могу поделать? Хрустнул песок под чьими-то ногами, лязгнул замок, и со скрипом распахнулась решетка. – Здесь не поминают имя Божье и самоубийство запрещено. Здесь страдают без слов, – тихо и зловеще прозвучали слова из ниоткуда. Голос показался баритоном, много раз слышимым ранее. Его хозяин объяснял несуразности, происходившие вокруг. Дверь открылась. Я встал и в три шага вышел из камеры. Узкий проход, ряды пустых камер по бокам, низкие своды. – Следуй за мной, – сказало нечто, и пошаркивание невидимых шагов стало удаляться от меня. Отогнав мысль «как следовать за тем, чего не видишь?», я пошел за звуком, шаркающим впереди. Мы прошли до конца коридора. Там нас ждал открытый лифт. Следуя за шуршанием, я зашел внутрь. Створки лифта сомкнулись. Я огляделся и в четырех зеркалах, огромных, с пола до потолка, обнаружил свой взгляд. За взглядом отражался опять я в полный рост, но миллионы раз умноженный с четырех сторон. Никого в лифте кроме меня не было. Тем временем подъем прекратился, и в воздухе прозвучало: – Вот место твоих страданий. Дверь лифта распахнулась. Я вошел в большую комнату, наполненную чудным голубоватым светом, и остановился. Дверь лифта закрылась. Развернуть |
Тотально синий небосводТотально синий небосвод – чистейший циан без примесей! – искрился в лучах огромного как бы солнца. Безупречный источник света заливал анилиновыми лучами ландшафт бездонной красоты – яркий, броский, расписной. Изумрудные... Тотально синий небосвод – чистейший циан без примесей! – искрился в лучах огромного как бы солнца. Безупречный источник света заливал анилиновыми лучами ландшафт бездонной красоты – яркий, броский, расписной. Изумрудные травы в полный рост, экзотические цветы всевозможных красок и оттенков, пальмы, рододендроны, кипарисы и прочая флора, виденная только в «Клубе кинопутешествий», густо, щедро, как попало без оглядки на топографию и почвоведение расцветала, кустилась и колосилась везде, где можно и нельзя. За буйной зеленью вставали горы с рафинадными вершинами под облаками, в основаниях сверкали водопады, большие, маленькие, крошечные. Воздух звенел чистотой. Голова пошла кругом от увиденного. Я чуть не сорвался вниз, в фиолетовый сумрак. Посопел, собираясь с силами, и вылез из люка. Огляделся еще раз и присвистнул. Красотища неземная! Я направился к горам, не таким далеким как казалось первоначально. Километра полтора топать, не больше. Через полчаса стоял у водопада, блиставшего струйками в обрамлении изумруднолистых дерев и пальм, точь-в-точь как на гобелене у двоюродной тетки на даче. Журчание воды натолкнуло на практический лад. Я подставил ладоши под струйку и пил, глотал, захлебывался... не напивался. Вода падала в желудок, но жажду не утоляла. Пить хотелось нестерпимо. Я, раздосадованный, плеснул воды на лицо и огляделся. Какой толк от водопада, не утоляющего жажду и не освежающего? Может, этот пейзаж, кроме как радовать глаз, ни на что не годится? Я повалился на траву лицом вперед. Уф, хорошо. Трава казалась настоящей – зеленой и густой. Нежнее шелка, мягче пуха она держала тело на весу. Хм. Странно. Трава, абсолютно натуральная на ощупь, не имела запаха. Я втянул в грудь воздух. Никаких запахов обоняние не распознало. Ладно, пусть. Буду лежать, набираться сил. Лежал минуту. Жажда пропала, но чувство усталости не исчезло, тело испытывало неудобства. Трава прогнулась до земли, и я пластался на холодном жестком грунте. Неприятно. Кое-как приподнявшись, борясь с непослушным телом, сделал пару шагов, повалился на траву. Через минуту еще и еще. Хотелось уплыть по траве в беспамятство. Не получалось. Я проваливался к земле, больно стукался коленками, локтями, лицом и всем остальным, в момент замерзал и снова, превозмогая усталость, вставал и делал шаг для того, чтобы повторить. Метров через тридцать заметил, что шаги стали даваться неимоверно тяжко, будто взбираюсь в гору. Я перестал смотреть под ноги, огляделся и обомлел. Под тяжестью нагромождений конструкция этажа начала рушиться. Дальняя часть пола, оставшаяся позади, колыхнулась и посыпалась вниз. Часть, на которой я находился, медленно вздымалась вверх. На меня дунуло горячим и душным. Пол, свалившийся вниз, явил не фиолетовый этаж... внизу бесновался оранжевый вал огня. Внизу полыхал пожар. Я побежал прочь. Бежать становилось тяжелей, подъем становился круче. Я не понимал, зачем бегу, куда... Крутизна склона превышала сорок пять градусов. Я не бежал, а карабкался всеми конечностями вперед. Страха не было. Мной владели изумление пополам с остервенением. Горы, недавно манившие вершинами, завалились вбок. Водопады тоже завалились и стекали по диагонали. Черт! Вода падала наискосок, справа сверху влево вниз! Все было как нарисованное. Я это видел, осознавал, не понимал, как такое может быть, но продолжал лезть вперед и выше, будто там ждало спасение.
Раздался треск. Свалился вниз кусок этажа, совсем близкий. Я огляделся. Треть окружавшего пространства полыхала, плавилась как пластмасска. Я припустил, что было сил, теперь карабкаясь по отвесной стене. Стоп! Я увидел в полу – или в стене? – дверь. Натуральную деревянную с латунной ручкой. Я толкнулся и вывалился в пустынный коридор с белой ковровой дорожкой и двумя десятками дверных проемов. Что это? Больничные покои, стерильные, безлюдные, пустые? Неважно. Туда! Дверь захлопнулась за спиной. Половину коридора я одолел быстрее собственного визга, потом успокоился, перевел дух и побрел куда получится. Любопытства не испытывал. Надоело! Хочу жрать и спать, аттракционы достали! Разговаривая сам с собой, топал по коридору. Дойдя до середины, остановился, обнаружив перпендикулярный коридор, на каменном полу которого ковер отсутствовал. Сворачивать или идти прямо? Конечно, прямо! Все время прямо! Я сделал шаг, и в это время слева, в конце нового коридора, мелькнуло нечто стремительное и раздался рык. Волосы встали дыбом. Нервные окончания задрожали, как ударенные током. Звериный рык повторился. Более яростный, чем в первый раз, он толкнул меня. Я, не поворачивая голову в сторону зверя, бросился прочь. Сквозь биенье крови в ушах донесся топот лап, сопровождаемый цоканьем когтей о каменный пол. Я что есть мочи помчался вперед, не зная, есть ли там выход. Зловещий, душу раздирающий цокот внезапно исчез, и мерный топот стал тише и глуше. Понятно, зверюга побежал по ковру. Это совсем рядом! Ай-ай-ай! А-аа-ааааааах!!! Издавая на ходу истошный крик, – так легче было бежать! – я достиг конца коридора. Уперся в стенку лбом, готовый пробить, прогрызть, процарапать насквозь, и боковым зрением заметил металлическую лестницу. В один прыжок метнулся к ней и, пролетев вниз метров пять, приземлился на рыхлый грунт. Что такое? Я оказался не внутри шара и не снаружи в песках, но в длинном погребе. Сломя голову побежал мимо пустых камер со стальными решетками. Сзади послышался рев, удар лап об землю – зверюга прыгнул вслед за мной! – и частый топот. А силы меня покидали. Мышцы кричали мозгам: «Все! Пять шагов и баста! Ноги подкосятся от усталости! Тело превратится в мешок страха и бессилия!» Будь что будет! Я толкнулся в камеру, решетка подалась, открылась. Заскочил внутрь, захлопнул за собой решетку и клацнул засовом, чтоб закрыться, спастись от зверюги толстенными стальными прутьями. – Уф! – выдохнул я и дернул решетку. Прочность сомнений не вызвала, каким бы мощным ни был зверь, преследовавший меня. Засов тоже надежен. «Накось выкуси!» – я довольный прислонился к стене, вытянул ноги и, захлестнутый любопытством, принялся ждать зверя. Хлопнул по карманам, нащупал гранату, воодушевился. Разъяренный рев становился все громче и ближе, все ужасней и чудовищней. Когда в висках заломило от его силы и мощи, рев промчался мимо абсолютно бестелесный и вскоре растаял. Я пугался звука. А мог ли он причинить вред? Я подошел к решетке и дернул засов. Тот не тронулся с места. Еще раз дернул. Ручка с хрустом оказалась у меня в руке, засов остался на месте. Ох! Я подергал решетку. Без толку. Потряс засов. Безрезультатно. Я принялся бить и пинать стальные прутья, но только отбил кулаки и коленки. Вот это да! Замуровал сам себя! Слезы в три ручья хлынули из глаз. В более отчаянное положение попасть невозможно. Развернуть |
Неузнанная музыка звучала в круглой залеНебесная струнная музыка звучала в круглой зале метров тридцать-сорок диаметром и потолком за пять метров. Бирюзовый пол блестел отраженным с потолка светом. Стены голубого мрамора с сотней лампочек создавали ориентальный... Небесная струнная музыка звучала в круглой зале метров тридцать-сорок диаметром и потолком за пять метров. Бирюзовый пол блестел отраженным с потолка светом. Стены голубого мрамора с сотней лампочек создавали ориентальный узор. В другом конце залы вела вверх крутая, сверкающая хромом, лестница. Я повертел головой. Хм, из мебели – лестница на второй этаж. Ничем не объяснимое чувство эйфории подтолкнуло к лестнице. Ноги сами понесли по ступеням наверх. На втором этаже обнаружил то же, что ранее. Бледно-розовый пол, сиреневые стены с узорчатой россыпью ламп. Единственное отличие – все было раза в два больше. Делать нечего. Одним махом преодолел и залу, и лестницу, поднялся на третий этаж и поразился. Фиолетовое пространство, но вместо ровного пола сельский грунт – галька, щебень, булыжники. Стены обклеены фотообоями с изображением космического ландшафта, показавшегося знакомым. Точно. Этот пейзаж окружал меня во время встречи с Антоном. Очень похоже нарисовано, гиперреалистично, не хватало звукового оформления в виде канонады далекого боя. Едва заметное жужжание некоего насекомого доносилось до ушей. Из-за нарисованной на противоположной стене скалы выскочил легковой автомобиль без крыши. Давешнее жужжание превратилось в совокупный шум мотора и трансмиссии. Автомобильчик, натужно одолев бездорожье, подкатил ко мне. Я остановился как вкопанный. А-аааа. Э-ээээ. Что такое?
Автомобиль, подобие старой «Волги» со спиленной крышей, тарахтел передо мной. За рулем сидел мужчина, смутно знакомый. Настолько смутно, что не мог вспомнить, в какой из предыдущих жизней видел его – в детской, школьной, институтской или уже здешней. Где же? Вспомнил! Он тоже ехал в метро. Водитель махнул рукой: – Здорово, шкет. Тетку рыжую видел? Без трусняка шарохается тут. – Нет, – непонятно зачем, соврал я. – Черт! Где же эта Звезда Ивановна? – водитель еще раз махнул рукой. Взгляд был лихорадочный: метался по доске приборов, по мне, по боковым зеркалам, по стенам, ускакивал в потолок и шмякался вниз на ручку переключения передач. Водитель был на взводе, как сжатая пружина, готовая разжаться. Я инстинктивно сделал шаг назад. Машина вздымая клубы пыли рванула к стене, от которой начался мой путь. Я в изнеможении рухнул. Что теперь? Я водил ладошкой по приятному на ощупь песку и не мог ничего понять. Странное место, странные люди, странные ситуации и я, один-одинешенек, неприкаянный, никому не нужный, ничего не понимающий. Что делать? Куда идти? За чем? Вот мужик машину добыл, бабу ищет. С какого перепугу ответил ему, что не видел? Хм. Мог бы припомнить: «Видал такую. Надо доехать до стены, спуститься на три этажа вниз, выйти из шара и через пару километров найдешь рыжую тетку в красной тряпочке. Возможно, без трусов.» Бред! Я откинулся на спину, посмотрел на небо... тьфу, на потолок... или на небо? Тучи плыли со стороны камней куда-то вдаль, обтекая… лестницу. Точно. У стены стояла лестница, ведшая прямо в небо. Я вскочил и по ковровой красной дорожке, невесть откуда появившейся во владениях фиолета, побежал к лестнице. Вскоре на высоте двадцати метров рассматривал обтекавший густой пар и люк над головой. Толкать или спуститься вниз? Было страшно и в то же время любопытно. Я толкнул люк. С излишней силой. Тот, невесомый, отлетел в сторону. Я просунул голову в отверстие и обомлел, попавши в сказку. Развернуть |
Пыль улеглась, толчки прекратилисьПыль улеглась, толчки прекратились, гигант растворился в розовой дымке. Пропал. Почудился. Видение, галлюцинация, сивый бред.На душе полегчало. Фух! О чем я думал до появления Вероники? Вспомнил! Лечь и сдохнуть,... Пыль улеглась, толчки прекратились, гигант растворился в розовой дымке. Пропал. Почудился. Видение, галлюцинация, сивый бред. На душе полегчало. Фух! О чем я думал до появления Вероники? Вспомнил! Лечь и сдохнуть, превратиться в кусок мяса, никому не нужного, никому не знакомого, и стать бастурмой. Но сначала поглубокоумствовую о видении. Оно посетило неспроста. Может, показывало выход? Неплохо бы глянуть куда. Я, сомневаясь в собственном трезвомыслии, взобрался на вершину бархана и радостно закричал: «Есть!» На самом деле следовало орать: «Нет!» Передо мной лежала нетронутая целина. Никаких следов – ни моих, ни великана, вообще ничьих!!! Это показалось добрым знаком. Похоже, выбрался из гиблого места и мог двигаться вперед, туда, где мелькали на горизонте загадочные блестки. Туда, где растворился в красном мареве гигант. Туда, где могла начаться новая жизнь, без оставленных ранее следов. Обрадованный и обнадеженный, я пустился в очередной раз покорять пески. Небо было красным. Пески белыми. Настроение боевитым. Шаги стали легкими и упругими. Ступни не проваливались вглубь как прежде, но уверенно отталкивались от твердой поверхности. На секунду отвлекшись от цели, я глянул под ноги и заметил блеск. «Интересно» – подумал я, нагнулся и потрогал песок. Под ним лежало твердое и холодное нечто. Я аккуратно сгреб песчинки в сторону и увидел себя. Остолбенев, вытаращился в собственные глаза. Рой догадок вспенил мозг и пропал. Я рассмеялся: под песком лежало зеркало, которое отражало все, что должно отражать. Я улыбнулся и еще раз вгляделся в изможденное, поросшее щетиной, оскалившееся отражение. Н-да. Понятно, как теперь улыбаюсь. Встал и, пройдя метров десять, разгреб песчинки под собой. Обнаружил тот же очумелый взгляд. Снова зеркало. И через двадцать метров. И через пятьдесят. Везде под песком лежало одно и то же зеркало. Эге-ге. На километры вокруг лежало зеркало, присыпанное песком. Очень интересно! Вот только выводы, более-менее разумные, из этого не вытекали. Зеркало лежало под песком само по себе, без цели, без сверхзадач. Лежало, издевалось над моим мозгом фактом наличия и все.
Э-эх. Я шел, вздыхал, оглядывался, останавливался, опять вздыхал. В общем, размышлял об изощренных превратностях утлого человеческого бытия. Ни к чему путному морочные мысли не приводили. Махнул рукой на зеркало и обратил внимание на странность: с каждым шагом горизонт приближался на десяток метров. Тут же выяснилось, что точки, блиставшие издалека, оказались тринадцатью громадными шарами высотой с пятидесятиэтажный дом каждый. Вот это да! Ровные шарообразные поверхности блестели на солнце, тьфу, отражали свет многогранника. Ни окон, ни дверей не заметил. Это естественно. Не жилой же квартал найден в пустыне. Скорее, громадный бильярдный стол. «А если они покатятся?» – мелькнула в голове мыслишка. В самом деле. Что держало шары в неподвижном состоянии? Был ли фундамент у циркулярных сооружений? Может, они на зеркале... кстати, а вот и зеркало, без песка. Я рассмеялся. Линией горизонта, стремительно приблизившейся, оказалась кромка песка. Там, где песок кончался, зеркало отражало небо, горизонт как есть! Песка за шарами не было. Только зеркало, залитое тревожным красным небом, которое само тоже было зеркалом. Я посмотрел вдаль, меня накрыло грандиозное ощущение, будто надо мной, впереди меня и подо мной распластались небеса, бескрайние, бездонные. Я переводил взгляд с одной тучи на другую, вправо, влево, вверх, вниз и чувствовал себя властелином мира, парящим над действительностью в безмолвной вышине. Я глянул под ноги и увидел изможденного оборванца с пылающим взглядом. – Ну, здорово, повелитель космоса, – ухмыльнулся я и развернулся. На поверхности ближнего шара темнело нечто, похожее на отверстие, в полутора метрах над землей. «На стене открылся люк, не волнуйтесь – это глюк» – влез в голову стишок из далекого детства. Я почувствовал приток адреналина. Захотелось стать героем, ворваться в неизвестность и, цапнув удачу за хвост, найти свое счастие. Ну, или хэппи-энд как в кино, типа, жили долго и счастливо. Я коняшкой топнул по зеркалу и уверенно, как есть вприпрыжку, поскакал к отверстию. При ближайшем рассмотрении оно оказалось круглым окном или круглой дверцей диаметром в три четверти метра. Размерчик ровно, чтоб проникнуть внутрь шара. Охваченный приступом любопытства, сунул голову внутрь. Голубое пространство внутри шара было пустым: голые стены, пол, потолок и ничего более. Если бы не музыка, коснувшаяся ушей, я бы страшно разочаровался и в отверстии, и в шаре, и в героическом будущем. Однако звуки чудной струнной музыки заставили меня, без тени сомнения, сопя и тужась, залезть внутрь. Развернуть |