Хорошо лежать чистым

Хорошо лежать чистым, сытым и задумчивым. Хорошо, забыв несчастья и напасти, размышлять на досуге: «Что дальше? Какое приключение на очереди?»

Я вспомнил голос, приведший сюда. Это место страданий? Ха-ха-ха! Я годы готов страдать на этом диване, лишь бы фрукты не кончались, ванна пенилась и девчонка улыбалась изредка. Если другой сюрприз наготове – не возражаю. Выкатывайте!

Заслужил, отмаялся.

Погасив отрыжку, переложился на бок.

Что за место? Почему и зачем?

Начал перебирать воспоминания. Вагон. Пески. Танкисты. Граната. Мысль о спасении, заставившая брести непонятно куда. Мужики в униформе. Если верить байкам Антона, везли на рудники ворочать камни. Не довезли. Джип взорвали, я стал вольным и, хм, связанным. Да, мне везло со страшной силой, но чудовищное везение не ценил. Перетер веревки и уснул. Наутро обуяла жажда деятельности. Я клокотал энергией и поперся неизвестно куда. С подобным прежде не сталкивался. Сколько помнил себя, был сомневающимся неврастеником*, разумным трусом, но в тот момент обратился в бесстрашного идиота. Точно. Меня посетила уверенность олигофрена*. Способность думать, анализировать и предвидеть – труха и пыль по сравнению со спонтанным решением дурака: «Делай так и баста!»

Как такое возможно?

Я всю жизнь комплексовал по любому поводу. Я боялся, мучился и страдал, сомневался в себе и в других, ни во что не верил и во всем не был уверен, но случилось странное. Кто-то переключил рубильник, и в череп подали постоянное напряжение вместо переменного. Я помнил момент, когда встал, посмотрел налево, направо, вперед, назад и, ничуть не колеблясь, решил: «Туда!» Это стало возможным под влиянием извне, уверен в этом. Как и в том, что та же внешняя сила мигнула из-за горизонта проблеском то ли водоема, то ли еще чего непонятного, эфемерного, как закатный бриз в Гонолулу, где никогда не был. Но, черт побери, я попер в ту самую Гонолулу. Я забрел в пески, где в очередной раз потерял силы и разум, приготовился расстаться с жизнью. Что помешало?

Вспомнил. Рыжая тетка, которой я понравился… то есть, которой понадобились мои штаны. Еще помешал я сам, увеличенный в сотни раз. Все произошедшее до той поры можно криво и неубедительно интерпретировать, но это... Этого быть не могло, потому что не могло быть никогда. Я галлюцинировал, башня съехала. Потом приехала обратно.

Я погладил себя по голове. Признаков ментальных разрушений не обнаружил, вернулся к воспоминаниям. Сытый живот помогал неспешному обдумыванию приключений.

Какие следовали выводы? Никаких, кроме того, что перед фруктовой комнатой, три раза чуть не сдох от жажды и усталости, десять раз напугался до смерти и один раз чуть не окочурился от отчаяния и обиды – когда в клетке оказался. Вот самые сильные чувства, испытанные в два крайних дня. Еще терзался чувствами помельче: отвращением, недоумением, испугом, прочими реакциями организма. Натерпелся, настрадался, и после этого заявляют: «Вот место твоих страданий».

Ха! Нечего сказать. Я готов страдать подобным образом сколь угодно, лишь бы не бродить самоуверенным поленом по пустыне.

Так?

Так!