Наваждение пропало

Наваждение пропало, уступило место ярости, мелкой, бытовой, никчемной. Я стукнул ложкой по дну тарелки.

Стерва! Даже накормить как следует не может и не хочет! Что за ужин, после которого хочется жрать пуще прежнего? Я разогнул онемевшую после десятичасового сидения на работе спину.

– Слушай, Зин. Ты когда будешь готовить нормально? – крикнул я застрявшей в ванной жене.

– Когда будешь нормально получать, – огрызнулась она.

Мелькнуло и пропало в ванной искаженное злостью лицо.

Стерва.

Стерва. Стерва. Стерва.*

На все вопросы один ответ – когда будешь нормально получать. А что, я плохо получаю, что ли? Не меньше остальных инженеров, даже чуток побольше за счет ночных дежурств в охране. Кто виноват, что в конторе нет заказов? Настраиваю технику за три копейки, а прибыль уходит к посредникам. Ишачишь как проклятый или в потолок плюешь, все равно получишь оклад. Скажи спасибо, хоть что-то платят и друзья шабашку подкидывают. Десять тысяч* набегает, солидная сумма. Но если посмотреть на цены в магазинах, скулы сводит – только на прокорм хватает, и то не всегда. Я, злой голодный напружиненный, встал и прошел мимо громыхающей тазиками жены в комнату.

– Во, поперся телик смотреть. Лучше бы Колькины колготки постирал. Я тут надрываюсь, а он пузом к верху валяется, – пробурчала жена вослед. Бурчание не заметил, сел рядом с трехлетним Колькой, не по годам смышленым сынишкой.

– Лугается мама? – посмотрел он, как в душу заглянул, наивными глазенками. У жены такие же были до свадьбы. Я вздохнул, посадил его на колени:

– Лугается.

– Папа, сделай так, чтоб не лугалась. Я не хочу.

– Я тоже не хочу, – прошептал на ушко сыну и подумал, что в принципе это несложно. Найти бы место, где платят раза в два побольше.

– Расселся, злыдень! – взвизгнула разъяренная жена над ухом. – Давай, иди стирать, козел нищий.

– Не смей так говорить при ребенке, – начал я.

– Папа не козел, – хныкнул Колька.

– Вы что тут заодно, что ли? Кровь мою решили выпить, ироды? – вконец распалилась Зина, шлепнув меня по лицу мокрой тряпкой.

Я вскинулся, но на коленях сынишка сидел, где тут скандалить? Да и жену понять можно. Устает, крохи выкраивая, пока я на работе пропадаю. Только я тоже не конь железный и тоже устаю, зарабатывая на нее и на сына. Погасив вспышку злости и сглотнув досаду, я опустил Кольку на пол: «Поиграй с машинкой», направился в ванную. Стирать немного, да и дело привычное.

Я окинул взглядом микроскопический совмещенный санузел, вздохнул... кинул в тазик несвежие майки и трусы, присыпал «Новостью» и залил горячей водой, между делом больно стукнувшись коленкой об унитаз. Раздражение и злость сотрясли меня, но тут же успокоился: «Спокойно, Рома. Ты нервным стал. Спокойно. Все по плану. Скоро накопишь на стиральную машину-автомат.»

Я потер онемевшую чашечку. Жена, сучка разъяренная, железобетонным надзирателем встала в дверном проеме. Сама подталкивала к размышлению на тему «Зачем я женился и кому это было нужно».

Женился от того, что срок пришел. Впрочем, меня это не колебало, два холостяцких года по окончании МИФИ пролетели пулей. Жить бы да холостой жизни радоваться. Но нет. Матушка нервничала. Ее подруги переженили детишек, неохваченным остался я, вызывая вопросы: «Не болен ли Ромка? Может спид какой заразный из Москвы привез? Или стал в белокаменной прынцем голубых кровей?»

Мамашу подозрения соседушек травмировали. Очень сильно, настолько, что регулярно таскала в дом на «чашку чая с тортиком» молодых, моложавых и молодящихся коллег, дочерей подруг и всех подряд особ женского пола в возрасте от восемнадцати до сорокета, попадавшихся на ее пути. Меня это веселило и бесило, в зависимости от настроения. Гостьи уходили несолоно хлебавши, кидая в мою сторону заинтересованные взгляды.

На усладу бабушкинских инстинктов, взыгравших в маме, в наш отдел прибыла по распределению выпускница Свердловского горного.

Тут Ромка Песков сломался. Запал бывалый холостяк на глазки, бюстик и попку.

Обо всем забыл Роман Викторович. Не обратил внимания на милицейский взгляд невесты, ощупывавший каждого встречного. Не заметил наивный Ромка, как бросала невеста завистливые взгляды каждой иномарке, мчавшей мимо. Не определил инженер Песков, что будущая половина больна тем, чем сам болел в Москве. А если не заметил, не понял, не обратил внимания, надел с разбега кольцо на палец, хомут – на шею, пропадай в болоте скандальной жизни.

Исхода нет.

Никуда не дернешься, не имея ни денег, ни связей. А ведь были возможности, когда учился в Москве. Мог зацепиться за хорошую жизнь и не раз... не зацепился. Не сподобился шустрить, суетиться с утра до вечера и с ночи до утра. Чего же мучиться?

Зато совесть чиста.

Тружусь честно, сплю спокойно. Впрочем, обман. Плохо сплю. Жена поедом ест. Денег ни на что не хватает. Эх! Предлагал же одноклассник Васька сколотить товарищество и торговать рудами, добываемыми в окрестных недрах. Я только-только из Москвы в родной город вернулся и устроился в институт на шоколадную должность замначальника отдела. Зарплату отписали микроскопическую, но в отделе вычислительной техники! Перспективное направление!!!

А Васька больше двух курсов Уральского политеха с перерывом на армию не осилил. После дембеля пошел на шахту, цепанул в клубешнике дочку шахтерского босса, в два раза старше, в пять раз толще. В люди выбился. Помню, уговаривал меня: «Честный ты, Ромка, и грамотный. Мне такой компаньон нужен. Связи есть, деньги появятся. Не сцы, дело верное, за год раскрутимся. Антрацитом торговать будем. Это тебе не в компьютеры играться!»

Не раз и не два царапал я заявление об уходе , но на подпись не давал. Боялся, да и время стремное. Коммерсантов отстреливали, как белок в охотхозяйстве, а мне светило местечко. Начальник уехал в Штаты за очередной порцией денег на совместные проекты по компьютерной каталогизацией уральских недр, да и сгинул, отписываясь факсами по праздникам. Я же, будучи верным кандидатом на ВРИО* – молодой, перспективный, образованный и мотивированный – вцепился в надежду взгромоздиться на теплое место, чтобы гранты зарубежные пилить. Новобрачная тоже бурчала с утра до вечера: «Не ходи в коммерцию. Жди, когда начальником назначат, все одно денег больше будет. Синица в руках!»

Так и лелеял надежду стать тузом местного значения, пока не сдохла синичка под ударами приватизации. Упразднили институт, сдали здание под офисы.

У Васьки прибыль стала не двадцать процентов с оборота, а три конца*. Зачем компаньон, когда есть менеджеры на зарплате с бонусами? Пошел я программистом к кооператорам, арендовавшим институтские просторы, научился прокладывать сетку под столами и учить бухгалтеров кнопке «Принт». Бухгалтерами были свои же тетки из институтской бухгалтерии. И вообще. Институт в полном составе остался на месте, только вывеску сменили и дохлых синичек выметали каждый день десятками. А журавель с Васькой парил между Москвой и Лондоном и про меня не вспоминал.

Да. Называется, жену послушал. Теперь зудит и ноет, мол, денег мало. Дура, сама виновата.

– Кто так отжимает, болван? До утра не высохнет! – очнулась Зина.

– Иди в задницу, – огрызнулся я.

– Я тебе дам в задницу! – взвизгнула она.– Ты сам в заднице, нищета сраная! За кого я вышла? У людей и машины, и дачи, а этот придурок в компьютере ковыряется. Ленке Матросовой муж вчера подарил шубу из Москвы, а я в обносках хожу. Жопу прикрыть нечем!

Понятно откуда ветер дует. У подруги муж с заказа вернулся. Матросов – смелый парень, ничего не боится. Наловчился жучки радиоуправляемые клепать, теперь в Москву ездит регулярно, чтобы последить за кем-нибудь. Меня к себе зовет, но бизнес сомнительный. Ничего серьезного – жену неверную ущучить или менеджера вороватого уличить. Не по мне такое – ни лицензий, ни разрешений, общение непонятно с кем. Сплошные шпионаж и доносительство. Такие деньги не нужны, а Сашку Матросова уважаю, умный парень и смелый. И стреляли его, и били, и в милицию забирали, но ему все нипочем. Знай себе вынюхивает чужие тайны.

– Машка Козлова на работу на машине ездит! – продолжала визжать жена, кажется, началась истерика. – А мы в говне!

– И что теперь?

– Ты, ты меня туда засунул!

Действительно, я засунул вслед за собой. Но были и другие возможности, воспоминания о которых вызвали ярость:

– Ты, стерва, не пустила меня к Ваське, когда он звал!

– Сам не пошел, испугался как баба, а теперь на меня сваливаешь! – не унималась жена.

– Я? Я тебя послушал.

– У тебя своя голова есть! Ты мужик или тряпка? Дерьмо собачье! Посмотрите на него, ой, не могу, – жена захохотала противным басом.

– Заткнись!

Мне стало плохо.

Зачем?

К чему ежедневные скандалы, взаимное пинание по комку нервов? Проще разрубить узел одним ударом.

Развод! 

Развод?

А как же Колька? Зина не отдаст его из вредности. Сама ребенка не прокормит, нигде не работая. Факт. Без связей в городке не устроиться. Сторожа на автостоянках через одного кандидаты наук. Уедет к своим родителям? Последнее дело. В их поселке алкоголизм и нищета есть норма жизни. Что она даст ребенку? Но и живя вместе, мы не можем его нормально вырастить. Как надоело перебивание с хлеба на воду при полном отсутствии надежды на что-то достойное. Идиотская безжалостная штука жизнь! Засосала в канализацию, крутит посреди нечистот и назад не выпускает.

Я отбросил тряпку в сторону и ударил жену кулаком по лицу. Сам того не ожидая, вложил в удар ненависть и злость, копившиеся внутри, весь груз несбыточных надежд.

– А-аай! – взвизгнула жена поросенком.

– Получай, – прорычал я, не соображая что делаю. Сквозь налитые кровью глаза я видел оскал судьбы-индейки, кормившей обещаниями и иллюзиями, нашептывавшей сказочки про хорошие счастливые денечки, вот-вот придущие сюда. Я ударил этот оскал! Я пнул его! Я вытолкал обмякшее тело в коридорчик и принялся топтать хрустящие ребра!

– Так тебе, сучка! Вот так! Получай!

– Папка-а-аа! – истошный Колькин крик остановил меня.

Пелена ярости спала с глаз. Что я наделал? Я перешагнул через мясо, бывшее женой, шмыгнул мимо зашедшегося в реве Кольки на балкон, посмотрел вниз – пятый этаж, должно хватить – перелез через перила и оттолкнулся.

– Почему? – вкрадчиво прозвучало сквозь свист ветра и собственный крик.