После полудня примчался Жорик с двумя работягами и десятком кисло-пахнущих рулонов.
– Ковровое покрытие. Бельгийское, – пояснил Жора и принялся, жестикулируя и матерясь для доходчивости, объяснять работягам, как и куда хуярить. Те переглянулись, почесали затылки: «Захуярим, не сцы! Но надо бы добавить – фатерка большая. Работы до утра».
– До вечера, мужики! – Жорик поднял указательный палец над головой и помахал. – Чтоб к шести закончили, а добавку получите, не заржавеет. Вперед!
Работяги сложили рулоны в холле, достали рулетку и принялись обходить комнаты, скрупулезно обмеряя трапецевидные периметры.
– Ну-с, Алик. Какие успехи? – подошел Жорик.
– Жрать хочу.
– Через полчаса. Сколько институтов обзвонил?
– Двадцать два.
– Молодые секретарши есть?
– Шесть. Зачем учитывать?
– Если у директора секретарит молодуха, значит, не потерял интерес к жизни. Наша задача – этот интерес подогреть. Обзванивались учреждения науки, подогреть – как два пальца об асфальт. Научные светила оказались беднее крыс и готовы продаться с потрохами. Не задорого, оптом дешевле. Как говаривал Менделеев: Широко простирает руки химия и клянчит: «Дайте денег!». А теперь поехали, пообедаем.
Мы вышли из подъезда, и я поразился отсутствию вчерашней «БМВ». Ее заменяла, причем неравноценно, обтерханная «шестерка».
– Загнал бэху за три килобакса. Ремонт дорого обходится. Поэтому тошним на «шахе», – перехватил мой немой вопрос Жорик.
«Разумно», – подумал я, усаживаясь в автомобиль, вчера казавшийся пределом мечтаний. Сегодня мироощущение было иным – подросшим на полметра мининмум.
Сгоняли к давешнему кафе на улицу Палиашвили, пообедали, вернулись. Меня сморило, опять начал клевать носом. Куда ни кинь – всюду клин. Почему все время не везет?
– С какой горой закончил? – поинтересовался Жора.
– Триста тридцать.
– А средняя?
– Триста десять. Двести рублей просадил.
– И этому тебя учить. Эх, студент-студент, – Жора почесал небритый подбородок. – Ладно, двадцать центов – не деньги! Прорвемся.
Мы остановились у павильона «Продукты круглосуточно». Я потянулся было выйти из машины, но Жорик скомандовал:
– Отставить! Остаешься за главного. Карауль шарабан, пока я ханкой* затариваюсь.
Делать нечего. Пришлось сидеть, крутить ручки магнитолы и думать, как Жорик собирался употреблять алкоголь. Квартира была пуста, как монашеская келья – ни мебели, ни посуды, вообще ничего, кроме обоев, ковролина и пары табуреток...
Жорик выскочил из магазина, звякая посудой в авоськах – двумя бутылками импортного шампанского и несчетным количеством отечественной водки. Не иначе, на студенческий пикник собрался.
– Переезд с ремонтом – дело хлопотное. Это тебе не шашлык на Борисовских прудах* кушать, – заметил Жорик размещая алкоголь на полу за водительским сиденьем.
Когда вернулись на квартиру, работа, слаженная и спорая, кипела. Жора прошествовал прокураторским шагом… эх, белого плаща с кровавым подбоем не хватало… осмотрев трудовой фронт, вручил мужикам две бутылки... завис... изъял обратно. Пояснил, что вернет, когда будет выполнена оговоренная утром хуяримость. Мужики недовольно побурчали про рабочий класс, который опять забижают и сдвигают на обочину жизни, после чего с умноженным рвением возобновили работы. Жорик, заряженный их трудовым азартом, кинулся помогать.
Минут пять покипел в трудовом порыве и спекся. Скомандовал: «Продолжаем в том же духе, чтоб к вечеру заебок!», после чего взгромоздился на табурет. Полистал блокнот :
– Интересно. Прошвырнусь по адресам, гляну на богадельни. А ты отдыхай.
Выдрал листки, сунул в задний карман и был таков.
Чтобы не путаться под ногами, я забился в уголок. Разморенный обедом и добитый бессонницей, прилег на пол, свежекрытый ковролином. Приспособил под голову пакет с учебниками и провалился в глухое ущелье сна.
Не пролетев и трети пути, не увидев дна, вообще ничего не увидев, кувыркнулся, затрясся, открыл глаза и узрел Жорика:
– На разгрузку мебели становись!
Какая мебель?! Спать хочу!
Жорик приподнял меня с пола, чуть-чуть потряс и – добился своего! – разбудил окончательно.
Я, разминая скулы зевотой, спустился вниз. Там водитель фургона маневрировал по тесному двору и никак не мог выманеврировать к подъезду. Двум суровым волосаторуким дядькам, очевидно, грузчикам, маневры надоели. Они крикнули «Шабаш!», распахнули дверцы фургона и вытащили диван черного цвета. Потом достали кресла, и одно из них, упираясь и потея, я потащил на шестой, самый верхний, этаж. По ступеням потащил. Лифт – незадача! – оказался мелковат, только шавок с мармозетками* на прогулку выводить. Тьфу!
Когда споро, с шутками-прибаутками, с «эх, раз! и еще! еще давай!» перенесли мебель в квартиру, Жора рассчитался с водителем и грузчиками, добавил за старание по бутылке водки каждому. Потом заглянул в дальнюю комнату, где закончили стелить ковролин. Почесывая макушку и присматриваясь к качеству работы, Жора обнюхал все углы и пазухи, пару раз возмутился: «Э-ээ, ребзя, халтура не канает. Че это здесь пузырится? Щас перестилать будем!». Вступил с мужиками в диспут, завершившийся выдачей дензнаков и двух бутылок «Столичной». Предложение обмыть коврики отверг. Довел работников до дверей и выпроводил прочь.
Потом я и Жорик принялись расставлять мебель. Два дивана, черный шкаф с зеркальными дверцами, три массивных кресла, придающих неимоверно величавый вид (лично проверил) сразу встали на нужные места. А вот остальное... Надо подвигать и прикинуть: два журнальных столика из тонированного стекла и латунных реечек, письменный стол черного дерева, тумба под телевизор, просто тумбочка, сверкающий золотом торшер и четыре высоких жестких стула.
«Не было других», – захотел было оправдаться Жорик, но я махнул рукой. И так хорошо! Такая красотища образовалась!
Жорик поделил комнаты: «Я буду жить в этой, маленькой. Ты в дальней, с балконом. Проходная будет общественной, типа, два в одном: зал приемов и столовая, она же гостиная».
Почесал подбородок, хлопнул себя по лбу: «Давно пора хлебальник в порядок привести!» и пошел в ванную.
Я опробовал в деле кресла, насладился упругостью и приятностью. Переменивши десяток поз, глянул на сумерки за окном и понял, что время позднее. Надо отдохнуть. Засыпая на лету, рухнул на диван. «Расслабиться, выспаться до часика дня, а уж потом разобраться со всеми делами», – шелестело в голове.