Кипучий, могучий, никем не победимый Жорик

12 июля 1993г.
понедельник
9-40

Кипучий, могучий, никем не победимый Жорик сдержал слово. Я приступил к работе.

В девять с минутами приехали на Научный проспект, в НИИВычМех, окунулись в препирательства с охраной, не желавшей пускать посторонних на режимный объект.

Парой звонков с мобильного Жорик вопрос решил. Около десяти нас встретил дядечка изрядных лет. Передвигался плавно, говорил медленно, взирал величаво, несмотря на рост ниже среднего. Пока мы расписывались в журнале прихода, журнале регистрации и книге выдачи пропусков, Жорик пояснил, что дедок не кто иной, как замдиректора по хозчасти Иван Тимофеевич Рудаков, третий после Бога и Директора на территории. Я проникся уважением и передвинулся на пару шагов назад. Жорик тоже сделал вид, что преисполнен почтением, передвинувшись на те же два шага.

В дальнейшем наши передвижения происходили «свиньей*». Впереди – Тимофеич, за ним Жорик и я. Поднялись на второй этаж за план-схемой, спустились к месту будущей трудовой славы: первый этаж правого крыла. Восемь кабинетов справа по коридору, десять слева, в середине холл с фикусами в кадках и двумя туалетными комнатами, мужской и женской.

Осмотрев кабинеты, похожие на пеналы, узкие и длинные, Жорик поинтересовался возможностью перепланировки. Тимофеич неопределенно рассудил, что, стены однозначно ломать нельзя, но в принципе, чисто теоретически, такое возможно, однако делать этого он бы не рекомендовал, но если очень нужно, то почему бы и нет, впрочем, не факт, потому что...

Жорик, удовлетворившись витиеватым ходом рассуждений, пообещал зайти попозже и пощупать тему с цифрами в руках. На этих словах Иван Тимофеевич благосклонно кивнул и походкой ведущего солиста из ансамбля народного танца убыл по административным делам.

Мы постояли посреди коридора, переместились в дальний угловой кабинет. Я померил его шагами – десять на четыре, пропорции как в общаге. Жорик повозился с ключами, выцепил из связки нужный и сунул в карман с комментарием:

– Эту комнату я себе забираю.

Я кивнул. Жорик подошел к окну, глянул на внутренний дворик:

– В курилке никого. Хм. Подумай как рухлядь из комнат выносить. Я сейчас строителей пригоню, за углом на Хлебозаводской тусуются.

Жора кинул мне связку ключей, следом банковскую упаковку тысячерублевых купюр, улетевшую мимо в угол комнаты. Хмыкнув «надо тренироваться», продолжил:

– Найди грузчиков, потом узнай у Трофимыча, куда все перетаскивать. Давай!

Жорик исчез.

Я вышел из кабинета, потоптался в холле. Не мог взять в толк, как выполнять задание. Коридоры ВычМеха пусты, неясные тени шарахались по дальним углам, похожим на… Я задержал дыхание, почувствовав укол в затылок, что, опять? нет, то есть, да… стою посреди общажного коридора, вон комната моя, сорок четвертая… нет, не моя, кабинет какой-то…

В любом случае решение найдено. Я выскочил на улицу, таксанул частника и помчался в общагу.

Через десять минут носился по этажам в поисках богатырей, не чуравшихся интенсивного физического труда за адекватные деньги.

Через полчаса руководил переноской мебели и научной утвари в указанный подвал.

К пяти вечера четверка нанятых сокурсников лихо, споро, пыль столбом вынесла из кабинетов всю рухлядь подчистую, от рейсфедеров до несгораемых шкафов. Фронт работ расчищен, можно начинать ремонт.

Жорик с бригадой субтильных дядек неславянской наружности надоел расспросами, как скоро мы закончим. Мое предложение присоединиться и ускорить процесс игнорировали. Надменно пояснили, что строитель – это не грузчик с почасовой оплатой. Это богоизбранный исполнитель оформленной чертежом и официально утвержденной договором воли заказчика. Жорик при этом ссылался на Фридриха Шеллинга* и Артура Шопенгауэра*, но я не слушал.

Сдал ключи и поехал с ребятами в общагу. Предложили дернуть по пивку, обмыть шабашку. Отказать не смог.