После обильного обеда

22 июня 1993г.
вторник
12-40

После обильного обеда почувствовал себя чрезвычайно, безмерно довольным не червем, но человеком. Тело налилось самоуверенностью. Позвоночный столб распрямился в горделивой осанке. Рот расплылся сытой улыбкой. Из живота выползло:

– Ик. Хорошо.

Жорик имел другое мнение.

– Роман Викторович, кто занимается вашим гардеробом? – ни с того, ни с сего озадачил он меня.

– Матушка в основном. А что?

– Нет у матушки вкуса. Совсем! От слова «нихуя!» Вспоминаю наряды, висящие в шкафу, и понимаю одно. Только без обид, – голос Жорика налился металлом. – Мамаша предпочитает одежду, на которой грязь незаметна. А это не хорошо. Низкий стиль. Ты уголь по ночам не грузишь?

– Нет.

– Почему другие должны думать, что грузишь? Надо заняться твоим видом, раз ты не кочегар и не плотник*. Кстати, о родных. Когда на родину собираешься?

– Не знаю, – пожал я плечами. – Надо денег заработать на поездку.

– Заработаешь, не сцы. Но не раньше, чем через полгода.

– Хорошо.

– В путь! Прошвырнемся по барахолкам. Я тоже поизносился чутарик.

Еще бы. Выглядел он хуже некуда. Стократ позорнее, чем я. Если моя одежда – безразмерные джинсы-пирамиды*, футболка с рок-концерта и джинсовая куртка были униформой студента технического ВУЗа, то на Жорике болтались натуральные бомжатские отрепья.

Валютные магазины Жора отверг, пояснив: «Знаю этих спекулянтов. Мешочники! Отрывают бирки с китайскими иероглифами, пришивают фирменные лейбаки и умножают цену на десять. Мы сами так будем делать... потом… точнее, Вера будет делать... В общем, едем в Лужу, тут недалеко, потом на Ленинградку».

Остатки дня потратили на шоппинг, изрядно поколесив по Москве: шерстили барахолки в Лужниках, Динамо и на ЦСКА*, наведывались в ГУМ, ЦУМ и Пассаж.

Потратили кучу денег, времени и нервов, но в итоге купили все, что искали. Вернее, все, что искал Жорик.

Сначала он приобрел себе ярко-красный кашемировый пиджак, три пары брюк, легких, свободного кроя, самый раз на лето, и десяток тонких водолазок всех оттенков серого – от белого до черного. Потом купили мне то же самое, только пиджак оказался густо-синего цвета и вместо водолазок – дюжина шелковых рубашек и десятка три немыслимой пестроты и навороченной узорности галстуков.

Более всего времени потратили на обувь. Мне нашли легкие и удобные итальянские «инспектора» для торжественных случаев, и чуть позже – мокасины для повседневной носки. Жорик с выбором обуви мучился весь день. В десятках мест воротил нос от предлагавшихся моделей и, наконец, под вечер в какой-то лавке нашел то, что искал – заурядные остроносые полусапожки на высоких каблуках*. Примеривая их, Жорик облизывался как кот. Услышав цену, взятую с потолка и помноженную на два, он торговаться против обыкновения не стал. Вынул из кармана истончившуюся пачку стодолларовых купюр и небрежно отсчитал продавцу полдесятка. Упреждая дежурное «Спасибо за покупку», с ухмылкой бросил: «А сдачу оставь на чай».

Жорик сразу обулся в полусапожки, а старые башмаки кинул в пакет. Мы вышли на улицу и внимательно оглядели внешний вид друг друга.

– Все пучком! При встрече с подругами цеди небрежно – одеваюсь в «Топмане» на Оксфорд-стрит*. Подвоха не заметят, – дал совет довольный лоснящийся Жорик, отряхивая с моей синей спины невидимую пыль. Потом подошел к ближайшей урне и выбросил пакет с прежними башмаками. Вдогонку заключил: «Клинт Иствуд в говнодавах не ходит» и смачно сплюнул.

Такая была у Жоры буржуинская привычка – обновку надевать тут же, а старую вещь выбрасывать с глубокомысленным комментарием. Меня он тоже вынудил распрощаться со старой одеждой. Теперь я сверкал как новогодняя игрушка, не будучи уверенным, что где-то сбоку не болтается этикетка.

– Ничего. За неделю обносишь, будешь красавелло. А теперь, в общагу! – скомандовал Жорик.

Загрузились в автомобиль и покатили по Садовому кольцу в сторону Варшавки.

Жора, ничем не озабоченный, поминутно крутил головой, то и дело западая на лихих водительниц, мчавшихся мимо: «Гляди, гляди, какая козочка поехала, а! На папиной «девятке» мчится на блядки. Ух, ты, симпапулечка моя лупоглазенькая!»

Я на бестолковый треп не отвлекался. Мой слух ласкала музыка, сочившаяся из магнитолы. На душе легко и покойно.

Еще бы!

Прикинутый как удачливый финансист, сытый и умиротворенный, я катил по Варшавскому шоссе в иномарке. Практически как Ричард Джир на Лотусе Эсприт*. Под боком бархатно мурлыкал «And you’re my love, my sweet, sweet love» задушевнейший Крис Ри. «И счастлив я, ла-лай ла-ла,» – в такт ему подпевала моя беззаботная душа. Состояние счастливого человека, не обремененного думой о возможных гримасах бытия, владело от макушки до пят. Никогда прежде не было так хорошо.

«Стоп!» – остановил я себя.

Не так!

Я осознал, что переживал подобное. Чары музыки знакомы. И состояние неги, окутавшее меня, тоже не в новинку. Все это было, было, но когда? Я отродясь не ездил на иномарках. Не испытывал ничего подобного.

Или испытывал?

Помнится, Валера катал на «шестисотом». Нет. Там по-другому. Вот так, один в один по ощущениям, случилось не в тот день. Когда?

Сегодня!

Подобное состояние неги привиделось на троллейбусной остановке. Но как? Непонятно. 

Полный тревожных дум не заметил, как доехали до общаги. Вылез из машины в лунатическом состоянии и, не имея сил переварить происшедший казус, не сознавая, что делаю, направился к столовой.

– Эй, Ботвинник*, тебе в другую сторону, – проорал Жорик. – Собирай вещички и упаковывайся. Ау, товарищ Басов! Не забудьте! Завтра в восемь переезжаем на квартиру.

Обдав выхлопом, развернулся и был таков, а я моментально пришел в себя. Муть в голове, вызванная необъяснимым наваждением, исчезла, оставив неприятный осадок: «Что потом?»

Не найдя ответ, я поднялся в комнату и за час с лишним собрал в настольную кучу тетрадки, конспекты и прочее. К девяти вечера упаковал небогатое хозяйство в три коробки. К десяти окончательно пришел в себя и взбодрился. Ровно в двадцать два тридцать меня позвали расписать пулю друзья-товарищи. Святое дело!

Позабыв о приключившейся напасти до трех утра объявлял «Здесь», «Пас», «Вист», приговаривал «Кто играет шесть бубЁн, тот бывает наказАн», радовался чужим взяткам на мизере и грустил, отжирая на распасах. Проиграл немного, около двухсот рублей. Перед сном вспомнил, что лауреат Нобелевской премии академик Басов закончил МИФИ и...

... я уснул.