Жорик время не терял

22 июня 1993г.
вторник
9-35

Жорик время не терял, отнюдь! Обнюхал учебники на книжных полках, ознакомился с содержимым тумбочек, поворочал кассетник на подоконнике, сунул голову в шкаф, пошуршал одеждой, чихнул, переместился к посудному ящику, погромыхал утварью. Потряс мои джинсы, выудил гранату и переправил в тумбочку.

Отшебуршавшись в имуществе, вернулся на середину комнаты и выразительно глянул на часы:

– Бивни ополоснуть не собираешься?

– Собираюсь.

– Четыре минуты на мытье. Отсчет пошел.

«А чего это ты раскомандовался, бомжара мшелый?» – захотелось проявить недовольство, выяснить в чем дело и по какому праву отдаются распоряжения.

Поразмыслив, набежавшую конфронтационную слюну сглотнул.

Решил с вопросами не выступать, недовольство не проявлять, к мордобою не стремиться. Мало ли что. Отправился в умывальную комнату.

Как только намытый, благоухающий вернулся, Жора в один сек заставил меня надеть джинсы с джинсовой курткой поверх майки, рубашка не нашлась, и устремился прочь: «Опаздываем!»

Влекомый реактивным Жориком, я в мгновение ока десантировался на первый этаж, просвистел мимо вахтерши, вылетел под липы и аллюром три креста* помчался к остановке. По дороге пытался вспомнить подробности происшедшей накануне чертовщины, но тщетно. Соображалка скрипела и выдавала один только что усвоенный девиз: «Спокуха! Не сцать, не бздеть и не стрематься!»

Пустота в мозгах и тяжесть в теле! Ай!!!

Навалилось крайне неприятное болезненное состояние. Мышцы тела загудели, заныли, заломили. Позвоночник скрипнул и заплакал. Потяжелевшие веки засвербили, а глаза принялась давить и мять тупая боль, будто читал всю ночь при свечах «Преступление и наказание».

Как только добрались до безлюдной остановки, я рухнул на скамейку, зажмурился... и боль пропала. «Наконец-то» – выдохнул я. Не открывая глаз, покрутил головой. Пошевелил руками-ногами. Поерзал. Приспособил ноющий копчик под деформации поджопной поверхности. Все устроилось в полном порядке. От тугой болезненности не осталось и следа.

Я расслабил мышцы. Сознание погрузилось в поток приятных ощущений. Струя белого света подхватила и вынесла на поверхность иной реальности, где моя персона играла главную роль. Там жизнь искрилась, я был другим. Прикинутый, как самый главный нувориш, самоуверенный и умиротворенный, я катил по Варшавскому шоссе в огромном импортном автомобиле. В кожаном салоне цвета «беж» бархатно мурлыкал «And you’re my love, my sweet, sweet love» задушевный Крис Ри.

«И счастлив я, ла-лай ла-ла,» – в такт подпевала моя беззаботная душа. Внутреннее состояние было состоянием счастливого человека, не обремененного мыслью о возможных гримасах бытия. Никогда прежде так себя не чувствовал. Жаль, что состояние неги продлилось недолго – секунд двадцать, не более. Пропало… Напрочь, без следа.

Я вернулся на скамейку. Открыл глаза и глянул на Жорика, прислонившегося к стойке павильона. Незваный друг радовался жизни, подставляя лицо под солнечные лучи. Руки заложил за спину, левой ножкой карамболь* отстукивал. С левой пяточки на носочек, с носочка на пяточку и, с перебоем правой ножкой, опять с левой пяточки на носочек…

Если не ошибаюсь, этот парниша командирован выполнять мои пожелания. Помнится, в детстве читал сказки о стариках Хоттабычах, молодцах из ларца и прочей нечисти, выполнявшей прихоти курносого пионера. Вот бы разобраться, кто такой мистер Джордж – бомж шаромыжный либо кудесник былинный? Надо проверить. Чем я хуже пионера?

– Георгий, можете сделать, чтоб не на рогатом, а на иномарке поехали?

– Легко, – Жорик, не удивившись полувопросу-полупросьбе, выскочил на проезжую часть и вгляделся в выезжавшие со стороны Кантемировской автомобили. Секунд через пять уточнил: – Бэха, серия пять пойдет?

– Да.

– Замазано! Не мерин и не семь полтос, но Бэ-десять Альпина*. Тож ништяк.