В середине апреля Жорик спросил

В середине апреля Жорик спросил, как заживают раны с колчаковских фронтов. Эм-ммм. Я в кабинете сидел и настраивался на выговор коллективу, с зимы не дававшему рост выше трех процентов. Буркнул в ответ: «Зажили»‎, и вернулся в отчеты.

– Почему молчишь? Федя штуцер подогнал за подбитый «Торус». И книжку! 

С этими словами Жора кинул на стол томик, давно забытый мною в багажнике. Надо бы вернуть Римме Витальевне.

Жорик продолжил: – Отмечаем возврат к полноценной жизни! Спускаем штуку в ноль!

Поехали спускать в центр.

Разгар весны – лучшее время для Москвы. Картинка апрельского дня впечаталась в память. Я и Жора прыгнули в «бымер» и помчались к Кропоткинской. Миновали бывший бассейн «Москва»*, теперь пустырь, покрутились по площади, вывернули в переулок и припарковались к особняку, ветхому, чумазому.

– На первом этаже ресторан, на втором нумера, – предупредил Жорик.

Зашли в холл с евроремонтом, где были усажены за столик и отгостеприимены. Гостеприимство заключалось в чашке ароматного кофе и стопке с водкой, поставленных на подносе обе две, на выбор.

Я принюхался к стопке – керогазом не пахнет, наверное, хорошая водка! – и отхлебнул кофе... по лестнице спустилась дюжина напомаженных девиц в нижнем белье с кружавчиками. Они выстроились в ряд перед нашим столиком и встали в позицию номер четыре*, руки по швам. Я перевел взгляд на Жорика.

Процесс выбора продажной любви был изучен мною по тонне видеокассет досконально, но в реальной жизни знаний не имел. Засмущавшись, ткнул пальцем в ближнюю куртизанку, высокую брюнетку с выдающимися формами. Жорик подмигнул: одобряю, двигай в нумер!

Ведомый избранницей я поднялся на второй этаж, прошел коридорчиком и оказался в комнате с огромной кроватью, душевой кабинкой матового стекла и напольной вешалкой. Пока я путался в пальцах, стягивая одежду, девушка представилась Марианной, избавилась от белья и, улегшись на кровать, поманила. Я наконец-то расстался с одеждой, глянул в сторону душевой кабинки... да, ладно... развернулся к Марианне, приблизился, пугаясь и возбуждаясь. Марианна достала презерватив и увлекла к себе…

Да, фраза «увлекла к себе» не передает то, что совершила Марианна. Она взяла презерватив в рот, без помощи рук натянула резинку на мой член… ноктюрн сыграла как на флейте… и нате!... мы трахались, как кролики… ничего не помню…

Маринка влет затмила Верочку, ранее казавшуюся богиней секса. Я обнаружил пару новых эрогенных зон и десяток новых гимнастических фигур. Секс с Верочкой напоминал упражнения с отбойным молотком. Марианна казалась удавом, который выпуклостями окружает, сжимает, сдавливает, выдавливает эякулят.

Я сломался.

Ездил к Марианне каждое воскресенье. Померещилось, что повторю волшебство, случившееся раз в жизни, испытаю волну чувств, клубящихся в памяти.

В середине мая с Маришкиной подачи стали встречаться по всокресеньям у меня дома за полцены. Каждая встреча происходила по одному и тому же сценарию. Мария приезжала ровно в два, принимала душ, укладывалась в постель и погружала в бездну... в бездну ожидания, что вот сейчас, сейчас точно случится чудо...

Чуда не происходило, Маша смотрела на часы. Быстрые взгляды повторялись каждые три-четыре минуты.

Я прятал часы, овладевал ею в ванной и на кухне – бесполезно. Во время секса она то ли раскладывала в уме многочлен Лагранжа*, то ли извлекала логарифмы. Это выводило из себя и не приближало к идеалу.

Летом я успокоился, смирившись, что имею технологический секс за двести баксов. Также смирился с тем, что пришлось отменять встречи с Верой. Скандала, со страхом ожидаемого, не случилось. Вообще, ничего не последовало. Верочка никак не реагировала на мои извинения, что вот, незадача, надо поработать сегодня, много дел по бизнесу, как-нибудь потом.

Исчезла из моей жизни.