Обсуждение

1 августа 1993г.
воскресенье
14-45

Чича сидел там же и так же за угловым столиком. Похоже, никуда не отлучался со вчерашнего вечера. Хотя я знал, что это не так. Жорик как-то похвастал, что с его подачи Чича взялся за ум. Собрал бригаду из бывших атлетов Красного и мотался по Москве, взимая дань с уличных торговцев. Доходы незначительные, поэтому не все атлеты попали в Чичину бригаду на зарплату. Большинство пребывало на подхвате, ожидая очереди, когда их запишут в натуральные бандиты: вручат пейджер, выделят «зубило» на двоих и поставят на довольствие, сто долларов в неделю.

Сегодня двое дождались. Сидели за столом с Чичей и Карабасом, молча хмурились, шевелили дельтовидными мышцами, проникались важностью момента.

Я прошел мимо, сел за столик возле бара, наблюдая выдачу бандитской спецтехники и соответствующих инструкций. Задумался: может пейджером обзавестись, повесить на брючный ремень, дабы вид иметь деловой и важный? Махнул рукой. Ни к чему. Достаточно визитки с указанием должности «ИО Генерального директора» и трех телефонных номеров. Тоже неплохо.

Жорик, усевшись рядом с Чичей, начал повторять прежние тезисы, размахивая руками и снова давая зуб. Минут через пять переместился ко мне, попросил бармена плеснуть пивас и организовать какой-нибудь еды.

Чича тем временем распределил имущество и специфические обязанности новоявленных членов организованной преступной группировки, после чего покинул ресторан.

Я кинулся терзать Жорика расспросами. Хотел узнать, с какой целью опекает уголовника. Прихлебывая пиво Жора пояснил:

– Карабас, помнишь такого? Был номер два в бригаде у Красного. Красный ласты склеил. Карабаса приписали к Чиче. Прокатились по точкам, которые Красный держал. Ничего хорошего! Надо было сразу суетиться, а не быковать две недели попусту. Точки ушли под других. Шустрые спортсмены прикрутили. Забивать с такими стрелки – геморрой тот еще, на синих кладут с прибором. Вопрос с качками без мордобоя не решить. А для мордобитиев у Чичи атлетов нет. С серьезной бригадой не справится.

Я вспомнил, как неделю назад катались то ли к коровникам, то ли к свинарникам. Спросил:

– А в колхоз зачем ездили? Свинопасов с доярками крышевать?

– Смеешься что ли? Чиче стволы подгоняли. Они ж как пионеры с битами и кастетами катались. Мишка Квакин и балбесы. На Бронной ларьки из автоматов расстреливают, в Крылатском по автостоянкам из гранатометов шарашат. Скоро бомбы с самолетов сбрасывать начнут. А эти дебилы вопросы решают на кулачках. Хорошо, Тимоха подсобил. У него прапор знакомый барыжит стволами.

– А нам какое дело до Чичи? У нас милиционер вооруженный сидит.

– Да никакого, собственно. Но спокойней будет. Не все же на ментов надеяться. Чича тоже сгодится, если вооружить и мозги подрихтовать.

Стало неуютно от осознания, что в прошлое воскресенье вот так запросто участвовал в покупке оружия для гангстеров. Жорик неспроста туда ездил. Имел интерес к бандитской гонке вооружений. Какой?

Морочиться не стал, переключил внимание на принесенный салат. Через полчаса в ресторан ввалились Чича сотоварищи. Мы сдвинули два стола и совместно расположились – я, Жорик, Николай ака Чича, Карабас и два бритоголовых персонажа, назвавшихся Максом и Бобом. Общество не самое приятное, но из вежливости следовало посидеть немного за компанию. Тем более стейк поднесли. Разговор начал Жорик:

– Ну так, че? Как съездили?

– По нулям. И «патруль» запарил. Трактор хуже «волги». Другие колеса надо, – доложил Чича. Карабас и бритоголовые поддакнули.

– Чирок устроит? – спросил Жорик.

– А то. Широкий – это конкретная бричка.

Я заскучал, загрустил. Понял, что стейк в горло не лезет. Отложил вилку с ножиком, переместил взгляд в сторону окон. Жорик заметил смену моего настроения, дал совет закругляться с трапезой и катить домой потихоньку.

Распрощавшись с присутствовавшими почти сердечно, вышел на улицу, глянул на часы, вздохнул.

Шестнадцать двадцать. Поздновато.

Верочка, скорее всего, не приедет. Как там у нее? Интересно. Я втянулся в Верочкины доклады о проделанной работе, как в телевизионный сериал, и жаждал новой дозы информации о том, как становятся успешными россиянками.

Переступал порог квартиры под несусветный трезвон телефона. Без сомнений – Верочка, а кто же еще? – я снял трубку и покорно выслушал кучу претензий. Первая – если уезжаю, надо предупреждать. Номер ее телефона мне известен. Вторая – надо понимать, что при одном выходном в неделю, ее ломает сидеть дома курицей. Третья претензия, четвертая, пятая... Я не вслушивался, лишь принял к сведению, что Верочка выезжает ко мне сей момент. Надо подготовиться. Пожал плечами, поразившись тому, что командует Верочка покруче Жоры, и побрел на кухню.

Достал из шкапчика бутылку «Мартини», два конусообразных бокальчика, отнес в гостиную. Постоял, подумал, положил пятьдесят тысяч на тумбочку, в своей комнате разложил постель.

1 августа 1993г.
воскресенье
8-40

Жорик разбудил ни свет ни заря

– Студент, подъем. Первое число.

– И что?

–За квартиру кто платить будет? Пушкин? Едем к хозяевам хаты. Внесем квартплату, заодно провентилируем, чем дышат.

Я встал, умылся, оделся, спустился вниз. Усаживаясь в «Мерседес» огорчился, что воскресное свидание с Верочкой отменяется. Взамен можно глянуть, как поживают хозяева элитного жилья. Тоже интересно.

Двухэтажные хоромы, занимаемые бабушкой с внуком за Калчугой, впечатлили. Если б Жорик не предупредил, подумал бы, что это тихий санаторий для ответственных работников аппарата президента притаился посреди лесочка. Но нет, в особняке поживали молодой мажор и тихая старушка.

Жорик по дороге поведал нравоучительную историю успешной советской семьи.

Дедушка, ветеран НКВД-МГБ, пристроил сыночка в МИД и почил в бозе. Сыночек превратился в папочку. Два десятка лет с небольшими перерывами бороздил зарубежные просторы, но пару лет назад провернул махинацию, поимел чемоданчик зеленой наличности и оставил дипломатическую службу, исчез в Америках с концами. В России не показывался и об этом не тужил. Раз в месяц отсылал отпрыску штуку баксов, иногда оплачивал приятные мелочи вроде джипа. На этом воспитание чада считал законченным. 

А мама?

А мама, в стародавние послебрежневские, предгорбачевские времена разругалась в пух и прах со свекровью-наушницей, сказала дружной семейке «аревуар» и была такова. Укатила к любовнику в Париж, открыла там бутик, не бедствовала и слала сыночку ежемесячный меморабль с парой тысяч франков в придачу.

Сынок тоже был не промах. Три года назад окончил школу и поехал обучаться в Гарвард. Год спустя вернулся в пенаты, ибо стократ приятней быть прожигателем жизни в Москве, чем грызуном научного гранита в Массачусетсе. Присылавшуюся предками валюту сынок спускал на пьянки-гулянки-блядей в ноль. На регулярную жизнь оставалась арендная плата от сдачи семейной квартиры внаем.

Историей успешной советской семьи, прошедшей путь от дедушки комиссара-аскета до внука долбоеба-сибарита Жорик поделился в пути, сначала по Кутузовскому, потом по Рублево-Успенскому шоссе. Я задумался: а как бы себя чувствовал, окажись у меня дедушка, красный палач-питекантроп с руками по колено в крови, и папа дипломат-контрабандист? Как бы я в этом случае отнесся к сытой житухе, возникшей по праву рождения?

Наверное, тоже не стал бы ломать голову над проблемами нравственности, а счел бы свалившуюся на меня благодать суровой реальностью, данную свыше в ощущениях, и все. Отказаться не смог бы.

Впрочем, в Россию бы не вернулся, остался бы в Массачусетсе студентом, но не в заносчивом Гарварде. MIT – вот это фирма, почти как МИФИ!

По приезду Жорик меня с собой не взял, оставил в машине охранением. Вернувшись через пять минут, сел за руль с постановлением:

– Робик заелся. Будем раскулачивать.

– Кто заелся?

– Роберт, хозяин квартиры. Месяц прошел, а он хочет получать уже шесть сотен в месяц. То ли «Мерина» в окно разглядел, то ли соседи стуканули, что мы ремонт сделали и мебель завезли.

– Что делать?

– Знамо дело. Раскулачивать и выставлять на мороз! Поехали в «Терем».

26 - 31 июля 1993 года

Ожидания нас обманули.

Изъятие советских денег, в отличие от происшедшего парой лет ранее, ажиотаж не породило. Богатеи в фонде не толпились и мешки с деньгами в кассу не сдавали. В первый день обмена пришло полсотни человек, во второй и последующие – по тридцать-сорок. Тем не менее в пятницу, ровно в шестнадцать тридцать Жора по установившейся традиции собрал сотрудников в переговорке с сообщением: молодчики, время не теряли, работали дружно, самозабвенно. Американские учредители довольны набранными темпами. Печалям места нет, празднуем!

Девчонок по старой памяти отрядили на кухню колдовать закуски. Ребят озадачили переноской алкоголя, привезенного Жориком. Как и неделю назад, шесть бутылок «Мартини», четыре бутылки водки «Распутин» и ящик мозельского вина.

В двадцать рук снедь расставили, выпивку разлили. Банкет начался с Жориного тоста, на этот раз простого, емкого:

– Дела идут хорошо. Нет повода не выпить!

Коллектив дружно употребил, закусил, кто-то пошутил, где-то посмеялись, снова разлили, повторили. В шесть вечера включили музыку, чтоб лились фоном из приобретенного накануне «Панасоника» Кенни Джи и «Тэйк Зэт».

Прекрасно посидели. Под музыку сиделось гораздо лучше, чем неделей ранее.

Разошлись около восьми вечера. Я запомнил некоторых сотрудников по именам, поболтал обо всем на свете, узнал много интересного про ВычМех. Оказалось, что институтом рулит не Юрий Анатольевич, но Иван Тимофеевич, племянницей которому, быть не может! приходилась Любочка-секретарша, с которой Жорка крутил напропалую третью неделю.

Домой поехал на такси. Жорик исчез в середине застолья, бросив мне приказ: «Завтра к десяти как штык!»

Ни свет ни заря – в десять утра субботы – я перелопачивал ворох бумаг. Проводил переучет ценностей. За вторую неделю работы получили с новоиспеченных акционеров две тысячи четыреста долларов, семь миллионов наличных и сорок два миллиона безналичных рублей, а также три тысячи двести ваучеров. С наличными и безналичными средствами документооборот оказался в полном порядке, баланс сходился тютелька в тютельку. С ваучерами случился беспорядок: всплыли две сотни, не учтенных ни в одном документе. Костик с Андрюшей, наверное, намудрили при оформлении сделки по схеме, в которой я не до конца разобрался.

В общем, ваучеры никто толком не считал. Их складировали сначала у меня в сейфе, потом, когда не стало места из-за прорвы наличных денег, штабелировали в шкафу в моем кабинете.

В полдень приехал Жорик, и мы начали править схему, по которой оформлялись поступаемые денежные средства. Надо было не нарушить закон – это раз. Не засветиться перед контролирующими органами – это два. Сделать понятной для сотрудников – это три. Особый упор сделали на третьем номере.

В шесть поехали в «Терем».

Жорик шушукался с Чичей и Тимофеем. В отличие от прошлого раза я расчетливо, рюмка в полчаса, выпивал с Вадимом. Чинно беседовал на разные темы. Больше слушал, чем говорил.

Вадим имел напыщенный вид, перекладывал из кармана в карман пейджер фирмы «НЕК» и перьевую ручку «Паркер». После первой выпитой рюмки громко похвастал, что пять лямов поднял. Уточнил вполголоса, что лямы в рублях.

Я перевел сумму в доллары и чуток позавидовал. Пять тысяч долларов – не шутка. Можно машину новую купить, «шестерку» или «пятерку», или тот же самый «сорок первый Москвич».

Вадим, рисуясь, продолжал отчет: еще один бизнес мутит, перевод рублей из безналичного состояния в наличное.

Я не понял суть бизнеса, но сделал вид, что уважаю за дерзость и креатив.

Когда выпили по третьей, Вадим, страшно вращая выпученными глазами, сообщил по секрету, что будет собственный банк учреждать, в настоящий момент готовит документацию и прочее.

Я обзавидовался, но напиваться не стал. Остановился на третьей рюмке.

За наш стол подсели Жорик с Любой, только что пришедшей. Нади не было, но со слов Жорика обещала приехать. Расстроиться не успел.

Вадим отошел и привел двух девиц, одетых броско, с небрежным шиком. Люба поморщилась, вдохнув парфюм, исходивший от прибывших, переглянулась с Жориком. Оба два встали и переместилась к перетаптывавшимся на танцполе парочкам

Мы с Вадимом и девушками на танцульки не отвлекались – выпили, закусили, еще выпили, поели. Вадим предложил поехать в клуб «Манхэттэн-Экспресс», потому что здесь шалман и никакого драйва. Девицы поддержали. 

Я решил отколоться. Во-первых, девчонки совершенно не понравились, какие-то сосноподобные, тощие со скучными лицами далеко в поднебесье. Во-вторых, весь вечер оказывали знаки внимания исключительно Вадиму. Чувствовал себя незначительным платежеспособным придатком. В третьих, нестерпимо захотелось спать.

Так и сказал Вадиму, что устал, еду домой. Тот пожал плечами, подхватил девчонок под руки и был таков, исчез в ночи.

25 июля 1993г.
воскресенье
16-00

Поехали в область на «Торусе», кочковатыми проселками добрались до свинарников, огороженных колючей проволокой.

Остановились. 

В колее перед нами серел смутно знакомый «Ниссан Патрол».

Жорик распахнул дверь, пустил в салон свежий воздух. Оттарабанил на руле "Дым над водой", вышел, потоптался, прихлопнул дверь, направился к «Ниссану».

Напряжение звенело в воздухе. Казалось, подъедут гангстеры в кожаных плащах и поменяют ящик с золотом на чемодан с миллионом.

Меня накрыло дежавю.

Кажется, подобное происходило недавно и я видел это. Или не видел. Может, не дежавю, но каша из гангстерских боевиков, просмотренных десятками? 

Как только Жорик вернулся на водительское место, я набросился с вопросами:

– Слушай, Жора! Ты должен знать. Может такое быть, чтобы я предвидел будущее?

– Легко.

– У меня чувство, будто… – я замялся, не зная как объяснить ощущения.

Жорик ухмыльнулся, вырвал из блокнота лист и черкнув ручкой прямую линию обозначил:

– Представь, начало линии – первое июля, а конец – тридцать первое.

– Представил.

– В каждый момент времени ты можешь находиться только в определенной точке на этой линии. Сегодня ты можешь находиться только здесь, – Жорик вытащил из лацкана пиджака иголку и насквозь проткнул листок ближе к концу линии.

– Так?

– Да.

– А теперь фокус, – Жорик смял листок и скатал из него шарик.

– На самом деле пространство и время являются не линейными, а вот такими.

Жорик проткнул шарик иголкой, развернул в смятый лист и показал полтора десятка проколов:

– Иголка – это ты, и в одну секунду ты можешь находиться сразу в пятнадцати разных местах и в пятнадцати разных датах. Понятно?

– Нет, – признался я.

Попытался представить пространство, смятое в шарик, линию времени, нарисованную авторучкой, сначала прямую, потом смятую…

Ага. Время может деформироваться.

Так?

Нет, не так. В голову влез идиотский вопрос:

– А ты сейчас в каком времени находишься?

Жорик ухмыльнулся:

– В разных, – и через каждый прокол провел линии от одной стороны листка к другой. Пара линий прошли через два прокола:

– И в разных местах при этом.

Я замолчал, вспоминая, как наблюдал себя в песках, как страдал в комнате полтора месяца, уместившиеся в одну ночь.

Непонятно по-прежнему.

Пока делать нечего, надо подумать. Если Жорик находится в разных временах и местах, какое из них самое близкое ко мне? Интересный вопрос, но как сформулировать?

...

– До встречи со мной что делал? В самом начале своей жизни?

– Ничего. Половину жизни учил слово божие, в оставшиеся четвертинки сначала сам ломал его, потом меня ломали.

– А потом?

– Меня сломали, – Жорик улыбнулся.

Заметив полное мое непонимание, продолжил:

– Семинаристом был, социалистом-революционером был, комиссаром был, попутчиком был, придурком был, а потом сюда, в перестройку, которая никак не кончится.

Ух, ты! Настоящий комиссар! Вот он, ломающий до основания мир насилия...

Додумать не дали. Жорик завел двигатель и с пробуксовкой по пашне устремился к свинарнику, из-за которого выехал «Москвич-Алеко» баклажанного цвета, мечта моего папы. Он на четыреста двенадцатом лет двадцать отъездил и теперь мечтал о продвинутой модели. До недавних пор сорок первый «москвич» казался приемлемым выбором. Теперь езда на «Торусе» вызывала удивленный вопрос: «Почему на «Мерине»?»

«Ниссан» подъехал к «Москвичу», пристроился позади. Дуэт выехал на дорогу перед нами, далее покатили конвоем: «Москвич», «Ниссан», мы.

Я продолжил размышления. Не мог Жорка быть комиссаром. Не мог. Чтоб этот жлоб устав партии читал и выполнял? Ни за что и никогда!

Два часа, пока катались по Подмосковью и перегружали из сараев в «Ниссан» зеленые ящики, я думал о революции, комиссарах, расстреливающих золотопогонников и в ту же секунду находящихся здесь, за рулем «Торуса»...

Мысли кончились. Въехали в Москву.

25 июля 1993г.
воскресенье
12-00

Голова гудела, тело сопротивлялось, но в двенадцать дня я заставил себя встать и навести порядок в квартире. Ровно в тринадцать ноль-пять приехала Верочка. Ровно в четырнадцать она уехала. Ровно в пятнадцать нуль-нуль я сидел в кресле перед телевизором.

Смотрел на небо за окном, переводил взгляд на кассету «Парк Юрского периода», лежавшую на тумбочке. Верочка просила передать кассету Жоре, забывшему надысь. Что-то еще тараторила, не вспомнить.

Переводил взгляд с кассеты на окно и обратно. Переваривал беспощадную однозначность отношений с Верочкой. Никаких иллюзий. Прагматизм на грани скотства. Случка кобеля и суки.

Я не мог сообразить, каким определениям соответствуют наши отношения, какие подобрать слова под описание происходящего?

В голову ничего не лезло, кроме воспоминаний об Анзоре из двадцать первой комнаты первого корпуса общаги.

Анзор познакомился с тридцатипятилетней кооператоршей, и по пятницам она заезжала за ним на «девятке» цвета «сухой асфальт», чтобы увезти на дачу. Возвращала в общагу в понедельник утром, чтобы Анзор, покуривая сигаретку, с видом бывалого ебыря рассказывал друзьям, про палку перед обедом, палку перед ужином, палку перед сном, палку ночью, палку утром… Этих палок было как дощечек на заборе. Анзор рассказывал, рассказывал, рассказывал. Хотя самой неоспоримой особенностью, выделявшей Анзора на фоне всех нас, было не количество палок, а факт, что за ним приезжали на автомобиле. «За кем попало не приедут» – понимали мы. Вот он, настоящий мачо, сидит среди сокурсников, задумчиво смолит сигарету, живописует, как в мужья зовут.

Прогнав наваждение, вызванное Анзором, я задумался. А можно ли назвать супергероем парня, к которому приезжает девушка не на «зубиле», а на иномарке? То есть супергерой теперь я. Жениться не зовут, но цель, с которой приезжают, та же, что у кооператорши, а именно – удовлетворение половых потребностей женского организма. При этом, девушка каждый раз берет полтинник «на бензин». Мне не жалко, при чуть измененном ракурсе я оказывался супергероем, могущим купить женщину на иномарке.

Кхм, некачественный угол зрения. Абсолютная фантазия.

Правда заключалась в том, что Верочка пользовалась мной за мои же деньги.

Парадокс. 

Еще большим парадоксом было то, что с ее слов контейнер в Луже приносит прибыль в полный рост. Собиралась арендовать контейнер на ЦСКА. А завтра намеревалась ехать на фабрику, где ишачила до Зила. С директором договорилась. Будет заказы размещать. Директорскую жену взяла в учредители, два цеха в Хрякино приступят к шитью настоящих американских джинсов. Материал закуплен. Серега деньжат подкинул. За американскими лейблами и фурнитурой успела в Брест смотаться на днях... Черт!

Она проделывала за день больше, чем я за месяц. Шустрая девка, прыть неуемная. И абсолютно непонятно – какой ей толк от моих пятидесяти тысяч рублей?

Голова пухла от размышлений.

Примчался Жорик, покрутился, увидел кассету:

– О! Динозаврики. Откуда?

– Вера просила передать.

Жорик перевел взгляд на меня:

– Здесь была? Или ты в гостечки заскакивал?

– Была час назад.

– Ох, оторва, – ухмыльнулся Жорик, кинул кассету в сумку через плечо. Скомандовал:

– Щас смотаемся в одно место. Собирайся!

24 июля 1993г.
суббота
21-30

Музыкальный коллектив удалился на перерыв, но пьяные гвалт и гомон долбили по голове как хиты из таксистского радио. Эх! Отмотать бы на пять лет назад и увидеть простых советских граждан, перекрикивающих сейчас друг друга.

Кем были бросившиеся на амбразуры перемен, приспособившиеся к новым веяниям мордастые хозяева нынешней жизни? Простыми советскими людьми. Ходили по звонку будильника на работу, отмечали события с заливной рыбой и оливье, на дачах грядки копали, гуляли с детишками по парку культуры, эскимо на палочке кушали... Все были одинаковы. На всю страну одна биография – родился, учился, работал, пошел на пенсию. Народ казался монолитом, сверху бантиком партийная элита, сбоку плесень антисоциальных элементов, типа Чичи. Прошло пять лет, разворотило монолит, покрошило в щебень, в гальку, в песок. Плесень с бантиком не тронуты, остальное перемолото в пыль! Ни страны, ни народа, каждый выживает в одиночку.

Вспомнились пустые коридоры ВычМеха. Наукой там не занимались. По зданию шастали арендаторы. Десяток фирм помимо нашей занимался коммерцией, ученый люд исчез. Куда подевались мэнээсы, не сумевшие или не пожелавшие оковбоиться? На паперти сидели? Металлолом с пустой посудой собирали? Не могли же они испариться? Или могли? Исчезли, оставив жалкий пшик? Похоже... Вчера ты кандидат наук, а завтра – частный извозчик, бомбишь на старом «москвиче», как мой отец.

Не хочу как папа. Напялю шляпу-стетсон, чтоб до бровей, обвешаюсь патронташем с кобурой, чтоб «Кольт Кловерлиф» всегда под рукой, и выйду на улочку, где старый мир стоит в сторонке, поджавши хвост!

Уф!

Я махнул стопарик, пожевал салат, уперся взглядом во входной проем. Там Жорик и Тимофей, давешний копатель, торговавший парабеллумом, препирались с хостесс. Похоже, их не ждали. К чему разговоры? Жорик с Тимофеем решительно отодвинули хостесс в сторону и направились к Чиче. Посидели недолго, Тимофей покинул ресторан, а Жорик переместился ко мне. Чокнулись, выпили, мясо ковырнули. Жорик пожевал кусочек, проглотил и пришел к выводу, что кухня с наплывом гостей не справляется. Мясо пожарено кое-как, подошва, а не стейк. Надо с Настей потрещать, непорядок.

Жорины заботы меня не трогали. Груз выпитой водки сконденсировался в виде тумана и окутал сознание, перенес на танцпол, как выкаблучивались дамы. Хм, даже не заметил, что ресторан на половину заполнен женщинами, приятными на вид, задорными, телесными, гибкими. Танцуют, хохочут, глазки строят. И я среди них ножками перебираю... недолго.

– Эй, студент. Ты сколько выпил?

Я пожал плечами, перевел взгляд на Жорика, вернувшего меня с танцпола за стол и трясшего пустым графином. Ну да, точно. Дожидаясь, время не терял. Прикладывался со страха к графинчику. 

Жорик покачал головой, пробурчал что-то про закуску, про молодняк и танцы гамадрилов, еще что-то… Похоже, я поставил рекорд, напившись за полчаса в полный овощ.

Подошел Вадим. Извинился за опоздание, девчонку рядом посадил. К сожалению, не Надю.

Я опять нажрался...

24 июля 1993г.
Суббота
20-00

Дым в ресторане стоял коромыслом. Ни за что бы не подумал, что такие воодушевительные безобразия могут твориться в шалмане на отшибе культурных магистралей. Вечером Калязинский переулок стократ непрезентабельней, чем днем – натуральная деревня, костромская глухомань. Лишь вереница иномарок вдоль тротуара выдавала столичное местоположение.

Внутри кабака кипело и бурлило.

На сцене в сопровождении коллектива из четырех музыкантов зажигала, быть не может! Вероника Сергеевна. Стол наискосок от сцены занимал Чича. Восседал во главе компании сухопарых мужчин, одетых одинаково – кожаные жилетки и черные рубашки со стоячим воротником. Мужчины благоговейно внимали мелодическим угрозам Вероники: «Я верну тебе всё, что ты мне подарил!»

Ресторанная публика равномерно, пятьдесят на пятьдесят, делилась на предпринимателей в костюмах с галстуками и предпринимателей в кожаных жилетках без галстуков. И те, и эти, и вообще все-все-все щеголяли пристегнутыми к поясам пейджерами. Похоже, только обслуживающий персонал и я не могли похвастать причастностью к современным технологиям. Хостесс провела нас с Жориком за единственный свободный стол в дальнем углу.

Я забился в тень, в неприметность, благо столик угловой, освещался слабо. Жорик, не обращая внимания на шум, давил кнопки на мобильном, прикладывал к уху, матерился.

Через пару минут подытожил: «Насвистела Настя. Не ловит!» и выскочил на улицу. Похоже, назревал важный телефонный разговор. Подошедшей официантке я, чуть напрягшись, заказал: «Водки ноль пять, закуски какой-нибудь, пару «Цезарей» обязательно и две телятины. Да, точно. Стейк средней прожарки». Потом сообразил глянуть на бейджик, Жанна.

Ага!

– Жанночка! Сделай нам хорошо!

И улыбнулся. Официантка удалилась походкой не почтальона, но павы, а я передвинул стул вплотную к стене, подальше от света, чтоб никто ни за что никогда меня не заметил. Было не по себе.

Я пребывал в окружении анекдотических персонажей – немногословных парней с загривками от макушек и суровых номенклатурщиков в галстуках селедкой. На сцене наяривали что-то знакомое, из телевизора, но что именно – предположить не мог. Мотив колотил по черепной коробке умцацой без последствий в виде воспоминаний.

Принесли графин.

Не дожидаясь Жорика, лишь бы скинуть напряжение, жахнул стопку, закусил огурцом. К пиву не притронулся, не хотелось. Душа требовала алкоголический пролет сапсаном над реальностью. Я перевел дыхание, осмотрел зал, отметил, что присутствующие пьют водку так же – махом, пулей, чтоб залетело и мозги вынесло. И плясали так же – истово, сосредоточенно, вбивая подошвами башмаков не пыль в пол, но гвозди в крышку собственного гроба.

Накрыло ощущение, что здесь начинается жизнь и здесь же заканчивается. Все присутствующие – канатоходцы в середине пути, шаг влево, шаг вправо – уже не спасти. Впрочем, спасаться никто не собирался. Были заняты одним: надышаться, напиться, нажраться перед смертью, а с утра выйти на площадь перед часовенкой, встретиться взглядом с врагом и, поглаживая рукоять револьвера в кобуре, сделать шаг вперед, взбив остроносым сапогом пыль...

Черт!

Я понял Жоркину любовь к Клинту Иствуду.

Жорик воображал себя одиноким героем во враждебном мире! Точно! Здесь любой мужчина – одиночка без страха и упрека. Круто! Заменить бы у присутствующих пейджеры на «Кольты» и «Смит-н-Вессоны», Дикий Запад нарисовался бы в полный рост! Кино про ковбоев! Про жестокий, но справедливый мир... первым выстрелил, последним потратил патрон, боливар не вынесет двоих. Каждый сам за себя…

Я окинул взглядом торжествующее ковбойство, вздохнул, выпил. Через десять минут освоился, окосел, привык к шуму, огляделся. Знакомых лиц не наблюдал, даже теоретически знакомых. Совершенно постороннее, чуждое место. Бестолковое, злое, ураганное.

24 июля 1993г.
суббота

По прибытию в офис потрепался с Генкой, взятым на должность «ресепшиониста» или, как говорил Жорик, «привратника». Разговор ни о чем.

Отличник, эрудит и просто самый умный студент курса Гена бухтел о перспективных технологиях. Я поддакивал завидуя. По причине субботнего безделья Геннадий занимался самообразованием, листая иностранные научно-технические журналы.

Я в ожидании Жорика выслушивал подробности из жизни американских ученых и с трудом укладывал в голове новость, что занятия наукой могут приносить прибыль. Многомиллионную!

Жорик задерживался. Я слушал Генкин пересказ перипетий студенческой конторы, начавшей с нуля и за три года намывшей полтора миллиона долларов на медицинских тестах.

– Ну, это в Америке, – пожал я плечами 

– У нас будет круче! – радостно скалясь, ворвался в офис Жорик. – Тяпнем за пацанские перспективы!

Я отказался, мотивируя тем, что день только начался. Гена тоже заметил, что на рабочем месте не употребляет. Жорик хмыкнул и исчез в кабинете.

Начало субботнего дня случилось в 12-15. Я отложил время в памяти и последовал в Жоркин кабинет за инструкциями, полученными тут же:

– Постановление по обмену денег вышло. Готовь приказ, что фонд принимает советские рубли в обмен на акции без ограничений.

Я отправился к себев кабинет, разложил на столе заявки на открытие, договоры о согласии, бланки на взнос и прочие формуляры, придуманные за неделю. Погрузился в размышления, как бы ввинтить в давешние словоблудия новые словосочетания: «на основании указа правительства РФ», «советские рубли» и «без ограничений».

Заработался.

Пару раз выходил на кухню, перекусывал на скорую руку и возвращался к бюрократической рутине, утомительной и тягомотной. Раз пять-семь заскакивал Жорик, рассматривал результаты работы, подбадривал и убегал.

Ровно в девять вечера Жорик ворвался в кабинет, кинул на стол пачку денег и скомандовал:

– А теперь кончай работу! Хватай зарплату и собирайся. Выдвигаемся на праздничное окончание первой недели работы!

– Мы же вчера праздновали, – напомнил я, распихивая по карманам сто тысяч, третью зарплату за месяц. Хорошо!

– Это сотрудники праздновали, а мы с тобой общались с коллективом. Теперь наша очередь бухать и веселиться. Едем в «Терем», Любка с Надькой обещали заскочить.

Я встрепенулся, потеплел воспоминаниями о замечательной девушке Наде, проведшей со мной вечер. Только бы сегодня не нажраться вдрызг!

Мы поехали в «Терем».

23 июля 1993г.,
пятница

В полдень пятницы зафиксировали шестьдесят акционеров фонда. Сотрудники расстарались, подключили родственников.

Ваучеры я сложил в сейф и заперся с Мариной в кабинете, где разработали громоздкую схему получения дивидендов. Получалось, что для возврата инвестиций инвестор должен заполнить шесть разных формуляров и предоставить семь разных документов, которые следовало получить у пяти сотрудников – Натальи, Олега и Константина плюс два дежурных в оперзале. Часы приема решили определить позже.

Жора время не терял. Приводил к себе директоров, банкиров и прочих коммерсантов, с которыми вел долгие переговоры. Где их находил – ума не приложу, к переговорам я не привлекался и понятия не имел, о чем там беседовали. Знал с Жориных слов, что расчетный счет фонда на следующей неделе пополнится тридцатью тысячами долларов. Так он похвастал, принимая отчет о проделанной на неделе работе: собрали с шестидесяти сотрудников института и их знакомых один миллион двести тысяч рублей и двести десять ваучеров.

– Что будем делать с полученными средствами это понятно. А как будем выплачивать дивиденды? – поинтересовался я, закончив победные реляции.

Жорик хмыкнул. Похоже, выплачивать ничего не собирался. Или собирался?

На вопрос в лоб Жорик ответил коротко:

– Еще не ясно. Сначала раскрутим маховик. Не переживай. Если не лениться, прибыль будет. Дивиденды выплатим. И ты не ленись. Скажи сотрудникам, чтоб не разбегались. Есть дело.

Через полчаса Жорик вошел в операционный зал и прорычал команду: «Рррр-ррррр-работу заверрршаем! Курррражимся!».

Кивнул Глебу, тот исчез и через минуту, уже с Федотычем, вернулся с кучей пакетов бухла и закусок. Девчонок отрядили на кухню для сервировки. Мужская часть переместилась в переговорную комнату.

Извлекли из пакетов шесть бутылок «Мартини», четыре бутылки водки и ящик вина. Столы сдвинули, стулья расставили, разлили по стаканам...

Девчонки не ленились, разложили нарезку, сыры, прочую закуску по тарелочкам, вернулись в переговорную комнату в ореоле славы – кормилицы!

 Банкет начался с зычного тоста от Жорки:

– Поднимая бокал, я вижу перед собой не трудовой коллектив, а банду! Банду, которая способна сделать собственную жизнь красивой. Банду, которая ни от кого и ни от чего не зависит! Только от себя, от своих мозгов и от желания работать! Работать и зарабатывать! Неважно чем зарабатывать, неважно как зарабатывать! В наше время важно одно – «сколько»! Так выпьем за то, чтоб это «сколько» было таким большим, таким великим, что мы не в состоянии сейчас представить! Как солнце! За солнце!!!

Витиеватый тост встретили звяканьем посуды.

Выпили. Сели. Закусили. Жорик поводил взглядом по сторонам, заметил тихо: «Тоска. К следующей пьянке музыкальный центр купи, если не разоримся».

К девяти вечера сотрудники разбрелись. Жорик повез меня домой. Дорогой пояснил, что коллективные пьянки есть неотъемлемая часть современного бизнеса. Устраняются проблемы в общении, неформальным порядком расшиваются узкие места в работе, люди заряжаются общей целью. В общем, отлично посидели, но расслабляться нельзя, завтра у кондотьеров – рабочий день, подваливай к двенадцати.

– Как? Выходной же! Суббота.

– Нет, Рома. У нас с тобой суббота всегда рабочий день. Надо иметь возможность посидеть на трезвую голову и, не отвлекаясь на текучку, помозговать. Чего наворотили за неделю и чего еще наворотим.

22 июля 1993г.
четверг

На утро в моем кабинете восседал довольный лоснящийся Жорик с кипой бумаг на столе.

– Документы для старта, – похвастал Жора. – С этого дня бомж Бузыкин Андрей Павлович назначен председателем правления, а бомж Маргарита Илларионовна Вязникова – управляющим директором чекового инвестиционного фонда «Русский Горизонт». Эх, потратимся на красивые таблички под Палыча с Илларионовной. Повесим на третий кабинет, все равно пустует.

– Чего-чего? Что за конторы? Какие бомжи?

– Незатейливые с трех вокзалов. Не забудь ФИО бомжатские, кстати. Они раз в месяц за зарплатой подползать будут... Э-ээ, успокойся. Никакие не бомжи, а душевные синяки с Востряковского проезда, бывшие интеллигенты, не вписались в демократическую действительность. На них оформим инвестиционный фонд. Мы с тобой сидим здесь официально от имени компании «Сайентифик Симметри», российскую науку двигаем через компанию «Интербик». Официальные договоры проштемпелеваны, комар носа не подточит. А синячный фонд случайно разместился по соседству. Подмахнули договор о совместной деятельности, желая в российскую науку инвестировать, бла-бла-бла, нас опять наебали. Если что незаконное всплывет, на допросы будут таскать Андрея Павловича с Маргаритой Илларионовной. Потом, через полгодика, начнут искать бомжей, на которых «Интербик» зарегистрирован. А мы не при делах, кто ж знал, что кругом плуты и лихоимцы? Ну, это так, между нами. Официальных бумаг кроме договора субаренды с «Интербиком» чековый фонд не подписывает. Понял?

Я честно ответил:

– Нет.

– Потом поймешь. Ну, давай, доставай коньячишко из сейфа. Обмоем фонд.

Я взял в руки документы и, зная характер Жорика, поинтересовался:

– Настоящие?

– Как настоящие, – честно признался он. – На пучеглазого надеяться нельзя, начнем с левыми бумагами.

– Ты же обещал работать честно.

– А твоего папу уже выбрали мэром?

– Причем это?

– При том, что пока твой папа – старший инженер в жопе мира, наши бумаги без смазки будут утверждать до морковкиного заговения. Если решили работать честно, значит взятки не даем. Логично? Получается, что будем ждать у моря погоды. А работать надо сейчас. Теперь подумай: справедливо, когда элите оказывают поддержку, а отбросам вставляют палки в колеса?

– Несправедливо. Но работать по левым документам нельзя.

– Временно, пока Вадик не организует настоящие! Иначе полгода или год потратим на аренду и зарплату ни за что в никуда. Готов нести убытки из-за того, что какой-то Михал Михалыч месяцами не ставит подпись?

– Не готов.

– Вот и молодец! Пока Михал Михалыч рожает, работаем по документам, которые есть. И ебем систему. Согласен?

Соглашаться я не спешил. Все временное становится постоянным. С другой стороны, надо работать, а бумажки утвердят неизвестно когда. И система вокруг неправильная. Жорка прав.

Хлопнули «Отард» как водку залпом, обсудили принципы работы фонда, а также цифры и сроки выплат. Жорик предложил производить выплату дивидендов каждый месяц из расчета шестисот процентов годовых и умчался

Я собрал сотрудников в переговорной комнате и поставил задачу: пройтись по институту и предложить работникам ВычМеха акции фонда «Русский горизонт» в обмен на ваучеры. При этом обещать выплату дивидендов через месяц. Шестьсот процентов годовых!

– Гарантируется фирмой «Сайентифик Симметри», – солидно надул я щеки.

На пытливые вопросы интересующихся: «Зачем американцам ваучеры? Подвох? Насмешка?», я честно ответил, что на ваучеры собираемся купить завод в Подмосковье. Название и профиль завода по причине коммерческой тайны раскрыть не уполномочен. Зачем он нужен американцам – узнаем через год, не раньше. Девчонки и мальчишки воспряли духом после трех дней безделья. Кинулись претворять в жизнь задачу.

Через пару часов вносили паспортные данные в заготовленные бланки. Дела закрутились. Фонд стартовал. Двадцать акционеров – хороший итог первого дня.