Обсуждение

11 июля 1993г.
воскресенье
17–20

Твердым шагом вошел в парадный подъезд, поднялся на третий этаж, нажал кнопку звонка, услышал из-за двери:

– Кто?

Оп! Кто я такой?

Дверь приоткрылась и звякнула входной цепочкой с радостным щебетанием:

– О, Ромочка! Заходи!

Вера распахнула дверь настежь, махнула рукой, приглашая внутрь:

– Извини, пока не прибрано. Проходи, чего застрял?

Я подавил желание развернуться и кубарем скатиться по ступенькам. Ожидал что угодно, но не встречу давних знакомых. Пребывая в состоянии напряженной нерешительности, бочком проник в квартиру, сделал движение ножкой для разувания, но был остановлен: «Не надо! Пол не мытый»

Вздохнул, поплелся за Верой на кухню. Она с ходу предложила стульчик, выставили большую бутылку «Мартини Бьянко», два стакана, простых граненых, тарелку с яблоками, скомандовала «Разливай», вышла из кухни, вернулась, села на соседний стульчик, глянула синими глазами с блеском смешинок в уголках:

– Ну?

Что я мог ответить? Чем мог объясниться?

Изображал сосредоточенный вид: занят вскрытием бутылки, ковыряюсь с пробкой, не получается, не идет, зараза. Эх! С задержкой отвинтил пробку, разлил по двести грамм вермута, просипел: «С новосельем!» и махнул залпом половину. Вера пожала плечами, отхлебнула мелкими глотками четверть, хихикнула:

– Че молчишь?

– Да так… – не знал, что говорить, о чем предупреждать, как рубить узел вопросов, никому не нужных, никого не волновавших.

Что я имел сказать девчонке, которая сидела напротив, похлебывала «Мартини» и разглядывала меня, как неведомую зверушку, забредшую на огонек? Ничего умного, только глупость какую-нибудь несусветную:

– Как жизнь? Жорика давно видела?

Верочка пожала плечами, то ли жизнь так себе, то ли не знала, кто такой Жорик.

– Нормально все.

Я важно кивнул, подливая себе и Верочке. Не знал куда деваться, вот и хватал бутылку каждый раз, как возникала пауза. Делал вид, что важным делом занят.

Это хорошо, когда есть дело.

Еще лучше, когда дел много и дела идут ровно, ничто не тревожит, не пугает. Хорошо, когда события, происходящие вокруг, соответствуют тому, что называется «норма». Вот моя норма – это в общаге пулю расписывать и раз в трое суток спать за деньги, исполняя во сне функции сторожа. Ох! Забыл! Меня же выперли с работы! Выпить бы...

Я с досады махнул стакан до дна, взял с тарелки яблоко, похрустел, расслабился.

Вспомнил, что взамен получил должность Генерального директора. Денег в карманах – вагон. Жизнь складывается замечательно, пусть и не похожа на нормальную. За такую житуху можно выпить.

– За квартиру! – провозгласил я тост и осушил стакан, закусывать не стал.

– Давай, – Верочка солидарно выпила до дна, закусывать не стала.

– Классная квартирка. А с тачкой как дела?

– Ты что, не видел? Пойдем покажу, – Вера схватила за руку и повлекла из кухни в дальнюю комнату. Там встала к окну, сплющила нос о стекло, заглядывая куда-то вниз и вбок, продолжая сжимать мою ладонь.

– Вон видишь, синенькая.

Я прижался лбом к холодному стеклу, глянул вниз и увидел синий «Гольф». Повезло Верочке. Алкоголь начал движение по закоулкам сознания, бодря, радуя, заряжая эйфорией, суля надежду, что у меня тоже будет хорошо. Моя ладонь переместилась на Верочкину талию. Верочка прижалась ко мне. Я оторвался от стекла, развернулся и обнял ее. Она по-прежнему сжимала мою ладонь своей. Я ткнулся губами в ее губы, и мы начали целоваться, как оголтелые срывая друг с дружки одежду. Через десять секунд голые, пьяные, восторженные оказались на кровати, очень кстати оказавшейся тут. Я с размаха окунулся в любовь и через пару минут кончил. Верочка, распаленная, раздосадованная прогнала меня в ванную.

Водным процедурам предавался недолго. Прошелся с головы до ног струей из-под душа, сосредоточился на происшедшем, пришел в спокойное состояние. Оценил свое поведение как неудовлетворительное, но с хорошими шансами на пересдачу. Эрекция проявила себя, вернулась героическим стояком.

Намылился, смыл, вышел, сдал ванный пост Верочке. Пока она размывалась, развлекся остатками «Мартини». Через пару минут пустая бутылка переместилась в мусорное ведро, а я вслед за Верой – в спальню, где возобновили суматошный секс. На этот раз соитие длилось долго. Минут десять точно, а может и полчаса.

Не знаю. За временем не следил.

Долбил Верочкино тело своим, теряя разум и чувство реальности, сбивал и восстанавливал дыхание… в итоге, взлетел на вершину блаженства и кубарем скатился, получив наказ «в душ, шагом марш!» После душа зашел на кухню, обнаружил еще одну бутылку «Мартини» на столе, задумался. Пить не хотел категорически. Секса не хотел условно. А вот помечтать расслабленно о…

О чем мечтать?

Вернулся в спальню, повалился на кровать, приладил многочисленные подушки под бока и плечи, задумался. Верочка была мелкой, тощей и, вообще, девушкой не моей мечты, но педофила…

А вот и она. Мы в третий раз занялись сексом, который от начала до конца прошел под ее диктовку, по ее желаниям, разнообразным и познавательным. До сего дня мои занятия сексом больше подходили под определение «студенческая случка». Верочка расширила кругозор. Оказывается, можно еще так, так и вот так. И кунилингус не так страшен оказался.

11 июля 1993г.
воскресенье
14-40

Я вспомнил, что хотел вернуть кассеты в видеопрокат и заняться полезным делом. Пропылесосить пол в квартире, полки в кабинете протереть, посуду перемыть капитально. Хорошо бы!

Поднялся с дивана, прошел, обозревая место домохозяйских подвигов, обнаружил на тумбочке банковскую упаковку тысячерублевых купюр. Хм. Зарплата?

Зарплата! Сто тысяч рублей, оптовая цена моих автографов. Жить и радоваться!

Я потискал пачку и, не нарушая целостности банковской упаковки, попытался впихнуть в какой-нибудь из имевшихся на джинсах карман. Не получилось. Растолстел, распух так, что швы лопались на штанах. Делать нечего. Раздербанил пачку, распихал туда-сюда.

Восхитительное начало дня!

Встал у зеркала и поскучнел. Наличие денег в оттопыренных карманах на судьбу не влияло. Я прежний неудачник, не способный ни на что самостоятельное – ни на подвиг, ни на труд. Мой удел – быть послушным телком на привязи. Скорбный удел, не поспоришь. Или… Да, или вот так – поменять разом жизнь и судьбу! Наплевать на распоряжения сверху и… и… Что могу сделать, чтоб в полный рост и обязательно наперекор? 

Ага! Придумал!

Надо Верочку спасать от верной смерти!

На меня навалился приступ ясновидения, краткий и болезненный. Приступ ударил в затылок, обрушил на пол, выкинул из квартиры в окно, повертел в белой пустоте и, неведомо как, сунул в троллейбус, на котором домчал до пруда и выгрузил у скамейки. Я постоял, вглядываясь в пейзаж, в неколебимую водную гладь под сенью дерев, присел на скамейку и… опять оказался у себя в квартире.

«Хе, – ухмыльнулся я. – На троллейбусе не поеду. Поймаю тачку и съезжу к Вере. Самый момент поступать так, как велит разум, а не потусторонний дух…»

Потирая ушибленный затылок, спустился с шестого этажа по ступеням. Лифт на всякий случай проигнорировал. Выйдя из дому, пару минут соображал, где искать Верочку. Если на квартире, которую впарили Сереге, то вопросов нет. Адрес помню. Но вдруг хозяева вернулись и турнули Веру в общагу? Как найти? Неделя, обещанная Жорой на пожить, прошла, наверное.

Неважно. Прокачусь до «Тургеневской»!

Я дошел до Страстного бульвара, встал у тротуара и поднял правую руку параллельно земле. В ту же секунду череп сдавило стальным обручем, ломота пронзила тело.

Наперекор боли голосовал, героически удерживал тело в околовертикальном положении и добился своего. Поймал мотор! Остановил «восьмерку» кофейного цвета, грязную, пыльную, простую на столько, на сколько должен быть простым автомобиль, лишенный праздных иллюзий – четыре колеса, движок, трансмиссия и водитель.

Я промычал в открытое окно:

– До «Тургеневской» две тысячи.

– Садись. Только ремень накинь. Милиция сегодня штрафует, – ответил водитель.

Я втиснул тело в салон, зафиксировался ремнями и полный тревог отправился к Верочке. Тревожиться основания были. Водитель оказался безрассудным лихачом. Он мчал, как угорелый, обгонял всех подряд справа и слева, подрезал, вырезал и прошмыгивал на красный свет. Я сражался со спазмами и огромным усилием воли удерживался, чтобы не стошнить здесь и сейчас, прямо под себя. Необъяснимая противная сила толкала, гнала из машины, но я сдерживался...бамс! ба-бах-бах-бах! бум!

В головокружительном калейдоскопе крутанулись асфальт, небо, асфальт, небо, асфальт, небо. Покачавшись, замерли вверх ногами: небо подо мной, асфальт – над. Я завис вниз головой на ремнях безопасности, исколотый стекольной крошкой, бывшей мгновенье назад боковым окном.

Пока меня извлекали из покореженной машины, пока окруженный зеваками дожидался гаишников, пока заполняли протокол, пока целый и невредимый, без единой царапины ехал на троллейбусе до Почтамта, выходил, тащился дорожкой вдоль скамеек, облюбованных… не помню кем… пока, пока, пока… ничего не помню…

Битых два часа не мог понять, не мог осознать – что произошло, что стряслось. Выйдя на Чистопрудный бульвар и присев на первую свободную скамейку, понял: посетившее видение сбылось. Вот гладь пруда, привидевшаяся пару часов назад.

К чему это? К тому, что меня кто-то хранит? Наставляет на путь истинный? Или не дает сойти с предначертанной дорожки?

Я посидел минуту, покрутил головой по сторонам, узнал дом, в котором впаривали чужую квартиру. Здание, возвышалось громадой над бульваром, помпезным образом напоминало, что строено не для решения утилитарных проблем, а наоборот. Предназначение дома – радовать жилым пространством и внушать чувство защищенности от невзгод. Для буржуинов городили при царе, хм…

Я встал, собрал волю в кулак и направился к дому, на ходу решая главный вопрос теперешней жизни: человек я или тварь дрожащая? Имею право предупредить дурочку о приближающейся опасности или не имею?

Надо рубить узел вопросов. Вперед!

11 июля 1993г.
воскресенье
14-10

Через сутки я вспоминал название кассеты, ходившей в общаге по рукам. Кассету смотрел за компанию два раза и оба раза наблюдал, замерев и окостенев, непотребство в полный рост. Квартет рифленых силачей терзал несметных дев во все возможности. Хваленый «Плейбой» оказался детским садом, штаны на лямке, по сравнению с засмотренной до черно-белых полос суперкассетой. Где же, где бы эти чудеса добыть? В какой видеопрокат обращаться? Кажется, начал понимать разницу между качественной эротикой и низкопробной порнухой, склоняясь в предпочтениях ко второму, не уверенно, с оговорками, но…

Внезапный грохот входной двери уничтожил воспоминания. В коридоре мелькнул Жоркин силуэт. Вопль «Кончай дрочить!» отвлек от искусствоведческих терзаний, вернул в реальность.

Что? Сижу культурно в кресле, слежу за напомаженными хастлерскими жопками, теряющими девственность, ничего не трогаю.

– Бери доки. Изучай!

Жора кинул увесистую пачку бумаг и скрылся на кухне, кажется. Чего-то проорал. Ага, понятно, хотел получить мой автограф. Куда? Зачем?

Так. Надо ознакомиться с бумагами, посмотреть что там. 

А там решением большинства голосов (единогласно) Роман Викторович Песков избран Генеральным директором Товарищества с Ограниченной Ответственностью «Прома Импэкс»...

Не понял!

Как студент-сторож за месяц может стать Генеральным директором? Трюк с криминальным душком! У меня все ходы расписаны. Сначала, как основа основ и начало начал, получение диплома МИФИ. Потом лет пять работ на низших ступенях социальной лестницы... потом лет десять активных телодвижений уровнем повыше… и в самом конце катапультируюсь на дачную делянку с дощатым домиком, помидорными грядками и кучей внуков. Мечты-мечты, цветы-цветы... Я в самом хвастливом будущем не представлял себя Генеральным директором.

Выскочивший как из засады Жорик перехватил документы, треснул пачкой по башке – увесистые, зараза! – и всучил обратно с комментарием, что нехер думать и тормозить, начинается новая жизнь, не тяни, расписывайся где предуказано, то есть галочка поставлена. Стартуем. Времени нет! 

Сделал шаг назад в позу поэтического героя, запрокинул голову к потолку, правую руку отвел в сторону, топнул ножкой:

– Так идут державным шагом, позади – голодный пес, впереди — с кровавым флагом, и за вьюгой невидим, и от пули невредим... – Жорик с выразительным подвыванием продекламировал отрывок из школьной программы.

Не закончив дрыгнул ножкой, посучил ручками, закатил глазки к потолку, рухнул в кресло, развалился трупом… ожил, отхлебнул из бутылки то ли портвейна, то ли еще чего крепленного, почесал пузо, рыгнул, отставил бутылку на пол, вскочил, треснул меня ладонью по затылку, отчетливо, ясно.

Да он же пьян в стельку!

– Ты че? – вспыхнул я.

– Болт в очё!

Далее Жорик пояснил, что слова ничего не значат. Настало время действий. Никаких уговоров, только подзатыльники и поджопники.

После недолгой паузы продолжил:

– Сегодня ты – Ромка-студент, а завтра – Роман Викторыч. Ничего нового. Как говаривали в старину: вчера был блядин сын, а завтра батюшко! Это про нас с тобой, Ромка. Мы должны быть жесткими, резкими и первыми. Сейчас не большие поедают маленьких, а быстрые – медленных. Усек? Как там в стишке? Слушай!

Стоит буржуй, как пес голодный,
Стоит безмолвный как вопрос.
И старый мир, как пес безродный,
Стоит за ним, поджавши хвост.

Жорик расхохотался:

– Ты понял? Поджавши хвост! Ты понял, а! Наше время пришло!

Его повело в сторону – шаг вбок, два назад, оп! Жорик грохнулся о дверной косяк, чуть не упал, постоял, рухнул в близкое кресло, ожил, нашарил бутылку, продолжил отхлебывать из горла. Я присмотрелся к этикетке, «Порто Круз». Надо попробовать! Отлично башню сносит, судя по всему. Жорик продолжал:

– Итак, запоминай! «Прома Импэкс» – контора белая, официальная, без подстав. Документы настоящие, с гербовыми печатями. Счет в банке не открыт и на учете в налоговой инспекции не стоит. На следующей неделе этой байдой займешься. Сейчас распишешься на банковских карточках, в уставах, договорах, протоколах собраний и на копиях. Кстати, на тумбочке первая зарплата, потом обмоем.

Сыпал информацией, практически не усваиваемой. Я расписался везде, где указано. Жорик поднялся с кресла, забрал документы и, хлопнув дверью, исчез. Будто не было его, привиделся.

10 июля 1993г.
суббота

Пьяными безбашенными камикадзе поехали домой с утренним рассветом. Поехали с Любашей и Надюшей, истошно визжавшими на каждом вираже, закладываемом Жориком. Доехали без потерь, весело и шумно.

На квартире для поднятия духа я приложился к вермуту, мерзшему в холодильнике – зря, зря, зачем пил еще? – и окосел окончательно.

Пока Жорик, уединившись с Любашей, занимался известно чем, стоны, визги и ритмические звуки, тому свидетельство, я развлекал Надюшу.

Как – не помню, но Жора потом рассказал, что они с Любкой чуть не усцались от смеха, в семь утра увидев Надю, дремавшую в кресле, и меня, валявшегося на полу. С Жоркиных слов я всю ночь заливал Надины баки сказками о достойнейшем факультете электроники, тяжелейших науках, там изучавшихся и тиристорах.

Может быть. Любое употребление алкоголя – от умеренного до безудержного – влияло на сознание отрицательно. Не было случаев, чтобы повышение градуса в крови улучшало окружающий мир. Всегда одно и то же. Потеря человеческого вида, утрата реальности и туман, туман, туман, к утру рассеивающийся и показывающий поле боя, вдрызг проигранное – одни потери, никаких трофеев. Черт!

Пока Жора выпроваживал Любу с Надей восвояси, я добирался до кухни, припадал к бутылке пива и провожал взглядом из окна удалявшихся девчонок.

Вот так всегда. Друзья легко могли и на улице с девчонкой познакомиться, и домой под благовидным предлогом завлечь, и в койку невзначай уложить, и между делом трахнуть. Один я оставался закомплексованным лишенцем.

– Не грусти, организуем, – возник рядом Жорик. – Тебе какие телки нравятся?

– Какие... Красивые, конечно.

– Красота – понятие растяжимое. Подруга с ногами от подбородка, жопкой персиком и сиськами?

– Э-ээ...

– Будет! – Жора метнулся к телефону, выуживая из кармана блокнот. Набирая на ходу номер, развалился в кресле, послушал гудки. Набрал другой номер из блокнотика, потом еще, еще и оп, дозвонился, заорал в трубку:

– Але, салончик? Двух мартышек на час! Да, сейчас. Почем для трудящихся? А че так дорого? Для постоянных клиентов скидка. Бля, Машка, ну ты даешь, привет! Только сейчас узнала? Богатым буду. Да, это я, Вольдемар! Ну, здорово еще раз. Че там у вас? Снежанка с Виолеткой на месте? А Камилка? И Анжелки нет? Вечером? Зачем? Мне сейчас надо! Да, зачесалось, мочи нет! Хм, этих не видел. Значит так! Без разницы, но одна должна быть с длинными ногами. Повторяю, прямыми длинными ногами. Слышишь, не кривыми и не короткими! У второй должны быть большие сиськи, как у Эльки, да, четвертый размер стоячие... Ха-ха, ну конечно же для меня. Ах, ты моя сладкая!.. Целую крепко, моя репка! 

Закончив разговор Жорик обернулся:

– Пока обезьянок готовят, достань шампанского из холодильника. Хряпнем для тонуса и сгоняем в бордельчик, тут недалеко.

– Не хочу я ни шампанского, ни проституток.

– Рома, ты чего? В монахи постригся? Харэ выпендриваться, дерни шампанского, встряхнемся. Давай, не прикидывайся целкой.

– Не хочу я с проституток.

– Уверен? Я же для тебя старался, – Жора с потухшим видом вышел из комнаты.

Ну вот, расстроил человека. А дело не в проститутках. Дело во мне самом. Хотелось другого. Не оплаченного секса, а трепетного единения. Хотелось, чтобы близость была не только телесной. Чтобы в девичьих глазах мерцали восхищение и восторг: «Ах, что за парень Рома Песков! Умный, славный, необыкновенный!» Хотелось, чтобы девушка целовала меня и ласкала не потому что «уплочено», а потому что ей так хочется. А тут какой-то магазин – завесьте путанку килограмм на шестьдесят и чтобы сиськи побольше. Спасибо. Пожалуйста. Ебитесь на здоровье.

Я, контуженный размышлениями о месте любви в жизни – раз, и продажности вечного – два, уселся в кресло и включил телевизор. Ничего интересного не обнаружил.

Потискал кнопки на дистанционном пульте, отключил телевизор, посидел недвижно, бездумно. Зашел к себе в комнату, где за компьютером сидел Жорик с пояснением:

– Анкету сочиняю, чтобы сотрудников на работу нанимать. Не отвлекай!

Я решил сходить в видеопрокат. Какие жанры остались неохваченными? Ужасы и триллеры?

9 июля 1993г.
пятница
18-00

– Ну что, девчонки, потанцуем? – вскричал Жорик, как только к нашему «Мерседесу», лихо подрулившему к автобусной остановке, подскочили Любочка и ее подружка, высокая приятная девчонка.

– А как же! – взвизгнули они и, восхищенно ахая-охая, уселись на заднее сиденье.

– В программе танцы и коньяк с шампанским! Жарим! – Жора вдавил педаль газа в пол.

Помчались мимо автозавода, мимо железнодорожных путей, мимо горнорудных отвалов и строительного мусора далеко к Дворцу Культуры посреди спального района на восточном отшибе Москвы. Дорогу указывала Любочкина подружка Надя, абориген.

Сдав «Мерин» на стоянку, мы с Жориком отправились к указанному Надей ДК. Прошествовали мимо тусовавшихся у входа пацанов с пивасом и старшеклассниц с сигаретками, миновали двух охранников перед стеклянными дверьми, кассиршу и контролершу в одном лице за дверьми и снова охранников в огромном безлюдном холле. Покрутили головой по сторонам... на танцпол идти отказались, не хотелось стенки подпирать... ага, заприметили бар на балкончике и лестницу, ведущую к бару. Поднялись, прошли к стойке и заказали бармену по стаканчику рома с колой на брата.

Любочка с Наденькой в самом начале похода упорхнули в противоположном от ДК направлении, в сторону ближайшей пятиэтажки. Девчонки отправились переодеваться к Наденьке домой, пообещав вернуться в восемь, когда народ подтянется. Грозились прибыть в боевой раскраске и нарядах, от которых небу станет жарко. Мы с Жориком ничего против не имели.

Запасшись коктейлями, разместились за столом на краю балкона и приступили к сканированию публики. Никакой фестивальной феерии. Люба с Надей могли номинироваться на звание королевы окрестностей даже в офисной сбруе.

Через полтора часа после трех коктейлей на каждого насчитали полдесятка номинанток в королевы. Жорик глянул на часы, заключил, что четвертый раз бурду хлебать – перебор! Полдевятого! Если телки не нарисуются в ближайшие десять минут, за себя не отвечаем. Сольемся в экстазе с туземками!

Спустились вниз и пройдя на грохот, оказались в полыхавшем желтым, синим, красным, зеленым светом, утонувшем в канонаде басов зале. Ух!

Жорик врезался в толпу, а я занял привычное место у стенки. Во-первых, не умел танцевать. Не был способен выделывать руками и ногами всякие заверченные штучки, не имел наглости решиться на выход в круг танцующих. Во-вторых, я давно не был на дискотеках, с тех пор, как это стало стоить денег. Теперь не представлял, как нужно себя вести. Может, стильным считался английский сплин и продвинутому мальчишу, как я, подобало хмурить брови, саркастически взирать на танцующих и хандрить, грустить, печалиться. Отстал от жизни. Надо присмотреться. В-третьих, и в самых главных, мне просто не нравились дискотеки. Ни тогда, когда они были бесплатными общедоступными студенческими, ни теперь, когда стали валютными элитарными. Возбуждающие соло гитар, суггестирующая медитация басов, обжигающий ритм хай-хэта, компьютерная экстатическая пульсация, стробоскопический свет, оглушающая музыка неживого замкнутого пространства – царства бездушной технологии и декадентского духа – все было чужим. Я чувствовал себя инородной частицей среди грохочущего многоцветья, дергавшего тела-призраки, тела-зомби. Упадок, одиночество, бездушие… и что здесь делаю я, живой человек Рома Песков?

«Я здесь чужой» – вывод неоспорим.

С твердым решением отправиться к бару, я развернулся и уперся в Жорика, оравшего в ухо:

– Кончай бычить. Я коньяковского зацепил, хлебни. Давай-давай. Девчонки накернили уже.

– Давай, Рома! – орала под «No, no limits!» Люба, невесть откуда свалившаяся. Рядом Надя слова непонятные повизгивала.

Если женщины просят...

Мелкими глотками выдул из фляжки остатки – много, очень много – и перехватил из Любиных рук банку «Фанты». Залил пожар в желудке, ухнул, ахнул, повеселел. Хорошо!

Рядом вертелся Жорик:

– Замутить бы дискач в «Тереме», но места мало!

Я не понимал его ажиотажа. Обычная танцплощадка спального района, народ бухает, мы не отстаем.

– Давай, Рома, тряхни костьми, – толкнул меня Жорик в круг танцующих.

Я взбрыкнул, сопротивляясь, но в плечо вцепилась Люба, потащила к Наде, уже вскинувшей руки вверх и двигавшей телом в такт музыке. Я, дрыгая ногами, расположился рядом, закрыл глаза. Попробовал получить немного удовольствия от пребывания здесь. Коньяк растекся по телу и уничтожил робость, заразил отвагой, пустил тело в эйфорический пляс.

Я слился с танцующим залом, стал частицей зала, превратился в одного из многих. Алкоголь, лучший друг отдыхающих, раскрепостил, внушил: «Ромка, ты самый лучший! Зажигай!!!»

Я зажигал. Я такие коленца выкидывал, такие па с кандибобером выкаблучивал, такую цукахару скрючившись исполнял, что невозможно описать словами. Я забылся в танце, растворился в ритме. Единственное пятно воспоминаний, оставшееся в сознании – возбужденный Жорик, промчавшийся мимо: «Любка чудеса творит! Отсасывает, как доильный агрегат!!!»

9 июля 1993г.
пятница
11-00

Жорик приказал двигаться в «Терем»:

– Кирилл офис нарисовал, сегодня девочка выходит на работу. Вадик вчера отзвонил, часть документов готова. Я мотанусь к нему, а ты наряжайся в костюмчик и езжай к Кириллу. Жди меня там, оттуда поедем в «ВычМех» с Юрием Анатольевичем шушукаться.

Я побрел на кухню. Насыпал зерен в кофемолку, нажал кнопочку, послушал, как свербит аппарат, отпустил кнопку, задумался.

Очнулся, сварил кофе.

С дымящейся чашкой расположился в кресле. Отхлебнул. Хорошо.

Трехдневное безделье, на которое наложился просмотр дюжины кассет с голливудскими комедиями, расслабило до состояния полного пофигизма. Апатия, анемия, атрофия и прочие как их там… тяжело сосредоточиться. Когда кофеин начнет действовать? Бодрить, выдергивать из окопов прокрастинации и бросать на амбразуру дел!

Ага, вроде прихватило. Что Жорик говорил про костюмчик?

Выковырял туловище из кресла, направился к шкафу с одеждой. За полчаса сумел перевоплотиться из пожирателя видео в преуспевающего бизнесмена: белая рубашка, попугайской расцветки галстук, черные брюки, синий пиджак, сверкающие штиблеты.

Стоп!.. галстук бы поменять. Не преуспевающий вид, нет. Депрессивно смотрится, как будто гопник на излете нацепил на пузо цветастую тряпочку.

Вздохнул тяжко, полистал галстуки в шкафу туда-обратно, с четырнадцатой попытки выбрал консервативную расцветку. Вспомнил Жорины уроки, с пятой попытки связал подобие узла.

На подходе к ресторану, не доходя метров двадцать, услышал за спиной:

– Ха-ха, студент! Не подвел пучеглазый! Купил конторку! Правда название дебильное. «Интербик» какой-то, хэзэ что такое. Мчимся к Юрию Анатольевичу!

Это Жорик орал из окна «Мерседеса», подъехавшего к тротуару. Я понял, что обед отменяется, вздохнул и занял место в салоне.

Помчались к Научному проезду. Ехать оказалось недалеко, добрались минут за десять.

В моем представлении «Третьяковская» и «Нагатинская» располагались на огромном расстоянии друг от друга. От одной станции метро до другой кататься полчаса, не меньше. На машине доехали как на соседнюю улицу. Парадокс.

Пока поднимались в директорский кабинет, я тужился вспомнить карту Москвы. Не вспомнил. Зашедши к Юрию Анатольевичу, выкинул догадки из головы. Расположился за столом напротив директора и важно насупил брови. Жорик достал из портфеля папку, из папки вытащил бумажки, разложил стопками на директорском столе и начал пояснять:

– Вот смотрите. Схема сотрудничества – проста, как договаривались. Мы зарегистрировали российское представительство, фирму «Интербик – Интернациональный Бизнес и Консалтинг». Основным сделаем договор о совместной деятельности «ВычМеха» и «Интербика». В сорок четвертом параграфе прописана возможность использования ваших площадей. От нас будут еще две фирмы, которые станут заказывать вам исследования. Темы исследований вы подскажете. Таким образом плату по аренде раскидаем на три части…

Юрий Анатольевич и я с интересом следили за Жоркиными манипуляциями с бумагами.

Минут черед пять я нить разговора упустил. Юрий Анатольевич тоже, прекратил Жоркино схемотворчество:

– Детали с Рудаковым обсуждайте. В целом ничего против не имею. В понедельник можете заезжать. Только придется помочь с выносом мебели. У нас грузчиков нет.

– Без проблем! Своих подключим, – Жорик собрал в стопку бумаги и вернул на исходное место, сначала в папку, потом в портфель.

Мы обменялись рукопожатиями и покинули кабинет директора. Я направился на выход, а Жорик, пересекая приемную, подмигнул Людочке:

– Как?

– В шесть! У остановки!

– Ждем!

6 июля 1993г.
вторник

С утра накрыло суетой, связанной с открытием бизнеса. Какого именно, не разобрал. Похоже, Жорик тоже не представлял, куда направить буйную энергию – то ли на товары народного потребления, то ли на ваучеры, то ли еще куда.

Поехали в «Терем», где нас дожидался Вадим, с которым давеча бухали в «Шер Ами». Предыдущие разы я не обращал внимания, но теперь заметил мимическую особенность Вадимовского лица – перманентно озадаченный вид. Я пристально вгляделся и понял, что секрет озадаченности крылся в крупных глазах навыкате, придававших лицу изумленно-напуганное выражение. Как будто Вадима огорошили вестью и он на ходу врубался, какого вида несчастье приключилось – страшное или ужасное.

«Хорошее лицо для игры в преферанс» – подумал я и переключил внимание на подошедшую официантку. Как учил Жорик, глянул на бейджик, прочитал имя и заказал Ксюше кружку пива. Вадим повторил мой заказ. Жорик ограничился двойным эспрессо.

Полчаса попивали напитки, дожидаясь Анастасии Игоревны с ключами от второго этажа. Дождавшись и в пять минут выслушав поток дамского сознания по поводу предстоящего ремонта, поднялись на верх. Там Вадим с ошарашенным видом прошелся по коридору, заглядывая во все подряд кабинеты. Жорик только что предложил Вадиму занять любой из кабинетов на выбор. Вадим терзался.

Осмотрев этаж, спустились в ресторан, заняли угловой столик, заказали по стейку и получили отлуп. Кухня работала с двенадцати дня. С десяти утра функционировал только бар. Мы с Вадимом синхронно заказали вслед за Жорой по чашечке кофе. Вторая кружка пива – явный перебор. Пора бизнесы мутить.

Жорик достал из портфеля кипу бумаг, похожую на договор купли-продажи души, погрузился в изучение параграфов, пунктов и примечаний…

Просмотрел верхнюю четверть стопки, хмыкнул, полистал листки из нижней четверти, выдернул из серединки, пробежался наискосок, усмехнулся, листок отложил, начал хлебать кофе мелкими, частыми глотками.

Я и Вадим сидели, как двоечники на экзамене – встревоженные, напружиненные, готовые в любой момент вылететь из класса прочь, но лелеющие надежду на удачный исход.

Выхлебав кофе, Жорик махнул бармену «Еще!», перевел взгляд на Вадима. Уточнил, в самом ли деле тот желает получать тысячу долларов ежемесячно и при этом не быть сильно загруженным. Вадим пробормотал:

– Точно, тысяча долларов, в самый раз на жизнь, и должность бы какую-нибудь такую, непыльную в общем, чтобы не париться...

– Отлично! – Жорик выудил из портфеля два паспорта, кинул на стол: – Хорошие люди аусвайсы подогнали. Надо купить готовую фирму, с юридическим адресом, расчетными счетами и многопрофильной деятельностью в уставе. Никакого строительства садовых домиков и прочей шняги, чисто торгово-посредническая и научно-техническая деятельности. Понял? Директором и главбухом этих пупсов оформишь. Потом Жорик глянул на меня:

– А твой паспорт где?

Я, не успев озадачиться, достал из кармана пурпурную книжицу, которую Жорик присовокупил к двум лежавшим на столе.

– На Пескова и себя тоже оформи по конторе. Названия сам придумай. Не перепутай. Конторы должны быть белые, зарегистрированные с нуля, никакой левизны, чтобы работать официально, без подстав. Понятно? Запоминай. На бомжей оформляешь готовую фирму. В каком банке счет – без разницы. Главное, чтоб имелись реквизиты. Банковские карточки и протоколы заверишь вот у этого перца, – Жорик передал Вадиму визитку. – Сергей Михайлович, правильный нотариус. Глупые вопросы не задает, но свои паспорта перед ним светить не надо. Понятно? Вот деньги на открытие контор. Пятьсот Сергею, пятьсот на готовую фирму, шестьсот на регистрацию белых контор и еще пятьсот на дополнительные расходы. И вот аванс. Полштуки хватит для начала?

Жорик достал из портфеля пачку долларов, отсчитал двадцать шесть купюр и передал Вадиму с напутствием:

– К концу недели надо управиться. По любому, звони в пятницу на мобильный.

Вадим рассовал деньги по четырем карманам – нотариусу, открытие, расходы и аванс – вскочил и был таков. Жорик вернул бумаги в портфель, помешал ложечкой в чашке, только что принесенной, третьей за утро, пригубил и резко отставил в сторону. Остановил взгляд на чем-то или ком-то за моей спиной, привстал, махнул, затараторил:

– Илюха, давай сюда! Заждались! Якорный бабай! Куда пропал?

Я обернулся. В ресторан вошел гигант, метра два высотой и полтора центнера весом с жиром в полкило. Остальное – мышцы. По пути подцепил ручищей стульчик, переставил к нашему столику, уселся, бросил сквозь зубы подскочившей официантке «как всегда», перевел взгляд на Жорика:

– Здравствуй.

– Привет, привет!

Я, не дожидаясь многозначительного взгляда «Давай, студент, отсаживайся», встрепенулся и оказался за столиком у барной стойки. Хорошо, что успел поесть. Осталось сок допить и подслушать какие общие дела у Жорки и великана. В злополучном вагоне метро его не было, в песках не встречал. Хм. На стадионе может быть… Точно, на арене! Я выходил биться против громил, один из которых вполне мог оказаться Илюхой.

Или ошибаюсь? Вспомнил бандитов, приезжавших в офис. Точно! Илюха сидел за рулем «Патрола»!

– По рукам! – восклицание, переполненное оптимизмом, заставило перевести взгляд на Жорика. Тот энергично тряс Илюхину ручищу, похоже, расставаясь.

Точно. Илюха развернулся и ушел, так же внезапно, как появился. Жорик подскочил ко мне и похвастался:

– Дела двинулись. Службу безопасности нарисовали. От мелкой шушеры Карабас защитит. От наездов посерьезней Толян отмажет. Эх, еще бы с Севой встретиться. Серьезный дядька. Антон мелюзгу рекомендовать не будет. Поехали!

– Куда?

– Ты домой, а я в пару мест заскочу. Надо кой-чего вынюхать у знающих. Не расстраивайся. – Жорик ухмыльнулся. – Посиди дома, пару деньков отдохни, кино посмотри. Потом будет не до херни. Чую, бизнесу быть. Осталось с Севой перетереть. Остальное на мази!

5 июля 1993г.
понедельник
18-40

Первые пять минут говорил Антон., говорил скучно и монотонно. Гиперболы пропали. Эпитеты исчезли. Аллегории, метафоры и деепричастия сгинули. Даже прилагательные с причастиями исчезли из краткой и ясной речи. Он четко по-уставному доложил, что ларьки не крышует и на стрелки к синим не ездит, ибо стал меценат. Открыл благотворительный фонд помощи ветеранам Афганистана. Теперь гоняет фурами товары народного потребления. Таможня сосет лапу, причем собственную в виде мужского полового хуя, и ничего супротив Антона не имеет – кто надо высоко наверху запретил иметь фискальные мысли о фурах с антоновским грузом. У фонда железобетонные льготы, полученные через правильных парней. Все выплаты в пользу государства равняются нулю. Прибыль есть. А если что не так, то правильные парни в погонах всегда помогут, потому что имеют с фонда долю. Жорик встрепенулся при «таможня сосет», но после упоминания «правильных парней» впал в меланхолию. Антон резюмировал:

– Нет. Морды бить не рентабельно. Зачем на разборках рисковать? Три года назад был интерес ларьки трясти. А сейчас кончилась тема.

– Грамотно излагаешь, не то, что Чича, – заключил Жорик, пребывая в меланхолии. – А может, знакомых найдешь, которые помогут? Кто не при делах?

Антон пыхнул сигарой, прошел до стола, полистал ежедневник, пробормотал в сомнении:

– Все при делах. Кхм... Может, этот. Записывай.

Жорик достал «Бенефон», приготовился выслушивать. Антон продиктовал номер, пояснил, что номер домашний, без дела не звонить, далее сопроводил ремаркой: «парень грамотный, из наших, ветеранов. Зовут Сева. Сейчас в резерве, но при случае поможет. Случай должен быть серьезный. С маетой Сева не морочится.»

Жорик заверил: «Несерьезных сами отрихтуем» и закончил манипуляции с телефонным аппаратом. Антон проявил интерес к технике:

– Дай на мобилку глянуть.

Оба два нырнули в обсуждение технических характеристик аппаратов, представленных на официальном и черном рынках мобильной связи Москвы, осудили отсутствие конкуренции у Московской Сотовой и вытекающую отсюда дороговизну цен, потом померялись благополучием. На этот раз победил Жорик, похваставший, что у него на связь уходит штуцер грина в неделю. Антон сдался, заметив, что раза в три поменьше. Наверное, потому что в офисе сидит безвылазно. Кому надо – звонят на городской.

Их практичный разговор вскоре вырулил на тему арендных платежей и коммунальных выплат. Выяснилось: Антон забрал особняк у каких-то обормотов за долги, но кредитору не вернул, потому что тот – тоже обормот. Пришлось себе оставить. А что делать? Отреставрировал халупу с помощью «югов». Теперь здесь евроремонт и прочие финтифлюшки вроде мансарды, зимнего сада и фонтанчика во внутреннем дворике. Всего тысяча шестьсот квадратов. Сидит в здании семь человек. Ежемесячные расходы на фонд – чирик «бакинских» в месяц. Того стоит. Прибыль приносит. В здании есть все, что должно быть.

При слове «прибыль» Жорик оживился и ввинтился в Антоновский монолог: «Может замутим чего? Лавешки есть, кадры тоже» и кивнул в мою сторону. Антон, не подав виду, продолжил монотонное перечисление, будто зачитывал отчет о трудовых свершениях строительно-монтажного управления за истекший период: «в цоколе бильярдную сделал, напротив – столовую. Пытались бассейн вкрячить, не получилось. Обошлись сауной и ванной три метра на полтора. На первом этаже – ресепшн, пост охраны, переговорная...»

В конце отчета Жорик восхитился наличию на мансарде гальюна со стеклянной крышей и вернулся к старому:

– Ну так как? Может, замутим тему? Бабосы не вопрос.

Антон ухмыльнулся, подлил себе и Жоре коньяку, продолжил менторским тоном:

– Сам подумай. Зачем мне что-то мутить? У меня все есть. Квартиру шестикомнатную на Поварской купил. Обставил. Теперь там музей. Дом в Загорянке купил. Обставил. Там тоже музей. Второй дом в Перхушкове начал строить. Под себя, с кинотеатром в подвале, бильярдной на крыше и баней в хозблоке. Там сауна будет – двадцать квадратов, и бассейн – двадцать на пять. Тачка – каждый месяц новая. Ты же видел, ставить некуда. Что дальше? Зачем надрываться, если дела и так идут ровно?

– Это сейчас ровно, а завтра криво, – Жорик нырнул в дискуссию о необходимости инвестиций в будущее. – Ты смотри. Вот фонд прикроют и что? Сосать лапу как таможня? Не получится. Таможня останется в теме, а тебе годик-два дали, чтоб жирок накопил, парням помог, которые при погонах, а потом в расход отправишься. Отменят льготы, а ваши лавки раскулачат. Станешь как все. С жирком, с бассейном, на «Субурбане», но на птичьих правах. Что делать будешь? Проскочить на халяву не получится, за проскок статья в кодексе. И разбираться с тобой будет не таможенник Пупкин, а щегол из госбезопасности. Тебя такие же орлы, как ты, но с погонами и ксивами, накроют и упакуют. И правильно сделают. Потому что они есть правильные парни и за долю малую тянут лямку на государевой службе, а ты – спекулянт. К ногтю тебя, меценат хренов!

На секунду померещилось, что подобное слышалось ранее, но не вспомнил где и когда. Продолжил наблюдения за Жоркиными трепыханиями под ударами могучих не убиваемых аргументов Антона:

– По барабану, что будет потом. По большому басовому похоронному барабану. Я дворником пойду работать. Все хаты куплены по чесноку. Никто не отнимет. Это мое. Машины – мои. Всё – мое и будет со мной по любому всегда. Понятно? Пусть другие бьют в литавры. Я себе до конца жизни заработал. Мне в новый хомут впрягаться смысла нет.

– А может?

– Нет. Исключено. Зачем с тобой работать? Третьим брать бессмысленно. Я вдвоем с Тимохой управляюсь. Прибыль на двоих делить лучше, чем на троих. Ты знаешь.

Жорик не сдавался:

– А все же?

Антон продиктовал:

– Cвои концы не отдам, сам ищи. Если работаем вместе, меня с Тимохой вводишь в учредители. Наша доля – шестьдесят шесть процентов от прибыли, с убытками сам разбирайся. С крышей вопросов нет. Мы лучше любой крыши – бандитской, ментовской, гэбэшной.

Жорик скрипнул зубами:

– Не выйдет. Лучше с ментами работать. Они десять процентов берут.

Антон пожал плечами:

– Как знаешь. Начинают с десяти, а заканчивают соткой.

Жорик ухмыльнулся. Понял, что разговор окончен, и поднялся с дивана. Я тоже встал. Антон оставался сидеть, где сидел. Когда подошли к двери, Антон негромко заметил:

– Надумаете заняться импортом, вернетесь.

Жорик, чуть притормозив в движении к выходу, кивнул не то чтобы утвердительно, но скорее предположительно:

– Может, обращусь, если условия изменятся. Отдавать две трети – это грабеж.

Антон махнул рукой:

– При растаможке ничего отдавать не надо, плати по таксе. Пятерка с фуры, при условии, что это не сигареты.

– А что ты имеешь против сигарет?

– Я на табачке сижу плотно, конкурентов плодить не с руки. Давай, удачи! Пригодится.

– Ну, тебе ничего не надо, даже удачи, – достойно ответил Жорик. – Поэтому желаю здоровья. Кури поменьше, ладно?

– Иди, иди, тоже мне, Минздрав выискался, – Антон выпустил тугую струю дыма в сторону Жоры.

Мы вышли из кабинета и повторили в обратном порядке путь по пустынным коридорам мимо безлюдных кабинетов. На выходе Жорик хлопнул по плечу:

– Не кисни, Рома. Все нормально. Видал? С растаможкой проблема решилась. Теперь осталось понять, какой ширпотреб востребован в массах, а потом в дамки!

Я, слегка обескураженный, на всякий случай согласился. Вроде бы ваучерами собирались заниматься… Или показалось… Не понять.

5 июля 1993г.
понедельник
18-20

На Плющиху попали с опозданием. Поначалу томились на Гоголевском бульваре: впереди троллейбус столкнулся с интуристовским автобусом, не объехать. Кое-как перестроились, вывернули переулками на Знаменку и там простояли минут сорок – важный чин покидал Кремль. Полтора часа спустя, поплутав переулками за Пироговкой, въехали во двор трехэтажного особняка, только отреставрированного: блики солнца на медной крыше и неба синь, отраженная в матовых окнах на ярко-желтых стенах. Хм. Внутренний дворик впритык уставлен, утрамбован иномарками, ни одного «Жигуленка», «Москвича» или «Волги».

Жорик оценил отсутствие пространства для парковки, дал задний ход и, ловко вывернув, вписался в небольшой просвет меж двумя машинами, стоявшими у забора. Оставив там не козырный на общем фоне «мерседес», мы прошли к парадному входу с видеофоном. Пока я томился в ожидании открытия двери и позировал в глазок видеокамеры, Жорик рассматривал огромную иномарку у входа:

– Что за крокодил?

В три шага подскакивал к багажнику, глазел на шильдик, недоумевал: «Эге-ге, «Шевроле Каприс». Антоха с дуба рухнул. Зачем такой тарантас? Ему же «Кадиллак» месяц назад пригнали…»

Как только Жорик угомонился и начал давить кнопки: «Эй, открывай давай, запарил. Нам на пять назначено», дверь открыли, не спросив исходных данных.

Миновав предбанник, оказались в просторном холле с аквариумами под пальмами в кадках. За столиком сбоку сидел охранник, ткнувший пальцем в конец коридора: «Туда».

Там была лестница. Поднялись на второй этаж и, миновав пустую приемную, оказались в огромном кабинете. В противоположном углу под российским триколором за гигантским письменным столом без единой бумажки на столешнице восседал Антон, воин-интернационалист из красных песков.

Антон при костюме и галстуке натурально восседал в кресле и дымил сигарой, поглядывая в натуральное чудо из чудес – телевизор «Грюндиг» с метровой диагональю и новостями по спутниковому ТВ на иностранном языке.

Жорик обменялся с Антоном энергичным рукопожатием, я ограничился вежливым кивком. Антон махнул на дюжину стульев перед столом и побуравил меня взглядом. Я похолодел, отвел глаза в сторону, углядел на плоскости стола подставку с правительственной грамотой, которой награждался Фонд помощи ветеранам спецподразделений каких-то… мудрено написано… частей. Бочком передвинулся к дальнему стулу, присел на краешек, глянул в окно. Нет. Все прилично. Хамовники, Москва, наше время.

– Каприс по чем? – Жорик приступил к расспросам.

– Пятнаха, – кратко ответил Антон.

– Ахуеть! Зачем?

– По приколу.

– В жопу такие приколы. Такая бурбухайка – западло на колесах. Мы полтора часа к тебе щемились, а на такой барже три часа пылить. Ни протиснуться, ни проскользнуть.

– Сам ты баржа. То, что надо для Москвы. Не едет, а плывет. А на пробки мне срать. Надо дороги знать, а не ломиться, как додик с компасом, по прямой.

Антон чуть повозился с боковой тумбой и оп! на столе появились три фужера и бутылка коньяка.

– Че за клоповник? – Жорик вперился в этикетку, разочарованно протянул. – «Отард». Даже не слыхал о таком. Палево?

– Деревня! О чем ты, кроме спирта «Рояль», слыхал? Настоящий французский коньяк, не «Наполеон» из польского сарая. Прямые поставки из провинции Коньяк! – Антон расплескал полтораста грамм по фужерам, пригубил, затянулся сигарой, выдохнул: – Вещь!

Я вспомнил, как он затягивался сигаретой в песках, приговаривая: «Вещь! Скорей бы настали кайфовые денечки, которые хочется прожить бесконечно».

Сомнений нет, Антон достиг мечты. Кайфовые денечки наступили. Я вздохнул, взял фужер, отхлебнул чуток. Напиток не понравился из-за резкого вкуса, неприятного до спазмов, вгонявшего в тоску от воспоминания недавних пьянок. Жорик же погонял жидкость по стенкам фужера, сделал глоточек, посмаковал, нюхнул, глотнул, кивнул, соглашаясь с Антоном: «Ништяк!» Потом подошел к окну, глянул на дворик и поинтересовался у Антона:

– А «интерпидора» куда дел? Че-то не вижу.

– Да ну его. Не машина, а драндулет. Сдал за пятерку. Я себе «Гэмээс Субурбан» заказал. Обещали к зиме подогнать. Вот это тема. Рассекать по говнам не по-детски! Ты на чем?

– На «Мерине».

– Лошара. У немцев не машины, а инвалидки. И стоят до хрена. Лучше «американок» нет. Хочешь, «Краун Викторию» по дешевке скину? Больше «шестисотого» на полметра, а стоит в четверть. Я не разобрался, взял под заказ сдуру, а у меня такой же «Гранд Маркиз» стоит.

– Не хочу. «Мерседес» – это имя. А «Форд» – шарабан для фарцы.

– Это «Мерин» – шарабан. Вот, ты знаешь, что «Краун» является официальным полицейским автомобилем в Штатах?

– А ты знаешь, что «Мерседес» – официальный автомобиль у Ельцина?

– Гонишь! Он на «ЗИЛе» ездит.

– Сам ты на «ЗИЛе» ездишь, на сто тридцатом…

Автомобильный треп Жорика и Антона продолжался минут десять. Никаких точек соприкосновения они не нашли, остались при своем. Добавили в фужеры по полтиннику и перешли к обсуждению вопроса, по которому все мы здесь сегодня собрались.

Потягивая коньячок, самым подлым пенсионерским образом – заторможено, с остановками на обсуждение погод, самочувствия и пустых автомобилистских мелочей – Жорик с Антоном пересекли по диагонали кабинет, утрамбовались на диване у окна и, продолжая невесть откуда возникшее пенсионерство, помянули восемь распрекрасных лет сотрудничества, обматерили Горбатого с Елкиным, помолчали, глоточками попивая коньяк в фужерах... повели разговор о возможном сотрудничестве.

5 июля 1993г.
понедельник
13-00

По окончании обеда Жорик прошел в центр подиума, вокруг которого кучковались сотрудники ресторана. Поприветствовал собравшихся от лица неведомых инвесторов, уточнил у Анастасии Игоревны стоимость ремонта помещения и замены оборудования. Услышав ответ со множеством нолей, громко вздохнул: «Дороговато, но деньги есть. Сделаем!».

Потом вопросительно глянул на коллектив, тут же высыпавший жалобы, просьбы и пожелания. Жорик ответил одной фразой, мол серьезные инвесторы готовы вложиться в развитие ресторана. Зарплата повысится, условия труда улучшатся, прочее.

Я озадачился на пару секунд, где Жорик разыскал серьезных инвесторов? Непонятно.

Тем временем в зал вошел Анатолий Степанович. С появлением милиционера я повеселел. Перестал терзаться в предположениях, какой еще криминальный фортель учудит Жорка. Допил махом пива, подумал над добавкой, решил, что частить не стоит. Нам еще работать. Вон, Жорик делами занят, пыль столбом.

Ага.

Жора обменялся рукопожатиями с Анатолием Степановичем, застыл, окруженный толпой со всех сторон. С одной стороны – Анастасия Игоревна с официантками, с другой – милиционер с барменом, повара с поварятами топчутся поодаль, там же Кирилл с Вадимом мордами лица светят. Оп-па, эти откуда?

Я не заметил, как недавние знакомцы по «Шер Ами» нарисовались в ресторане. Так. Хм... Донельзя озадаченный Вадим и апатичный Кирилл бродили по ресторану парой, обсуждая что-то с Анастасией Игоревной, регулярно пропадая черным входом и возникая возле Жорика. Тот с барменом Мишей и Анатолием Степановичем перемещался мерными шагами туда-сюда, сыпал указаниями. Может и мне подняться, побродить задумчиво по залу?

Я вздохнул.

Обсуждение проблем, мне не слышных, неясных, непонятных, кончилось через час. Вадик и Кирилл исчезли. Персонал рассредоточился по рабочим местам. С дверей ресторана сняли табличку «Закрыто». Анатолий Степанович и Жорик после долгих переговоров с глазу на глаз вернулись за давешний столик, хорошо прослушиваемый:

– Я подумаю, – пообещал милиционер, оглядываясь и не находя место для папки, разместил в итоге на коленях.

– А чего думать? – Жорик взмахнул руками, будто отгоняя мух. – Думать не надо, пиши рапорт и переводись в центральный аппарат. На земле никаких перспектив. Генералом там не станешь. Никогда и ни за что!

– Подумаю.

– Ты не думай, ты рапорт пиши. А Карабанова выпускай.

– С утра домой отправили. Как договаривались, сразу после твоего звонка. Обещал сюда к часу прибыть.

Жорик глянул на часы, пожал милиционеру руку на прощание и, переместившись за мой стол, посетовал:

– Все не так, не там и не вовремя. Толик с Чичей в заморочках. Карабас в непонятках. Настюху Семеныч бесит. Что делать с богадельней, тоже непонятно. На втором этаже сядут Вадик с Кириллом и Леной. С этим вроде как разобрался. А здесь – на первом этаже и в подвале – что устраивать? Модный клуб не вымутить. Места мало. Разве что наркоманов пригнать и в модный журнал вложиться, но Кирюха все просрет. А других промоутеров у нас нет. Серьезно вкладываться бесполезняк. Оставим как было. Кабак он и есть кабак.

Жорик умолк минут на пять, глянул на часы:

– Похоже, с Карабасом облажался. Езжай домой, дожидайся меня. Я к Карабасу на деревню заскочу. Туда-обратно часа два на круг. Потом встреча на Плющихе в пять, надо потереть с одним кексом. Познакомишься, пообщаешься, пригодится. Пора тебя к бизнесу подключать.

Я обрадовано кивнул: «Пора!»