Обсуждение

Оказался на площади имени революционного поэта Маяковского, остановился. Вспомнил последние Валеркины слова.

Толкаемый, задеваемый, материмый я стоял поперек снующих граждан и фиксировал, как тыкается в меня, как оттирает плечами, как проносится мимо чужая сосредоточенная жизнь. А моя?

Десятки и сотни миллионов дензнаков, математически считавшихся моими, трачены на предприятия, генерирущие убытки. При этом ни к одному из предприятий я по документам не имел отношения. Жора выстроил схему холдинга хитрым образом, приговаривая: «Никогда не жили богато и нехуй привыкать. Сегодня деньги есть, завтра нет. К чему проблемы? Оформим контору на сторожа!»

То, что Жорик категорически прав, я понял только сегодня, когда мимо ушей пропускал речи о не существовавшем в природе Главном бухгалтере и моей скорой посадке как Генерального Директора и владельца. Официально я был гол как сокол. Неофициально в Барклайз банке хранились чуть больше десяти миллионов фунтов, припасенных на черный день. По этому поводу я препирался с Жоркой, хотел вложиться в модернизацию заводов, пустить деньги в дело. Жорик смеялся до слез, до икоты – какое дело в этой стране может быть? Только уголовное!

Жорик в стотысячный раз оказался прав. Тратить накопленное не позволил, это хорошо. Плохо, что пропал. Как добраться до миллионов без загранпаспорта, сгоревшего ночью? Пересекать границу козьими тропами, чтобы вернуться без шапки и в одном сапоге? Скрываться? Рассчитывать на себя? В каком городе? В какой стране? В какое время?

Опять из грязи пробиваться в князи?

Не было сил и желания повторять прошедшие пять лет, ибо бессмысленно. Я, воспитанный для жизни в другой стране и в другое время, был кинут в пески, где идет война каждого против всех. Первый раз повезло выкарабкаться, как новичку. Во второй раз я обречен.

Что делать?

Пройдя по улице Гашека, миновав зоопарк, американское посольство и Дом правительства я вышел к Смоленской набережной. Встал у парапета. Глядя на мутное бурление внизу, поймал себя на мысли, что сил для жизни не имею. Сатана был прав. В моей жизни было все. Ничего нового не появится. Даже если выберусь в Лондон или Майами Дейд, все повторится как встарь. Здесь делать нечего. Пора возвращаться.

У здания «Промы» перед ограждением из красно-белых ленточек толпились зеваки, за ограждением сновали милиционеры и штатские с корочками. Меня провели сквозь черные, пахнущие золой и кислой пеной, коридоры в кабинет Иды, не тронутый пожаром.

Ида притулилась к гостевому диванчику. За ее столом шмыгал носом человек с бесцветными глазами, представившийся:

– Капитан Пальчиков.

– Роман Песков.

– Взрыв произошел в три часа ночи. Что вы делали в это время?

– Спал.

– Хорошо, поговорим завтра в присутствии адвоката. Сейчас дадите подписку о невыезде, – скомандовал капитан.

Я вернулся домой в десять. Один за другим принял два телефонных звонка, внезапных, ошеломляющих. Первый был от Жоркиного друга. Так представился звонивший и, не дав прикинуть: «Откуда у Жоры друзья?», сообщил, что я – подозреваемый номер один, ибо пожар выгоден хозяину холдинга, то есть мне.

«Ничего в холдинге нет. Деньги на ГКО просраны, остальное под кредиты заложено…» – меланхолично посчитал я.

Незнакомый друг продолжил перечисление моих прегрешений: в хозяйственных делах нарушения, по налогам преступления, моя персона фигурирует в делах по убийствам и похищениям...

«Сейчас идет допрос главбуха и безопасника. Они рассказывают много интересных вещей, так что…» – неопределенно закончил звонивший.

Кхм. Главного бухгалтера в холдинге не было с тех пор, как Жорик создал монструозную схему, в которой числились двадцать пять главбухов согласно штатного распоряжения двадцати пяти обществ с ограниченной ответственностью. При этом самый главный бухгалтер, то есть тот, который знал о движении всех денег Промы, отсутствовал. Деньги перетекали со счет на счет и каждый промовский главбух мог отследить только свой ручеек. За рекой и всеми ее притоками наблюдали Юрик и Константин, директор департамента аудита. Конечную точку потока знал только я.

– Что делать? – на всякий случай спросил я незнакомца.

– Исчезнуть. Завтра будут паковать. А может и сегодня.

Раздался второй звонок. Неприятный сиплый голос прозвучал, как обухом по голове ударил:

– Здравствуй, Рома. Это Шура. Ну ты куда пропал? Ёк-макарёк! Мы тут пыхтим-шкворчим, Майами на уши поставили, а ты в Москве бороду клеишь и фаску протягиваешь. Ты так не делай! Береги себя.

Я не успел слово сказать, трубку повесили. Хм. Если какой-то неведомый Шура сюда звонить, дела худы до смешного. Надо бы в Хрякино переехать, поближе к охране. С другой стороны – а там что делать?

Чертыхаясь, я прошелся по квартире, собирая наличность – две упаковки с Франклинами и пачки рублевых купюр, от которых давно отвык. Открыв прикроватную тумбочку, оказался в ступоре. Гранаты не было. Граната кочевала по тумбочкам квартиры с самого первого дня, а теперь пропала. Непонятно. Ничего не понятно. В довершение всех неприятностей мой загранпаспорт сгорел в офисном сейфе. Совсем беда!

Я вышел на улицу. Никто у подъезда не дежурил и за мной не шпионил.

Куда идти? Что делать? Я достал мобильный телефон, перелистал список московских контактов. Никого, кто может приютить на пару дней, не нашел.

Вышел на улицу, побрел куда глаза глядят.

Утром я, промокший до нитки, лежал на сухом диване.

В 7.25 позвонила Ида и доложила, что в Проме случился пожар. Пожар локализован. Надо приехать. Другой информации нет.

Не сон.

Ситуация оставалась под контролем. Я решил заночевать в квартире на Маяковке, которой пользовался редко: перед вылетом из Шарика либо по прилету, когда до Хрякина, находившегося на другом полушарии московского глобуса, добираться не было сил.

Оказавшись дома, кивнул Володе:

– Завтра в восемь.

Володя исчез, я достал из бара вискарь, свалился на диван.

Пультом дистанционного управления оживил медиацентр. Потекло:

У людей есть крыша, под нею дом
Торговля, с нее барыш
А тебе не страшен дождь и гром
Все твои дома без крыш

Пару месяцев назад столкнулся с сокурсником Мишей, в студенческие времена в джазовой студии при ДК МИФИ обучались импровизации. Он позвал на сейшн, шпилит в группе на басу. Со временем случился непротык, не попал... созвонился через месяц, чтобы передоговориться... а у Миши сейшн в Сан-Франциско. Нескладуха. Диск купил по случаю, пришло время послушать.

Слушал, думал, закипал. Грудь требовалавоздух. Тело жаждало прохлады. Но где их взять, если за окном бабье лето и духота августовского вечера?

Не важно!

Я распахнул окно и, оттолкнувшись от подоконника, вывалил тело наружу. Восторг и отчаяние взорвали сознание вспышкой, остановили организм в паре метров от земли и швырнули в небо. Там я воспарил подобно кондору, раскинув руки крыльями. Тело было не моим, принадлежало другому.

Другой парил над Москвой.

Пространство полыхнуло светом и столб молнии метнулся к земле. Раздался грохот, струи воды окатили, облили.

Буря! Пусть сильнее грянет буря! Черной молнии подобный я мелькал здесь и везде, наблюдая, как шторм сечет город, высосавший и выплюнувший мою душу, город, который заодно с ним, холодным хозяином той стороны бытия.

Ах, если бы была сила, способная разрушить город, я бы не колеблясь воспользовался ею! Я бы зашвырнул поток всесожжения в самую его середину! Но что это?

Моя правая рука полыхнула огнем, и в трех-четырех сантиметрах над ладонью завис сгусток света. Желание сбылось? Шаровая молния? Нет времени размышлять! Я оказался над зданием, в котором с утра до вечера вкалывал, и швырнул огненный мяч туда. Раздался грохот и взрыв. Я радостный взмыл к небу. Я освободился! Я свободен!!!

Я парил над городом до полного изнеможения души и тела, а когда иссяк, выдохся, устал, необъяснимая сила нашла единственное распахнутое окно и кинула меня, бесчувственного, туда.

Идеальный менеджер Юрик зарабатывал полсотни килобаксов в месяц и до последнего цента тратился на статус, выглядел на миллиард. Непонятно, как он этого добивался. Впрочем, с отдыхом на яхте все понятно: Юра полгода копил на мечту, потом подвернулась тема покатать Василича с дочкой и ейным хахалем вокруг Сардинии. Я добавил к накопленному недостающее, то есть половину, и до кучи оплатил джеты для обоих семейств. Теперь Юра имеет полное право встать в один ряд с московскими снобами, рассказывающими, что отдых в Сардинии рядом не стоит с рыбалкой под Мензелинском... Рустика наслушались.

Юра имел мечту, даже не одну. На эти мечты он копил, выкруживал, выкраивал, ограничивал себя в тратах... Да что там говорить! Он на работу ходил потому что, знал: каждый рабочий день с прилагающейся зарплатой приближает к очередной мечте. Он жил для того, чтобы ходить на работу, где платят деньги для оплаты сбычи мечт.

А я зачем ходил? Все мои желания исполнены. Если вдруг появится новое, даже не желание, а намек на желание, достаточно нажать кнопку селектора: «Ида, разберись с оплатой. Сколько просят – без разницы. Главное, чтоб не обосрались. Ну, ты знаешь.»‎

Я проводил взглядом счастливого человека, радуясь, что есть в «Проме» управляющий, готовый действовать решительно и жестко. У него были должность, обязанности и зарплата, приближавшая к мечте. У меня ничего не было.

Жорик попрекал, что выгляжу как бомж, живу как бомж. Юрик с Жориком не понимали, почему я не трачу деньги так, как имею право, обязан и должен тратить.

Кому должен? Зачем?

Последний год мой статус никого не интересовал. В вопросах, которыми я занимался, мой внешний вид был десятым делом. Мог прийти на встречу в минимальном костюме с которым пускают в ресторан. Сердцевиной бизнеса стали бесконечные разговоры с государевыми слугами и натуральными бандитами, имевшими виды на мою благодарность в виде чемоданов денег. Волгокамский завод, в который «Прома» инвестировала полсотни лямов, отжали год назад без внимания к моему внешнему виду. Пришел Яша и по-армейски четко доложил, что принято решение, оспорить которое он не может. Чтобы нам думалось так же четко, промовский директор ЗАО «Волгокамск Прома Кемикал» задержан за полкило героина в багажнике. Осталось выяснить, кем хочет стать верхушка «Промы» – лишенцами и наркобарыгами или отползшими с поляны честными коммерсами...

Отползшим. Продали завод по-честному компании «Кама Итиль»‎, то есть по-братски пополам – получили двадцать пять миллионов кэшем и закрытие всех уголовных дел.

Это было год назад. Весной позор переиграли, торжествовали победу. Прежний волгокамский губернатор пролетел на выборах и компания его кунака «Кама Итиль» перестала иметь значение даже на уровне местных гаишников. Мы занесли немного денег в чемоданчике прокурорским и судейским для восстановления справедливости. За дополнительную плату в барсетке упаковали на зону всю Кама-Итильскую верхушку. На хорошее дело не жалко. Шить варежки отправился весь списочный состав учредителей ООО «Кама Итиль Инвестментс Инкорпорейтед Лимитед».

Главный Жоркин принцип «Ничего личного, только бизнес, требующий защиты», я уяснил. Кто пошел на мой холдинг с мечом, тот поедет на зону в скотовозке, как только меч в руке ослабнет.

Плохо другое: моя жизнь превратилась в калейдоскоп пазлов, представлявших набор каверз. Юрик отвечал за функционирование холдинга. Я отвечал за то, чтобы холдинг имел возможность функционировать. Каждый день сыпались намеки, что не долго нам пыхтеть осталось. По какой причине – неважно. Надо договариваться с кем надо.

Я жил как хомяк в колесе. Юра жил как ослик с морковкой на привязи. Какая жизнь лучше?

Хотелось большего, недостижимого.

Кирилл, голливудский продюсер, которому в Москве все бабы давали влет, в погоне за недостижимым открыл для себя гомосексуальный секс и погрузился в тему с головой. С его подачи Ватробанк вложился в гей-клуб через квартал от Госдумы. Выгодное вложение!

Я в погоне за недостижимым по-прежнему мечтал о той самой, единственной.

– Не впечатляет, – я перевел взгляд на Юрика, имевшего озабоченный вид. Загар перестал казаться морским свежеполученным. Мы понимали друг друга без слов, говорить не хотелось. Ясно, что «Прома» – не жилец.

– Куда ездил? – спросил я, оттягивая начало неприятного разговора.

– Навестил тещу в Кало Форте, потом Сан-Тропе. На яхте две недели каботажничали, ты же знаешь. Василича со Светкой покатали до кучи.

– Как?

– Никак. Лучше бы с ребятами на Каму поехал.

– Что делать будем?

– Сокращаться.

– Окей. Каким образом?

Юра достал из портфеля лист бумаги, ручку и начал черкать цифры:

– Смотри. Первым делом режем фонд зарплаты в два раза. Потом выплаты по аренде…

– Стоп. Ты уверен?

– В чем?

– В этом – «зарплату снижаем в два раза»? Разбегутся. Кто работать будет?

– Кто останется.

– Никто не останется.

– Останутся.

– Уверен?

– А то! Разбежится балласт, приблизительно половина. Кто умный, тот поймет – бежать некуда, жопа везде. Рынок труда сжимается в ноль. Умные останутся, дураки разбегутся. А дураков нам не надо.

– Почему от дураков раньше не избавлялся?

– Раньше объемы росли, пупсов набирали, чтобы дыры затыкать. Пришло время с балластом расставаться. Балласт для этого и нужен, чтобы вовремя скидывать.

– Как увольнять будем? По статье или по-хорошему?

– По-хорошему. Припугнем, что будут сокращения. Кто хочет, пусть валит с выплатой зарплаты за месяц вперед. Но мне кажется, это временное явление. Может, дождемся сентября? Каждый год как август, так пиздец и жопа, а потом все приходит в норму.

– Не готов обсуждать... Давай потом.

– Ок.

Юра потеребил в руках листок, спросил:

– Сейчас будем что-то по серьезке расписывать?

– Нет. Говорю же – не готов. Если по серьезке, то подготовь записку с расчетами, где что валится и как поднимать.

Юра кивнул, спросил напоследок:

– Как думаешь, рубль упадет до двенадцати?

Это была наша мечта. Это стало бы счастьем. С таким курсом производство взлетело бы ввысь, выше солнца. Ни одного зарубежного конкурента на рынке не осталось бы!

– Надеюсь. Надо с человечком встретиться, понять к чему готовиться.

Юра медленно допил чай, мгновенно убыл. Я остался наедине с полной на треть бутылкой «Джемисона», провожая взглядом счастливого человека.

Сидел на веранде в Торрекебраде, хлебал минералку, глазел на море, встречал Лизу, вернувшуюся с шоппинга, потрахивал после ужина, спал. На пляже был один раз, не понравилось Хоть и жарко, но сезон еще не открыт, пустынно и затхло. На третий день увлекся игрой в гольф с Юриком, прибывшим из Москвы с докладом: все хорошо, холдинг пыхтит, отдыхай дальше.

Я пулял мячи мимо всех на свете лунок, вспоминая генеральские охоты с рыбалками на диких выселках. Ах, если бы сподобились махать клюшками на стриженых газонах, обсуждая дела, не предназначенные для прослушки... Эх-х! Хорошо бы себя чувствовали. Может по приезду обустроить в Хрякино гольф-клуб для ведения секретных разговоров? Полеты на Алтай и Камчатку колом встали...

Через неделю переместился с Лизой в Майами, в особняк мечты, доставшийся на халяву по жоркиной схеме, как обычно мутной, но выгодной. Бестолковый особняк. Это я понял на второй день, сравнив с проживанием в Малибу.

Калифорнийская планировка теперь казалась бесподобной: из любой части дома мог попасть в любую другую за десять шагов. Вид на океан открывался с одного единственного места: под пальмой кресло, столик, два шага до кабинета, семь шагов до кухни с холодильником. Впереди сад камней и бассейн за ним. Дом вписался в окружающий пейзаж, как родной, и ни одним закоулком не доставлял неудобство. Что еще надо для счастья?

Увы, что имеем не храним, потерявши — плачем. Во Флориде обзавелся двухэтажным зданием на береговой линии, верх мечтаний и пик жития,как казалось ранее. Дизайнерское бунгало в Малибу, не оцененное в силу дремучести и зашоренности, осталось в прошлом. В настоящем таскался то в один конец дома, то в другой по пять минут, причем на разные этажи. В Хрякино по этажам мотался Ахмед, чтобы все нужное возникало перед моим носом как бы самостоятельно.

Пляжа перед домом, как такового не было. Был участок натуральных восемь соток с газоном и пирс с катером, на котором пару раз вышел в океан под руководством нанятого шкипера. Удовольствие примерно такое же, как езда по московским пробкам. Ничем другим кроме рулежки заниматься невозможно. Через три дня устал бродить этажами, принял решение возвращаться в Москву. На Лизины категорические возражения внимания не обратил.

Я смирился, что счастлив бываю либо в будущем, которое грезится, либо в прошлом, ставшим воспоминанием, то есть той же самой грезой. Хорошо бы научиться радоваться жизни здесь и сейчас!

Жорик пропал, некому наставлять на путь истинный. Приходилось искать маленькие и большие удовольствия вместе с Лизой. В одно лицо я был тюфяк и лодырь, но на пару способен на шалости и проказы.

В воздухе бурлил и бил наотмашь микс пьяного оптимизма, кокаиновой активности и предчувствия скорого конца. Страна разогналась и понеслась эшелоном без машиниста. Карты путей отсутствуют. Маршрут неизвестен. Зато стал понятен состав пассажиров. В первый вагон мы не попали. Правильно сказал Жорик: «В премьер-лиге места нет, там важняк и их детки». Во втором вагоне нас, чудаков без роду-племени, тоже не ждали. В третьем, четвертом и пятом тоже. На экономической карте страны не было места для безродных коммерсантов. Мы тряслись в последнем общем вагоне, копошились и ждали, что же будет с Родиной и с нами.

Я вспомнил Антона, который 5 лет назад обнаружил на личном счете миллион долларов и, постановил, что жизнь удалась. Отошел от дел. Ненадолго. Кому-то из ветеранов, не ушедших на покой, понадобился то ли его особняк, то ли квартира, то ли фонд, то ли все вместе. И не стало Антона. Был бы Жорик рядом, рассказал бы как быть дальше.

Ладно, справлюсь. Покой только снится.

Мозгоправ прописал минимум алкоголя и максимум морского воздуха при отсутствии контактов с внешним миром. Хотя бы месяц. Но где его взять? Перед майскими праздниками решил поступить так, как доктор прописал. Например, в Ниццу сгонять, там в Вильфранш-сюр-Мер домишко в собственности. Есть где отдохнуть.

Домовладельческий интерес Ида остудила информацией, что помещение занимает вторая семья Алексея Герасимовича, нефтесибирского губернатора, о которой знать не следует. Официальная жена губернатора занимает мой домик в Танбридж Велс, графство Кент, Англия. Оттуда очень удобно следить за отпрыском, которого Прома Холдинг устроила в частную школу Севен Оукс. Учится мальчонка вместе с внуком Ельцина и сыном Чубайса, вместе бедокурят, вместе тратятся. Мы оплачиваем забавы нефтесибирского принца и через траты решаем проблемы в Нефтесибирске. Я вспомнил о прочей недвиге, обретенной по Жоркиному наущению: «Что с Малагой и Майами?»

– Малагу займут через месяц до осени. В Майами наоборот – через неделю Элеонора Максимиллиановна возвращается в Москву до октября. Помидоры на даче в Жуковке сами себя не вырастят!

– Превратили частную собственность в туристическую базу, – пробурчал я. – Значит так, с Герасимычем надо встретиться обязательно. Нарисуй гостишку в Каннах на пару дней, оттуда до Малаги своим ходом доберусь. Под Канны с Малагой зарентуй тачку. На конец мая забронируй билеты в Майами без пересадки, из Мадрида или Лиссабона. И сделай так, чтоб вылет был днем, после обеда, с утра не надо.

Только и мог, что бурчать. Дела холдинга шли хуже и хуже. Я не представлял, как их поправить. Любое вмешательство вызывало проблемы. Я вызвал Лизу и предложил составить компанию.

Мы полетели в Канны, разместились в Хилтоне у пляжа.Утром на рентованном «Астон-Мартине» отправились к Алексею Герасимовичу, жившему в моем доме три недели в месяц. По брифу и фотографиям я представлял, что это дачный дом на далеких от моря выселках, отжатый Жориком за долги, скинутый на баланс «Промы»‎ за три миллиона франков и выставленный на продажу с ценником в двадцать миллионов, авось какой нефтесибирский толстосум позарится. Толстосумы прилетали потереть с Герасимычем за жизнь свою беспортошную регулярно.

Вот и я прилетел, глянул на домишечко. Неплохой, пару моментов поправить и можно жить. Но важнее оказался намек в беседе за поеданием лангустов под розе на веранде, что есть возможность поживиться. Наш нефтесебирский геморрой, холдинг «Рассвет», ставил на генерала, которого по слухам скоро отправят на пенсию. Старый служака мешался многим. Пока еще коптит на службе, но сроки определены: до Нового года. А потом зевать не надо! Можно поживиться!

Отличный намек!

После поедания морских гадов с парой других нужных человечков, приехавших на Лазурный берег на майские с зацепом, показалось, что удача в моих руках, главное не зевать. Пришлось застрять на пару дней для употребления склизких гадостей в обществе других нужных человечков. То, что казалось ощущением, превратилось в конкретные цифры на салфетках.

Созвонимся в Москве через неделю-две. Решим вопрос!

Уф!

Как только список нужных ужинов закончился, я с Лизой покатил вдоль побережья на запад. Поездка ничем примечательным в памяти не отложилась. Впрочем, красный диван в виде алых женских губ очень даже запомнился. Я бродил по музею Дали в Фигейрасе и допускал, что красный диванчик есть плод видений, подобных моим, но артист сумел отразить их в натуре. Бедненько, чистенько.

В Малаге похорошело.

Последняя девчонка, то ли Полина, то ли Кристина, уехала через неделю.

У меня появилась цель – дрожа и потея принять человеческий облик, чтобы позавтракать кашкой. Или йогуртом.

Испытал эрекцию, зачесалось подняться к Веронике... Стоп! Я приложился к остаткам... блядь! все бутылки пустые... нашел! откупорил «Мартель», выдул, сколько смог... рухнул, не вырубился, но захлебнулся мороком.

Снилось прошлое... стучали в дверь, тревожным шепотом будили:

– Граф! Ведьма призналась. Что делать?

Что? Черт! Винтовой лестницей спускался в подземелье, шел на свист бича, хлеставшего в темнице... так, не сюда, здесь еще не признались... наверное тут... распахивал дверь, делал шаг и… сраженный блеском серых глаз... хватался за сердце. Севшим голосом хрипел: «Выводите на казнь». К чему разговоры, когда все понятно? Когда сам чувствую, что попадаю под ведьминские чары, превращаюсь в червяка, как только она взглянет меня.

Эту девчонку видал десятки раз ранее, простая селянка из дома в сотне туазов от замка. Каждый раз, когда я выезжал, девчонка стояла у забора и глазела на меня. Лет пять глазела, не меньше. Подросла и оборотилась колдуньей!

Я шагал за палачом и наблюдал, как тащат ведьму на эшафот, как прикручивают ремнями к кресту, как кидают мальчишки под маленькие ступни хворост, как запаливает аббат факел и протягивает мне.

Мне?

Я должен сделать это?

Народ требует запалить костер, который уничтожит зло отныне и вовек!

Аутодафе!

С факелом наперевес я подходил к ведьме и чувствовал, как жар, небывалый опаляющий жар вспыхивает в моей груди... как небывалая сила толкает к ногам прекрасной женщины...как превращаюсь в желе, в пар... как превращаюсь в ничто, обволакивающее цель и смысл моей жизни.

Не-е-е-е-е-ет!!!

Я швырял факел в кучу хвороста, нечеловеческий крик «Люблю!» раздирал уши... я просыпался в холодном поту...

Какой замок? Какой граф? Какая ведьма? Я крестоносец, цель моя проста.

Я смотрел на черное небо и понимал, что морок имеет место, никто меня не любит. Никому не нужен я, идущий песками вперед и дальше, чтобы спасти веру прочим и стать счастливым самому. Папа Урбан Второй так и сказал: «Идущим будет отпущение грехов. Пусть выступят против неверных в бой, который даст трофеи. Кто здесь горестен, там станет богат!»

Папа знает!

Я шел горячими песками от города к городу, убивал, грабил, рвал, ломал сделанное не мной. Меня манило золото, обещанное Папой. Я брел за удачей с мечом и щитом, ставшими родными.

Брел день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Брел и мечтал о душе, оставшейся в Нортхемпшире. Душой была дочь пэра, которой сын йомена не достоин... но если вернусь из похода покрытым славой, то как знать? Завоюю любовь и расположение ее папаши! Но почему она снится в ведьминском обличии? К чему этот сон?

Мы достигли цели похода и покрасили в красный небо над Йерусалимом. Тысячи и тысячи неверных вырезали во славу Господа, покой и богатство не обрели. Продолжили путь в Леванту. Одержали победу, потерпели поражение...

Мы жили в песках.

Мы воевали в песках.

Мы умирали в песках.

Обещанный покой не находили.

Любой поход заканчивался сражением. Любое сражение заканчивалось грабежом и пьянкой на пепелище, начинался новый поход сквозь пески, чтобы снова оказаться перед крепостью, полной неверных, снова осада, снова сражение, снова резня на улицах поверженной крепости, снова грабеж и пьянка...

Я десятилетиями бродил песками, в которых воевали все против всех – византийицы, сельджуки, тамплиеры, госпитальеры, банды без опознавательных знаков, одна из которых была моей. Меня убивала жажда, меня крошила в комки усталость, я валился с ног и затихал в предсмертной истоме, чтобы успокоиться хотя бы на час…

... и проснуться в замке.

Это не звездное небо! Это потолок спальни!

Я лежал в кровати и понимал, что вижу чужие сны.

Да, прапрадед пропал в Палестине, где бился с сельджуками за гроб Господен. Но при чем здесь пески? Видение? Ведьма? Я люблю какую-то низкожопую англичанку? Бред! Я не выезжал за пределы графства ни разу в жизни. Достаточно знать свои границы и твердо стоять на их защите. То, что я родился графом, ничего не значит. Отец перед смертью завещал, что привилегии даны не для того, чтобы ими пользоваться, а чтобы защищать от посягательств и передавать потомкам приумноженными. Я был рожден для войны за свои привилегии. В дверь стучали:

– Граф. Поймали ведьму, она призналась. Что делать?

– Как? Опять?!...

...я просыпался в третий раз! Вскакивал, оглядывался, недоумевал. Меня окружали пески до горизонта и черное небо в звездах. Щит и меч лежали рядом.

Я крутил головой по сторонам. Какой замок? Какая ведьма? Какой граф? Я каменотес из Каррары, я ломал слоистые скалы и мой осел таскал их обломки, мы с осликом были счастливы. Но мой труд стал не нужен, предначертанная жизнь обернулась дымкой. Я отправился наемником в реконкисту и теперь в далекой Испании сражаюсь с сарацинами. Здесь плохо. Здесь нет жизни. Посреди пустыни стою я день... месяц... год...

Сколько лет прошло? Неизвестно. Сознание оставляло меня. Любовь навещала во снах и звала, но я не мог дойти, отвлекался на пустое. Ослабевший разум впускал видения будущего, видения прошлого, но не было места для настоящего, для любви. Было место для алчности, зависти, обжорства, высокомерия, похоти, злобы и уныния. Иногда мерещился холодный город с тяжелым воздухом. Улицы забиты железными повозками без коней. В повозках сидели люди с пустыми взглядами. Такой же взгляд был у меня. Я понимал, что зря, совершенно зря отправился в пески. Надо было оставаться дома, верить в судьбу, и все получилось бы. Я бы женился, пахал землю, растил детей и внуков, радуясь жребию, выпавшему мне, молясь и веря, что на смертном одре приму свой крест в кротости и счастии…

Я лишился этого, выбрав обогащение. Я обогатился и потерял все, что не было похоже на монеты в моем клатче.

Странные мысли одолевали меня. Странные видения. Я не понимал их смысла. Я озирался по сторонам. Силы покидали меня. Я слабел, падал на песок, переворачивался на спину, открывал глаза и последнее, что видел – полет коршуна высоко в небе. Меня выворачивало наизнанку, я просыпался.

В пустыне? В замке? В Йерусалиме? В Москве? В Красноземске? В жопе мира? Темно и непонятно...

С утра дом был похож на зверинец без смотрителя: засран и загажен, животные разбежались. Впрочем, Владимир Александрович вооружил проституток тряпками и гонял по этажам. Еще одно правило, придуманное Жорой. После отработки проститутки получали выбор: либо идти прямо сейчас за периметр и своим ходом пробираться к цивилизации, либо за дополнительные пятьдесят долларов вознаграждения голышом привести дом в порядок и одетыми прынцессами на «Додже» вернуться в Москву, к станции метро «Красногвардейская»

Проститутки сновали по дому, наводили марафет везде, где прикажут. Самую дерзкую по-прежнему пользовал охранник, на этот раз в бане, куда я непонятно зачем поперся. Наверное, хотел прогуляться по морозцу!

Подскочивший по пути Владимир Александрович пояснил, что блядюшка неадекватная попалась, грозит быками и адвокатами. Поэтому в бане прямо сейчас немного занято. Там продажную тварь приводят в сознание, нашампуривают как положено. Очко узкое, за неделю разработают, заодно мозги через расширившийся проход почистят. А послушных выпустим, как наведут порядок. Бюджет уборки – по полтиннику каждой, к общим расходам плюс триста пятьдесят, при этом экономия на клининге шестьсот сорок. Вот здесь расписаться. Сотрудники будут распущены после проституток. Да, здесь никого не останется кроме охранника и Ахмеда, который живет в подсобке, на православные праздники не отвлекается, исполнит любую работу по дому. Баня освободится сразу, как шалашовка осознает глубину собственной неправоты! Но прямо сейчас туда ходить ни к чему!

Не пошел я в баню, вернулся к гостям.

Гости разъехались в полдень. «Додж» с проститутками уехал через три часа. Я вспомнил, зачем к бане направлялся. Как мог забыть?!

Хотел проверить готовность бассейна, чтобы покувыркаться с Вероникой и Лилей, вполне довольными прошедшей ночью и готовыми на продолжение с девиациями. Я лелеял в памяти воспоминания о лучшей ночи в жизни на яхте год назад и мечтал повторить былой угар.

Отправился в баню.

Дерзкая проститутка дремала на скамейке с прикованной к ноге наручниками тридцатидвухкилограммовой гирей. Хм. По интеркому связался с охранником, попросил убрать тело. Девчонка очнулась, дернулась, глянула на меня красными опухшими глазами: «Ты кто? Хороший человек?»

Я хмыкнул, развернулся и ушел с перекатываемым внутри ответом: «Хорошим человеком перестал быть года два назад или три. Я теперь другой. Не хороший и не плохой. Другой, потому что время другое.»

В доме случился сюрприз. На прибранном втором этаже меня ждали Вероника, Лиля и еще две студентки, которые в город не поехали. Решили отмечать Новый год здесь! Вероника самым естественным образом оказалась бригадиром девичьей стайки. Скомандовала: «Скоро ужин! А сейчас взбодримся!», врубила музло с ночной электричкой и ветром, дувшим с моря, разлила шампанское... пока чокались и выпивали, Вероника протянула дюжину дорожек, достала купюру с Франклином и всех отправила в космос... мой организм зарядился нескончаемой эрекцией и начал преследовать все подряд влажные отверстия...

Последний год я жил воспоминаниями, как ходил на яхте, нашпигованной модельными телками, из Ниццы в Малагу. Лучшее время в жизни, как осозналось позже. Калейдоскоп воспоминаний складывался в мозайку мечты: толпа девиц на все согласных и я, богатырь с нескончаемой эрекцией.

Увы, осознание счастья пришло позже. На тот момент больше всего на свете хотелось спать. Хорошо, что представилась возможность повторить счастливые моменты! Даже яхту покупать не надо...

Секс фонтанировал, иссякал и снова фонтанировал, имитируя иллюзию близости к идеалу, засевшему в голове. После каждого акта ломило тело, щемило пенис и раскалывалась голова. Спасал порошок в сочетании с шампанским: разум взрывался, плоть тонула в пучине страсти... как мечталось ранее... начинай сначала!