Обсуждение

2 июля 1993г.
пятница
19-25

В пятницу вечером Жорик ворвался в квартиру, метнулся к тумбе, посчитал зеленые купюры, заключил:

– Тридцать семь. Не густо. Эх, намыть бы еще двадцатку. С полтишка подняться можно…

Я смотрел «Однажды в Америке» и на финансовые умозрения не отвлекался. Тыщей больше, тыщей меньше. Все одно – криминал, бессмысленный, бесперспективный, беспощадный. Дороги две – в тюрьму или на кладбище.

Жорик скользнул взглядом по экрану, взъерошил пятерней мою макушку:

– Сказки и глупости. В жизни все серьезней и проще, чем в Бронксе. Чего кислый? Обедал плохо? Сейчас отъешься. Пять минут на побриться-помыться, и чтоб сверкал, как яйца мартовского кота.

Я, удивленный переменой Жоркиного настроения, последовал в ванную, ополоснул лицо. Потом надел белую рубашку, с прошлого раза повязанный галстук, пиджак, смахнул пыль с туфлей и вышел на улицу, ожидая увидеть очередной ворованный автомобиль.

Нет, там стоял таксомотор «Волга». Я занял заднее сиденье. Жорик взгромоздился на переднее и скомандовал таксисту: «К ресторану «Арбат», как договаривались».

– Что за повод? – спросил я Жорика.

– Проект «Офис под сдачу» окончен. С понедельника начнут искать, возможно с ментами и бандитами. Поэтому на проспекте Мира ближайшие полгода не светимся. Парнас получен, чутка не хватает. Прорвемся. 

Тут же, без паузы, обратился к таксисту:

– Ты уши не грей. За дорогой следи!

Таксист вперил взгляд в дорожное полотно. Я уставился в окно. 

Ничего не понятно. Парнас. Прорыв. Скучно...

Приехали.

Столик, заказанный Жориком, благоухал свежей скатертью и радовал сервировкой.

– А кто еще? – спросил я, пересчитав количество вилок. Двенадцать, многовато для двоих.

– Бухнем с реальным купцом и его бабой. Тоже офис хотели снять. Но кидать их на две штуки жалко. Там дела интересней. Их денег сто раз хватит выкупить все хозяйство Ефимыча с чердаками и подвалами. Где же они пропадают? Уже пора, – Жора огляделся, посмотрел на часы и отхлебнул нарзан из фужера.

Через полчаса, расковыряв содержимое салатниц и уполовинив красную икру в вазочке, расстроенный Жорик констатировал:

– Продинамили, паразиты. Может, почуяли неладное? Ну, да ладно. За все уплачено. Хаваем за четверых!

– А что за мужик был? – поинтересовался я.

– Чего теперь говорить, если нет его? Только воздух сотрясать. Жуй и запоминай: рассуждать надо о том, что есть и что можно пощупать, а не о том, что обещало показаться, но пропало.

Делать нечего, чокнувшись рюмками за реальные дела в настоящем и будущем, набросились на полчаса пощипываемое. Поднесли горячее. Прекрасно!

Потребление снеди отвлекло от худых мыслей. Подобие суеты охватило: «Не пришли и не надо. Нам больше достанется!» Мне, например, полегчало. Одним криминальным проступком меньше.

Взгляд Жорика превратился в маслянистый ищущий:

– А где тут прайд из светских львиц? О, вижу цель.

Кривым боком встав, чуть не свалив всю посуду, Жорик направился к столу напротив, к девице, нервически курившей тонкую коричневую сигарету посредством мундштука.

Жорик уселся напротив, закинул ногу на ногу, закурил Марльборо, пустил струю дыма в сторону девушки и что-то произнес. Та плеснула минералкой в Жоркино лицо и отвернулась, стреляя глазами по залу, будто ища кого-то. Жора раскланялся, расшаркался, мол, миль пардон, обознался, бывает по пьяни, скюзэ ми плиз.

Утерев лицо салфеткой, прихватил пробегавшего мимо официанта за лацкан пиджака. Тот проследил взглядом за вложенной в нагрудный карман десятидолларовой купюрой и кивнул в сторону двух надменных девиц, восседавших в конце зала, беспредельно далеком, но в условиях видимости.

Жора, залитый минералкой, пьяный, но по-прежнему бодрый остолоп, пересек просторы ресторана, подрулил к девчонкам и завернул долгую тираду. Девицы улыбнулись, встали и под ручку с ним отправились в долгий поход к нашему столику.

– Чего будем пить? – спросил Жора рыженькую, разместившуюся чуть ли не на его коленях.

– Начнем с шампанского, – объявила она деловито.

– Экселенс! Андрюша, есть дело, – обратился Жора к стоявшему рядом официанту. – Бутылку шампанского и поживей. Скоро отчаливаем.

Шампанское, а потом коньяк дело делали. Я чувствовал себя легко и непринужденно. С подружек слетели спесь и гонор. Они вовсю подхихикивали Жоркиным словоблудиям. Посиделки медленно, но верно превращались в поездку до нашей холостяцкой квартирки, а там...

Ни с того, ни с сего Жорик встрепенулся, перестал обжимать рыженькую, согнал с колен, обрел серьезный вид.

Через минуту я сообразил, что он прислушивается к разговору, имевшему место за соседним столиком. Там восседал пузатый дядька, бомжевато одетый, похоже, случайный гость. Шел к пивнушке, заплутал и свернул не туда, бывает. Его сотрапезниками были франты откутюр. Имели вид холеный, напомаженный, сверкали «Ролексами» и золотыми перстнями. Одежда парней была ладной и гладкой, как на американских банкирах в кино про сладкую жизнь.

Девчонки слюни пускали в их адрес. Эх, когда я стану таким щеголем?!

Еще через минуту я понял, чем соседский стол привлек Жоркино внимание. Бомжара распекал франтов, франты тупили глазки. Предмет распекания не слышался, да и не интересовал.

Меня пожирала глазами приведенная Жориком брюнетка, являвшая выпуклое воплощение похоти. Похоже, тайные мысли, мои и Регины, так звали девушку, казались одинаковыми: «обнажиться и …»

– Значит так, – оторвался от подслушиваний Жорик. – Ты, Рома, езжай с Регинкой в «Терем» и жди нас с Виолкой. Сейчас отзвоню, чтобы вас встретили и усадили. У меня дела! Езжайте.

Я сказал сам себе «Йес!» и с полноватой, а если судить по колыхающейся походке, натурально толстой Региной пошел в гардероб. Суетливый гардеробщик выудил из темных недр ярко-красный плащик и, накинув на пухлые плечики спутницы, глянул на меня. Вопросительно-выжидательно глянул, прохиндей. А денег было – кот наплакал. К походу в ресторан я не готовился, двести тысяч карманных рублей оставил в тумбочке. Вздохнул, выудил из кошелька посиневший от одиночества стольник и протянул гардеробщику на чай. Регина сопроводила мои действия внимательным взглядом, потом уточнила:

– А сколько у тебя денег?

– Двести тысяч есть дома.

– Не поеду я никуда.

– Почему?

– Подрастешь, узнаешь, – и, покачивая мячами бедер, вернулась в зал.

В лицо бросилась краска. Я почувствовал себя мерзко и гнусно.

Что делать, если я по-прежнему нищ, нищ и еще сто тысяч раз нищ, несмотря на двести тысяч в заначке? Можно только поскрипеть зубами: «Ладно, я еще всем покажу! Я вам такое устрою!»

Я вышел из стеклянного заведения под названием ресторан «Арбат», добрался до троллейбусной остановки и на «букашке» поехал домой. О «Тереме» даже слышать не хотел.

Вернувшись, врубил видак, но не смотрел, а злился, кипел от злости, плавился. В голове зрели и лопались планы жестокой мести. Слезы и визги мерещились по углам комнаты, а Жорика все не было и не было.

Он появился через три часа, пьяный в дребадан, не способный связать пару слов. Издавая подвывания, икания и бурчания Жорик ринулся в туалет и долго, шумно, взахлеб избавлялся от содержимого желудка. Потом занял табурет на кухне, пялился в окно и раз в пять минут бегал к унитазу.

Разговаривать бесполезно.

Не дождавшись от Жорика признаков ментальной и телесной дезинтоксикации, я, разочарованный, злой, бурлящий и кипящий, пошел спать. По пути дал клятву – «Я вернусь!»

30 июня - 2 июля
1993 года

Для чего мутим офис на проспекте Мира, узнал в конце недели. Жорик обкашлял тему с Ефимычем, получил договор прямой аренды помещения в бумажном виде и тут же пересдал площади в субаренду каждому желающему по бросовой цене.

В газетах «Из рук в руки» и «Все для вас» Жора разместил объявления о сдаче в аренду шикарного офиса с евроремонтом класса В-минус на проспекте Мира.

Утром пятницы хлынул шквал звонков. Жорик безостановочно общался с потенциальными арендаторами в офисе, с каждым в строго определенное время.

Размахивая кипой бумаг, завизированных Ефимычем, он выписывал в отделе кадров пропуска, отводил прибывших в помещения и демонстрировал сто восемьдесят квадратных метров, доступных с понедельника. При этом тряс договором прямой аренды, действительным на протяжении полутора лет, и доставал из портфеля договор субаренды в двух экземплярах. Для проформы торговался с будущими арендаторами, скидывал то пять, то десять баксов с квадратного метра, выписывал приходный ордер, ставил печать, клал аванс в карман и лучезарно улыбался:

– Да-да, в понедельник можете въезжать. С пятого июля вы здесь полные хозяева. А мы расширяемся, в особняк на Трубной съезжаем. Тут недалеко. Будете проходить мимо – непременно ждем в гости!

С каждого клиента Жорик брал аванс в две тысячи долларов. Клиентов было много. Я нервничал. Принимать участие в противоправной деятельности отказался, сидел дома и пырился в видак. О происходящем в НИИфизматнаук узнавал со слов Жорика, ежевечерне выгружавшего баксы.

По моим подсчетам, он собрал не меньше пятидесяти тысяч. При этом жаловался, что на оплату мобильной связи улетает триста баксов ежедневно. Плюс замучили угрозами дружки Красного, обещают под землей найти, выкопать, намотать гениталии вокруг шеи и закопать обратно.

После таких слов становилось дурно.

С другой стороны: американские деньги, аккуратно упакованные, перетянутые резиночками, лежали в тумбочке и легко поддавались пересчету, в отличие от страхов.

29 июня 1993г.
вторник

Сказано – сделано. С утра поехали на проспект Мира. Поручкались с директором НИИфизматнаук Вячеславом Александровичем, вялым старичком, рассеянно выслушавшим Жоркин словесный поток о математической Америке. Как только Жорик предположил, что лет через восемь здесь будет проведен первый в истории мироздания междупланетный математический симпозиум, Вячеслав Александрович махнул костлявой ручкой: «К заму по общим вопросам. Дмитрий Ефимович владеет информацией и, возможно, поможет.»

– Хреново быть старым пердуном и импотентом в одном лице. Ты видел человека, которому не нужны доллары, а также фунты, франки, бундесмарки и прочая свободно-конвертируемая валюта, – резюмировал Жорик по выходу из кабинета. – От этой жизни Лексаныч получил все удовольствия во времена лучшего друга математиков товарища Сталина, а поджилки трясутся до сих пор. Хорошо, что есть наводка на зама. Наш человек. Кажется, в другом крыле заседает.

Пустынными коридорами отправились к заместителю, про которого Жорик ни с того, ни с сего сообщил:

– Имей в виду, Ефимыч – личность боевая. Кремень-мужик. Ничему не удивляйся и виду не показывай. Баб егойных посылай подальше...

Боевой личностью оказался приземистый старикашка лет пятидесяти, ухвативший суть вопроса в первые пять секунд Жоркиной речи об аренде. Пожевал губами, стрельнул глазками влево-вправо и предположил, что помочь можно, но, как говорится, овес нынче дорог. Помолчал. Вопросительно глянул на Жорика. Жорик ответил кратко:

– Овес будет.

После паузы добавил:

– Завтра. И клевер тоже, потому что зеленый.

– Спешить не надо. Сначала помозгуем, посовещаемся с коллегами, а там и встретимся на следующей недельке, – предложил Дмитрий Ефимович.

– Встретимся завтра, – жестко перебил Жорик. – Обсудим общие интересы и выкатим ценик, потом совещайтесь до морковкиного заговенья. Приятно познакомиться. До встречи.

– До встречи, – ответил завхоз, хлопая глазками.

Мы вышли на улицу. На душе нерадостно. Тяжело и хмуро, если честно. Очевидно, Жорик затевал очередную аферу, пользы от которой не предвиделось. Я сразу спросил:

– Зачем офис тут? Мы же на Нагатинской планировали размещаться.

– Чтоб в "ВычМехе" разместиться, нужны деньги, которых нет. Есть семь трупов, есть кольцо, а денег нет.

– И чего? – озадачился я. По моим подсчетам трупов было четыре. Возможно, Жора за время вчерашнего отсутствия усугубил список…

Жорик понял по-своему:

– А того. С помощью этого офиса вымутим стартовый капитал. Рассказывал тебе о схеме: деньги делают деньги. Чтобы затеять бизнес, надо начинать с капитала. Если у тебя капитал сто баксов, то и бизнес будет такой же, на сто баксов. А нам серьезные дела предстоят. Без грамотного старта не получится. Эх, мильончик бы вымутить, да хотя бы сто тысяч. Вот только где?

– Не знаю.

– Зато я теперь знаю. И ты узнаешь своим чередом. Домой езжай, а я мотанусь в пару редакций по делу.

28 июня 1993г.
понедельник

Ночью хлебал воду из чайника. Утром валялся на диване. Днем блуждал по квартире. В голове царила пустота. Жорик, способный катализировать общие и частные воспоминания, отсутствовал. Странно. Он всегда мельтешил рядом. Хм... Похоже, как настоящий товарищ, доставил меня домой, а потом, как настоящий джентльмен, занялся транспортировкой девчонок в дальнее Кукуево. Девичьи чертоги восхитили и покидать девичье общество Жорик не спешил. Я бы тоже не спешил. Ну да ладно. Жорка намечал, что сей день посвятим обдумыванию житья-бытья. В обществе будущих актрисок ему не выполнить намеченное, а мне что мешает?

Включил телевизор, прощелкал до канала «Дважды два», убрал звук, отложил пульт дистанционного управления в сторону. Глянул на ви-джеиху, фигуристую брюнетку в кожаной куртке, мечту и песню эротических грез.... Телеведущая открывала рот, экспрессивно жестикулировала. Я наблюдал за колыханием форм, погружался в прострацию... Стоп. Я перевел взгляд с экрана на окно. Небо синее, высокое, чище чистого. Ни облачка, как у меня на душе. Самое время поразмыслить над бытием своим.

Итак, что хорошее и плохое приключились за прошедшую неделю? С Жориком познакомился во вторник утром. В среду переехал в роскошную квартиру, предоставленную в полное распоряжение. Напичкали теле-видеоаппаратурой, компьютерной, организационной и бытовой техникой, которая в прежней жизни могла лишь пригрезиться. Прямо сейчас на левом запястье сверкает «Брейтлинг». В шкафу висят дорогие одежды, носить не переносить. В холодильнике охлаждаются разнообразные продукты – паштеты-сервелатики, творожки-кефирчики-йогуртики... В карманах… нет, в тумбочке лежат двести тысяч рублей, выданные Жориком на мелкие расходы. Я возвращал сдачу с покупок, но получил команду: «Оставь, пригодятся».

Мои почти личные двести тысяч.

Сказка, песня и цель жизни – иметь денег больше, чем можешь потратить в мечтах! Зарплата в сторожах равнялась тридцати тысячи рублям, которым безмерно радовался. Если подходить с умом, то пяти тысяч рублей хватало для нормальной жизнедеятельности в течение недели. Без гусарства, конечно. Таким образом за месяц можно скопить десять тысяч, за полгода – шестьдесят, а за год – сто двадцать. Да, именно к этой цели я двигался, пытаясь накопить на видеоплейер, но ни разу больше двадцати шести тысяч в копилке не откладывалось. Как бы ни старался, как бы жестоко ни экономил… А тут двести тысяч лежат, дожидаются своей участи. Куда тратить, если все куплено?

Я встал, прошлепал до холодильника, вернулся с «Туборгом». Отхлебнул из горлышка, пустил внутрь бодрячка, оживился… Продолжаем размышлять дальше. Ну их кобыле в трещину, эти деньги! Надо выводы делать и разбираться, как жить дальше. Да!

Жизнь за неделю переменилась в сторону, о которой мечтать не мог. Я сделал глоток, второй, третий… воспарил, упиваясь недавними приобретениями... вернулся в реальность. Перевел внимание на темные стороны прошедшего. Помрачнел, вспомнив побитого хозяина «БМВ», четыре трупа в «Тереме». Принять как должное и успокоиться? Нет. Нельзя! Почему? Четвертый глоток пива ответа не принес. Пятый, шестой… Нет внятного ответа, кроме одного – так нельзя!

Так нельзя. Неправильно. Не по-людски.

Я сходил за второй бутылкой пива, вернулся, перенастроился на позитивный лад. Вспомнил мгновение, как теребил в кармане полторы тысячи баксов – безумные деньги, попавшие в карман между прочим. Чувствовал себя пупом Вселенной. Жизнь удалась, желания исполнены...

Нет, не так. Большие деньги легко и просто превратились в удобные вещи, но не вознесли на вершину счастья. Прошелестели и пропали в кассе, как мелочь при покупке пива.

М-да, я ничего не имел в недавнем прошлом, кроме набора посуды и одежды. Ну, почти ничего… Старый кассетник не в счет!

Признаю, что был гол, нищ и обуреваем завистью. Жил в неврастении и жаждал денег, алкал всего на свете, что можно купить.

Получив в десятки раз больше, чем мечталось, не удовлетворился.

Черт!!! Я душу продавал не за пиджак, стиралку и десять галстуков на пузо!…

Сгонял за третьей бутылочкой, вернулся, отхлебнул…, задумался… еще раз задумался… О чем недавняя думка? Кубатура в ноль тридцать три – не наш формат, чисто буржуйский. Не дает сосредоточиться, постоянно отвлекаешься!

О чем думал до того, как зачастил к холодильнику? О деньгах, полученных и потраченных? О шмотках, квартире и аппаратуре? Нет! Изначально мысли ворочались в другом направлении. Надо бы разобраться, что делать завтра, послезавтра и последующие дни. Да, именно так. Что делать?

Я цедил пиво, пялился в телевизионный ящик и строил логические конструкции. Получалось плохо. Мысли путались, разбредались, возвращались, непотребно спаривались, но самая главная из вида не пропадала. Я точно знал, что с Жориком не по пути, надо расставаться.

Нельзя во имя краткосрочных благ становиться преступником и аферистом. И во имя долгосрочных тоже. Мне противны Жорины деяния, приведшие к нынешнему положению вещей. Надо половчее от него избавиться.

Но как?

Или не надо? Я иду прицепом и ни в чем не виноват!

Или виноват?

Имею право вкушать плоды Жоркиной деятельности, упавшие на меня? Или тварь дрожащая?..

Без бутылки не разобраться. Тьфу!

Выключил мозги, загрузил кассету в видак, окунулся в джунгли «Хищника».

В первом часу ночи объявился Жорик: шум-треск на входе, грохот об дверной косяк и алкоголический хохот пополам с пересказом событий:

– Умора! Не поверишь! Был у ребят. Там такие дела творятся, усцышься! В общем, Красный с битюгами в пески попал. И прикинь, рядом менты тусуются, ими же подбитые. Во как! Часа два бились на кулаках. И че ты думаешь? Снайпер со стороны двоих снял, третьего царапнул. А хуле? Что у Красного, что у ментов ребята тертые, Афган прошли. Смекнули, что сафари-цирк открыт и они в нем зверушки, к камням ломанули. Пока ломились, обиды друг на друга не держали, помогали как могли. На утро объединились и, прикинь, голыми руками, на рывок, захватили танк. Красавы! Сейчас склад штурмуют. Зуб даю, поднимутся на раз и через недельку-другую в город попрут, за бараки биться. У них в крови – что у ментов, что у бандюков – под себя клиента нагибать. Молодцы, ребята. Давно таких отчаянных там не было, лет пять. Рома, не представляешь, какая бойня! Ну ладно. Я по нашим делам кое с кем пошушукался. Обещали подсобить. Так что начинаем работать и зарабатывать. Не боишься?

– Э-эээ....

– Готовсь. Завтра начнем. А пока отоспись. С утра нужен бодрым и румяным. Я тоже спать!

27 июня 1993г.
воскресенье
21-30

Салат и телятина проскочили на ура. Я навел фокус на очередную рюмку, но обломался.

– Студент, стапэ! – приказал Жорик.

– Что такое?

– Не нажрись как вчера. Кстати, Кирюха нарисовался. Надо за жизнь потрещать. Ты в разговор не встревай. Ни к чему. И с бухлом не части!

К нашему столу подошел высокий, под два метра, и очень худой парень. Похоже, на десяток лет старше меня. Сухо поздоровался, присел на стул с краешка стола, скользнул взглядом по мобильному, лежавшему меж тарелок, покосился на графин с водкой, отодвинулся. Жорик с бухгалтерской сноровкой достал из саквояжа стопку бумаг, порылся, вытащил из середины листок, скользнул взглядом по строчкам... ухмыльнулся:

– Кино хочешь снять?

– Ну да.

– На Оскар?

– Э-эээ, ну-ууу, – пожал плечами Кирилл, изображаю пантомиму "почему бы и нет, если все фишки сегодня мои".

– Нарядно. Не стандарт. Кем работаешь?

– Это, в общем, на телевидении…

Жорик скосил глаз в сторону листка и подсказал:

– Помощник осветителя?

– Да.

– Значит так, Кирилл. Бюджет хоть завтра нарисуем. Сколько надо в цифрах?

– Ну, тысяч сорок… по минимуму. Лучше бы соточку, конечно.

– А отдавать как будешь?

– Чего?

– Деньги обычно дают не за красивые глазки, а в долг, и хорошо, если без процентов. Каким образом вернешь?

– Ну, про это разговора не было. Я не думал.

– Так подумай, – Жорик устало улыбнулся. – Кино снимешь, согласно подписанного в бумагах. Бюджет будет без вопросов, как в сказке. Но потом, как в жизни, придут быки и спросят: «Куда бабло просрал и как закроешь тему?» На вопрос ответишь?

Кирилл окаменел пораженный таким поворотом. Я тоже удивился, как все не просто в кинематографической жизни. Жорику пауза, возникшая за столом, надоела через минуту.

– Так, Кирюха. Давай не будем пороть горячку. Поступим как серьезные люди. Откроем контору, заработаем чутарик и вложимся в кино собственными средствами. Снимешь фильм, какой захочешь и никого слушать не надо. Полгода хватит, чтоб соточку поднять и просрать в удовольствие. Никто не спросит, как возвращать собираешься и что там насчет процентов.

– Каких процентов?

– Стандартных, десять в месяц. А ты как думал? Считай. Съемки месяц. Перед этим подготовительный период, плюс монтаж, плюс озвучка плюс прокат. Бабки спонсора зависнут на год минимум. Так что на двести штукарей попадешь сразу. Ответишь за попадос? Не ответишь. Поэтому надо мутить собственную контору.

– Э… Какую контору?

– Не знаю, – Жорик пожал плечами. – Мне без разницы. Тебе какой бизнес ближе? С чем справишься? Давай ролики для кабельного клепать, что ли. Доступ к бетакаму есть?

– Конечно.

– Вот и славно. Начинай директором рекламного агентства и клепай видосики. Кино снимем через год. Бери рюмку. За рекламное агентство. Будем!

Я махнул стопочку, завороженный умением Жорика мутить дела в любой сфере деятельности. Кирилл, ошарашенный не меньше моего, махнул водки, зажевал черемшой, запил минералкой. Жора ковырялся в салате и внимания на нас не обращал.

За четверть часа мы выпили еще два раза по сорок за процветание создаваемого бизнеса и важнейшие из искусств, каковыми являлись кино и цирк. Потом Жорик обменялся с Кириллом номерами телефонов при условии обязательного созвончика на неделе, после чего новоиспеченный директор рекламного агентства исчез с кучей извинений. Ссылаясь, что край, жопа, опаздывает, шеф с говном сожрет, занял у Жорика десять тысяч рублей на такси и был таков.

Я проводил мутным взглядом стоеросовую осинку, удалявшуюся, превращавшуюся в колосок, исчезнувшую. Сообразил, что надо стопорить с выпивкой, флора родного края мерещится не к добру. Сосредоточился на плошке с салатом. Взял в руки нож с вилкой, прицелился и приступил к поеданию, сканируя публику.

Публика казалась славной. Присутствовавшие знали друг друга с детсадовских штанишек. Появление каждого прибывшего вызывало цунами восторга. Со всех сторон неслись охи, ахи, расспросы про дела, здоровье и, вообще, «где пропадал? давай сюда!» Кавалеры троекратно лобызались, дамы терлись щечками. Лица лучились неподдельной радостью встречи. Воздух сахарился от всеобщего сладкосердечия. Приятные милые люди окружали меня.

Я поверил: счастье в жизни есть и заключается в достойной творческой работе и достойном интеллигентном отдыхе после нее. Почему никто не надоумил меня заказать жизнь литератора или режиссера? Легкая досада уколола и пропала. Я, забыв о наказе не частить, махнул водки себе и Жоре. Тот оторвался от блокнотика и благосклонно кивнул: «Не возражаю».

Чокнувшись, опрокинули внутрь пламенный оптимизм. Хорошо! Жора, ухнув, отставил рюмку в сторону, покрутил головой по сторонам, кивнул и оп! К нам подсадили двух девчонок. Я не успел сфокусироваться на гостьях, как был представлен успешным финансистом. Девчонки радостно взвизгнули, назвались Лидочкой и Аллочкой, студентками театрального института, цапнули по рюмочке. Жора предложил тост за великого Станиславского. Согласно выпили. Потом без перерыва выпили за не менее великого Немировича. За такого же великого Данченко пили не в полном составе. Культурные тосты я поддерживать не мог. Откинувшись на спинку стула, отрешенно наблюдал, как официантка приносит еще один, то ли третий, то ли четвертый графин водки, ставит новые закуски, подкладывает девчонкам плошечки. Девчонки на еду отвлекались через раз. Пили водку. Закусывали. Пили. Не закусывали, отходили поплясать под ансамбль. Возвращались. Пили...

У-э-ффф!

Я сконцентрировал внимание на собственных ощущениях. Употребляемая водка травила внутренности совсем не так, как пиво днем ранее. Ощущения не из приятных. Меня плющило, гнобило и выворачивало. Определенно, органам пищеварения не нравилось чрезмерное употребление сорокоградусной. Вчера после двух литров пива тоже пришлось не сладко, но процесс пивного опьянения не вызывал явное отторжение со стороны организма.

Тем временем Жорик встретил очередного знакомца, привел за стол и начал выпытывать, какого хрена тот засиделся в своем НИИ, не пора ли заняться делом. Знакомец, представившийся Вадимом, имел вид озадаченный. Крутил головой по сторонам, хлебал водку и обещал:

– Говно вопрос! Делами займусь. Нужно помещение. Идеи есть. Давай! Хоть завтра.

– А у нас наоборот, – махал кудлатой головой Жорик. – Помещение есть, а идей не хватает.

Лидочка с Аллочкой радостно поддакивали. Точно, не хватает идей! Мир застрял в модерне! Выпьем за постмодерн!

Потом мы сдвинули столы с соседями, в компанию добавились два паренька, с которыми я снова пил водку. На какие темы – не помню.

Я мерзким образом напился до беспамятства и факт доставки собственного тела домой в памяти не сохранил. Куда девались будущие актриски, тоже не помнил.

27 июня 1993г.
воскресенье
20-45

Наряженные, напомаженные, как на первое свидание, мы выскочили на улицу и остановили крадущийся мимо таксомотор. В моей голове цокали штиблетами и кривлялись под аккомпанемент «Путтин он зе Риц!» мысли о сверкающем будущем.

Ах, как хорошо все начинается!

Ах, как все замечательно складывается!

Додумать, каким восхитительным паззлом собираются обстоятельства, не получилось. Ресторан, в который стремился Жорик, располагался недалеко. Три поворота, разворот, сто метров по прямой и вход в полуподвальчик с витиеватой медной вывеской «арт-кафе Шер Ами».

– Так. Жрем водку до поросячьего визга, – ничуть не сообразуясь с элегантностью заведения, озвучил план действий Жорик. – Не сцы. Пипл простой, без выпендрежа. Начинающие актеры, монтажеры, осветители и прочие звезды кино в будущем. Ты тоже не тушуйся. Позиционируйся финансовым консультантом.

Я неопределённо боднул воздух согласием. Кого консультировал и зачем – не интересовало. Больше занимала грядущая пьянка в невиданном ранее антураже. Мои представления о московских ресторанах ограничивались байками бывалых старшекурсов, как однажды, подкупив швейцара, компанией проникли в гламурное кафе «Валдай» и славно там покуролесили, или как в наглую забурились в солидный ресторан «Славянский базар» и опять же славно там побезобразничали.

Мои путешествия по точкам общепита в дожорикову эпоху ограничивались посещением кафе «Адриатика» у Гагаринского и кафе «Виру» на Метростроевской. Был период, когда ухаживал за первокурсницей Иняза. Ухаживания закончились ничем, а воспоминания остались.

Мы открыли дверь. Возле гардероба стояла девушка с кожаной папкой в руке. Выслушала Жорика, поведавшего, что утром заказал столик на четверых, на фамилию Кофин, на время двадцать ноль-ноль, но увы, неотложные дела попридержали, поэтому приехали во столько, во сколько смогли. Кстати, дозвониться не получилось, и по-прежнему очень-очень жаждется посетить заведение и спустить колоссальную кучу денег. При этом Жорик небрежно помахивал мобильным телефоном, как бы подтверждая, что пытался дозвониться, но пребывал в зоне недоступности…

Девица благосклонно выслушала Жорика, прихватила с тумбы пару-тройку папок и, косясь на мобильник, повела нас в зал. Там оставался не занятый столик, который мы заняли.

Подскочившая из ниоткуда официантка убрала табличку «Зарезервировано» и расположилась по стойке «смирно» за Жориной спиной. Девушка, приведшая нас, наверное, администратор, вручила огромные папки с тиснениями "Меню", "Барная карта", "Винная карта" каждому, пожелала приятного аппетита и удалилась. Жорик погрузился в изучение содержимого меню, бурча под нос нечленораздельное. Я бросил взгляд на страницу с салатами и отложил папку в сторону. Целиком полагался на Жоркин вкус. Названия блюд, не отметившихся в прейскуранте общажного буфета, оставались для меня темным лесом: «Цезарь», «Греческий», «Кубинский»… Что в их имени для студента, ничего слаще сосиски с «Витаминным салатом» не едавшего?

Жора, пробежавшись по страницам, захлопнул папку и обратился к официантке:

– Здравствуй, Лорочка. Значит так. Пару горячего на свое усмотрение, закусок каких-нибудь вкусненьких и поллитра водки, самой дорогой.

Лорочка мило улыбнулась:

– Вам мясо или рыбу?

– Телятину. Обоим. Остальное – не важно. Главное, чтоб хорошо залетало под беленькую.

Лорочка еще раз улыбнулась и легкой походкой удалилась.

– Какой повод для пьянки? – поинтересовался я.

– Простой! Восполняем пробел. Вчера отметить не смогли, кое-кто в муку нахуюжился. В общем, синий блокнотик закончился и пошел на выброс. Теперь занимаюсь зеленым. Не вижу повода не выпить.

Перехватив мой удивленный взгляд, уточнил:

– Занимаюсь вами, в метро ехавшими. Толиком, Настей, Верочкой и прочими... Чует сердце, покуражимся, новые времена наступают, залихватские, не то что давеча!

Я заподозрил неладное. Кажется, утрачивал эксклюзив на Жорика и его добрые дела. Полдня назад радовался финансовому благополучию, порожденному Жориком, а теперь ломало делиться с посторонними. С какой стати? Зачем Жорику переключать внимание на всяких-разных Толиков и Верочек?

Додумать и найти ответ не получилось. Рыская взглядом по столу, наткнулся на мобильный телефон, лежавший перед Жорой. Что за чудо научно-технического прогресса?

– Как аппарат называется?

– Макс Бенефон.

Не может быть! Я вспомнил, как пару недель назад в офисе обсуждали явление небожителя, оснащенного подобным агрегатом. По слухам, это был председатель правления банка, в котором контора держала счета. Владислав Аркадьевич тоже не прост – таскал «Нокию» в чемоданчике и выглядел безмерно крутым. Но, со слов бывалых менеджеров, в мобильной связи дела обстояли не так, как принято у пацанов в ровной жизни, а наоборот – чем меньше размер аппарата, тем больше пафоса у обладателя.

Жорик прочитал в моем взгляде вопрос и пояснил:

– У Красного арендовал. Ему теперь не нужен. Абонент вне зоны действия сети. Зачем добру пропадать? Пригодится, но включать пока рано. Быки звонят и вопросы пустые задают.

На столе появились шесть плошек с салатами, тарелка с соленьями, корзинка с хлебом, запотевший графин с водкой, две рюмки. Ух!

Я отложил тему с мобильным до лучших времен, обнюхал содержимое плошек. Вкуснючий запах, аппетитный, хоть на хлеб намазывай… Жора оглядел содержимое принесенных блюд, две плошки придвинул к себе, четыре отодвинул ко мне, разлил водку. Отследив идентичность налитых объемов, произнес:

– За сбычу мечт! – и поднял рюмку.

– За сбычу, – чокнувшись с Жориком, я опрокинул внутрь сорокаграммчик водки. Полость рта и часть пищевода обожгло. Я закусил малосольным огурчиком и полез вилкой в ближайшую плошку.

Жорик не закусывал. Прислушивался к уханью алкоголя прямиком в пузо, улыбался, крякал, отставлял степенно, чинно рюмку в сторону. Все – с важным видом.

«Что-то будет» – забеспокоился я.

Точно.

Все так же величаво, смакуя каждый микрометр траектории движения, Жорик полез во внутренний карман пиджака. Ах!!! Я, покрывшись холодным потом, вспомнил и остекленел. Там было…. Там был листок с… Жорик медленно, торжественно положил на стол передо мной…

Я чуть жульеном не поперхнулся от нахлынувшего счастья. Передо мной лежал «Брейтлинг»! Тот самый, с черным циферблатом и блестящим браслетом!!! Я мечтал о таком хронографе весь год, рассматривая глянцевые журналы в конторе. Сутки назад грезил в антикварской лавке, щупая, примеряя и наслаждаясь ощущениями. Предмет вожделения лежал передо мной и был моим. Жорик подарил, как отрезал:

– Босяцкий подгон! Носи, студент.

Я надел часики, полюбовался вблизи и на расстоянии, помахал рукой. Кр-ррасота! Чокнулся с Жориком за обновку, чтоб сносу не было, закусил, еще раз полюбовался. Готов был выполнять алгоритм любования до бесконечности, но тут принесли телятину.

Не сводя глаз с часиков, принялся орудовать ножом и вилкой. Не очень сподручно, но бесконечно, беспредельно радостно. Ах, ах, ах…

Собственно, пребывал в сладостном состоянии онемения, позволявшего лишь ахать, жевать и чокаясь употреблять.

27 июня 1993г.
воскресенье
11-20

На утро самочувствие страдало. Я валялся в кровати, шевелиться в тягость. Изредка выбирался на кухню, заглядывал в шкапчик и холодильник, что-то жевал и чем-то обильно запивал, боролся с похмельной апатией, между делом прислушивался к посторонним телефонным разговорам. Жорка долго, нудно, с просьбами продиктовать, а потом еще раз повторить, договаривался о встрече с далеким Геннадием Ивановичем, убывшим на дачу и теперь объяснявшим, как туда попасть.

Уяснив предстоящий маршрут к садово-огородным делянкам, Жорик повесил трубку и пояснил суть переговоров: «Слышь, студент. Есть дела. Еще один лишенец нарисовался. Работает в ЖЭКе, а хочет министерскую зарплату и черную «Волгу» с номерными знаками серии МЕЧ. Не знаешь, откуда такие бакланы берутся?»

Я неопределенно зевнул и побрел на кухню. Жорик последовал за мной, и пока я оздоравливался кефиром, расписывал план совместных действий. Параллельно мастырил завтрак на двоих – бутерброды, омлет, кофе:

– Значит так. Я мчусь к Геннадию на дачу. Ты очухивайся потихоньку и вали в магазин. Купи нормальный телефонный аппарат. «Панасоник», запомнил? А то эта рухлядь забодала. И еще. Со следующей недели начнем общаться с солидными кексами. Поэтому купи утюг, гладильную доску и стиральную машину. Автомат, шведскую или немецкую. Итальянскую бери в крайнем случае. Просек? Да, и это, не забудь про кофемолку! Тоже зацепи. Молотый покупной выдыхается, зараза…

Жорик метался по кухне с туркой в руке. Я, позевывая, в такт метаниям качал гудящей головой.

– Эй!!!! Не спи, замерзнешь! Запоминай. Чтоб стиралка была с доставкой и установкой. С магазинами не парься. Иди туда, где видак с телевизором брали. Сегодня работают до трех, сделают в лучшем виде, я спрашивал. Называется «Импульс», улица Александра Невского. Помнишь? Так вот, мотай на ус первое правило покупателя – не меняй продавца до тех пор, пока тот не обосрался. Если покупка устраивает, возвращайся за следующей и оплачивай. Повторяй итерацию до первого обсера, потом думай. Все ясно? Лавэшки щас получишь. И это, не забудь. Вечером пойдем в ресторан. Подготовься. Нужен приличный вид и все дела. Отметим начало новой серии. Ты вчера какой-то вялый был.

Жорик достал из кармана увесистую пачку долларов, выцарапал полтора десятка купюр и протянул со словами:

– Без гусарства! Сдачу оставь на потом. В видеопрокате боевиков каких-нибудь зацепи. На завтра дел никаких не намечается. Посидим, покумекаем как жить дальше. Заодно кинчик позырим.

Откуда у Жорика появилась наличность, я даже гадать не стал. Голова трещала, но соображала – вымутил у давешней убиенной четверки, не зря барсетки тырил. Наверное, они – криминальные спортсмены-рэкетмены – являлись единственным источником Жоркиных доходов. А мне что делать? Как дальше жить?

Я вздохнул, закрыл за Жорой дверь, послонялся по квартире туда-сюда-обратно и оп! ощутил прилив сил.

Сунув доллары в карман, отправился за покупками, переполняясь чувствами. Никогда прежде столько денег в руках не держал, лишь в сладких мечтах спускал капитал на что-нибудь такое-эдакое невообразимое, никоим образом на стиральную машину и утюг не похожее. Не об утвари мечталось две недели назад и не о костюмах с галстуками. Хотелось погрузиться в пучину беспечного гламура… или не хотелось?

Я напрягся, вспоминая, о чем мечтал четыре года студенческой жизни, и ничего конкретного, осязаемого, покупаемого за доллары вспомнить не смог. Прежние фантазии были безвещественными. Тьфу…

В кармане лежали деньги, которые не мог потратить даже в мечтах неделю назад. Шаг на пути в новые реалии. Неведомые ощущения бодрили и освежали. Я помялся, потоптался, перекладывая деньги из одного кармана в другой. Потом пересчитал наличность – тысяча шестьсот баксов!!!! много больше миллиона рублей!!!! – сглотнул слюну, собрался с духом и зашел в магазин. Зашел, имея право называться натуральным миллионером, как мечталось всей жизнью ранее.

Э-эээ, в кармане лежали не мои деньги, но все же…

Намеченные Жориком покупки к четырем часам дня красовались в квартире. Радиотелефонный аппарат с автоответчиком марки «Панасоник» – на столе в большой комнате, гладильная доска с утюгом «Бош» – в коридоре, стиральная машина «Электролюкс» – в ванной.

Определив покупки на места, навел порядок в шкафу с одеждой, кинул в стиральную машину на пробу четыре пары носок и приступил к глажке рубашек, новеньких, на сгибах мятых. В седьмом часу подсел к телевизору, со стопки прокатных кассет взял верхнюю и загрузил в видак.

«Хороший. Злой. Плохой». Клинт Иствуд. Кажется, любимый Жоркин артист. О таком не слыхивал.

Вот Жорка точно не был злым. Хорошим или плохим? Вопрос….

Через два с половиной часа выяснилось, что Жора на усталого ковбойца не похож, совершенный антипод. Интересно, почему голливудские герои все как один немногословные мужики с холодными проницательными глазами? Я вспомнил актуальных героев из видеосалона – Арнольд Шварцнеггер, Сильвестр Сталлоне, Жан-Клод Ван Дамм и Майкл Дудиков. Молчуны и интроверты, не то что балабол и балагур Жорка. А вот и он, легок на помине. Ворвался в квартиру, зашумел, забурлил:

– Как? Еще не готов?! Елки-моталки! Давай, собирайся. Форма номер восемь, что надели, то и носим! Пулей! Полдевятого! Опаздываем как Фанни Каплан на электромеханический завод!

Пронесся мимо по комнатам, ванной и кухне:

– Стиралка ништяк! Агрегат что надо! А носки у тебя на выброс. Новых нет?

Промчался мимо еще раз. 

Похоже, переодевался, ужинал и осматривал покупки одновременно. Я в пять минут нарядился натуральным повесой из Москвы – синий кашемировый пиджак, голубая рубашка в тон и блестящие черные штиблеты из-под брюк, отглаженных на загляденье – муха поранится о стрелки!

– А галстук? – спросил Жорик.

Перехватив мой удивленный взгляд, Жорик махнул рукой:

– Ладно. Сейчас повяжу, но последний раз, учись вязать самостоятельно. Пригодится.

Сам остался без галстука. Черные брюки, черная водолазка и красный пиджак. 

26 июня 1993г.
суббота
17-40

Лицо показалось знакомым. Я даже гадать не стал. Только глянул на мужика, подсевшего за наш стол, сразу вспомнил пассажира, выбивавшего дверь в вагоне. Потом танкисты подстрелили его за сопротивление.

– Знакомьтесь. Это Роман, мой товарищ. Это Анатолий Степанович, хороший мужик.

Жорик, оказывается, водил знакомство и с этим гражданином.

Пришлось четвертый раз за день бурчать «Очень приятно». Услышав в ответ повелительное «подожди там, потом вызову», я подскочил, ударился бедром о край стола и в пять болезненных шагов переместился за соседний столик.

Уф.

Сфокусировал взгляд на происходившем. Уяснил, что Анатолий Степанович был не «просто хорошим мужиком», но самым главным среди сновавших.

Сидел с Жорой и беседовал. Подходившим к столу ментам кратко указывал, что делать, на прочее не отвлекался. В сторону Анастасии Игоревны, подскочившей с вопросами, даже не глянул. Отточенным движением вынул из кармана корочки, описал ими в воздухе окружность, в верхней точке которой корочки распахнулись, а в нижней – захлопнулись и вернулись на место, в карман. Бухгалтершу под локоток отвели в сторону. Это постарался немногословный сержант, вокабуляр которого ограничивался фразой: «подождите, вас вызовут». Фразу сержант повторял всем гражданским, томившимся в зале и даже бригадиру медицинской бригады, нарисовавшейся минут через десять после милиционеров.

Больше ничего интересного в ресторане не наблюдалось. Я переключил внимание на Анатолия Степановича.

Массивный дядька в возрасте под сорок напоминал плюшевого медведя, не бурого, но белобрысого. Эдакий Винни-Пух, постаревший, поседевший и покрасневший. Белесые брови и белые ресницы резко выделялись на одутловатом лице цвета корочек, показанных Анастасии Игоревне.

Я огляделся и обнаружил кучу народа – поваров, официанток и прочих, не идентифицированных, рассевшихся за столами как школьники. У столов ходил сотрудник в штатском и выдавал каждому по листу бумаги. Я тоже получил листок, огляделся в поисках ручки. Перевел взгляд на Жорика. Тот тихо и медленно излагал Анатолию Степановичу канву происшедшего.

Я наладил слух почутче и попытался запомнить Жоркину интерпретацию. Получалось, что он заскочил с товарищем-свидетелем перекусить и, только пригубил пиво, даже салат не принесли, как в зал ворвались четверо мужчин плотного спортивного телосложения, роста выше среднего, без особых примет. Выказывая друг другу личную неприязнь, мужчины прошли на задний двор. Потом послышались звуки, похожие на хлопки лопнувших шин. Всего лопнуло четыре шины, как и положено на нормальном автомобиле. Не больше. Салатов с горячим не принесли, теперь сидит здесь, дает показания. Все.

Анатолий Степанович кивал, вздыхал и помечал в листочке. Как только Жорик замолчал, отложил ручку в сторону и уточнил:

– Это все?

– Типа да.

Милиционер переместил листок в папку, захлопнул, щелкнул застежкой, глянул на Жорика. Давал понять, что пришло время для пары слов без протокола. Жорик наклонился поближе и, тараторя голубем-курлыкой, вывалил беспорядочный клекот:

– Смотри, Толян, дела такие. Трупы во дворе – местная крыша. Кабак к ним прикручен, ля-ля тополя. Что-то вроде стрелки было. С кем они встречались, тебе лучше знать. По ходу твои кореша арбатские мутят. Сами разберутся. Имей в виду другое. Быки в стволах нуждались, край! Вчера двух гаишников накрыли. Ты знаешь. В общем, «Калашников» и «ПМ» найдешь за сараем у Красного. Как увидишь свежую грядку, сразу копай. Адрес нарисую.

Милиционер посопел, рассматривая папку, потарабанил пальцами по столу. Потом, то ли очнувшись от наваждения, то ли сбросив груз сомнений, вздохнул, встал из-за стола и, чуть косолапя, направился к Анастасии Игоревне, сидевшей рядом с барменом. Взял листки с их стола и принялся читать, морща лоб и шевеля губами.

Жорик вернулся за мой столик, подмигнул:

– Запомнил, что рассказывать?

– Ну да.

Жорик хмыкнул, достал из кармана блокнотик с авторучкой, сделал пометку с комментарием под нос: – Анатолий Степанович Вырубов, майор. Хочет стать генералом. Ни хрена не станет, пока операми командует. Надо в центральный аппарат двигать, а как? Он же тупой как бампер. Надо думать.

Развернувшись вполоборота к Анатолию Степановичу, Жорик со мной на пару прислушался к далекому допросу. Милиционер зачитывал показания вслух, задавал вопросы по зачитанному, перезачитывал. Главбух и бармен, путаясь и сбиваясь, медленно подбирая слова, отвечали. Сюжет в общих чертах совпадал с Жоркиным за исключением незначительных деталей. В частности, возможно, мужчин плотного телосложения было пять. Да, убитые определенно посещали заведение раньше, но ничем особенным не выделялись… Нет, происшедшее объяснить возможным не представляется, никаких предположений не имеется, нет, нет, нет… Никто ничего не видел, не слышал и все такое прочее не наблюдавшееся ранее…

Выслушав скупые на подробности показания, Анатолий Степанович вернулся к нашему столику, постоял, рассматривая три кружки пива на столе. Спросил:

– Фамилия у Красного какая?

– Простая. Краснов, – ответил Жорик. Потом вырвал из блокнота листочек и протянул милиционеру. – Вот адрес. Ты к этому делу областных не подключай. Сам действуй. Раскроешь по горячим следам. И не забывай: бивни сами друг дружку постреляли. Понял? Оставшихся из банды упакуй недельки на две. Их там, активных, трое осталось. Остальные – шелуха. Помаринуй в СИЗО и отпусти, чтоб понимали кто в городе главный, а то они звезду поймали. От меня лично отдельная просьба: опечатай шалманчик на неделю. О наших делах потом потрём. Я звякну завтра-послезавтра. Идет?

Милиционер взял бумажку с адресом и, не глядя, переправил в нагрудный карман ветровки, постоял, посопел, будто задумавшись. Я скользнул взглядом по его серым штанам с тонкими красными лампасами. Ничего в одежде не изменилось. Точь-в-точь как в тот злополучный вечер в метро.

Вспомнил суету в вагоне, истерику, выбитую дверь… и тут меня окутал туман. Внутренности вывернуло наизнанку, толкнуло вверх через пищевод. Я, кое-как подавив волну тошноты, повалился куда-то вбок, но не упал. Жорик перехватил меня и потащил в туалет. Дальнейшее покрылось похмельным туманом.

26 июня 1993г.
суббота
17-15

Хлопнула дверь. Жорик вскочил и устремился ко входу. В помещение как фашистские танки на колхозную делянку вторглись четыре здоровяка в спортивных одеяниях и встали в ряд. Всё на месте, как полагается: белые кроссовки, синие шаровары с тройными лампасами, на распухших буграми торсах черные футболки в обтяжку, руки в карманах, на запястьях бочкообразные борсетки. Кажется, Жорины знакомые. Кажется, и мне могли быть знакомы по недавним событиям. По каким именно, сообразить не смог. Наблюдал суровые бандитские лица, виденные на днях, и безуспешно вспоминал обстоятельства, при которых до кишок продирали жесткие взгляды исподлобья.

Не вспомнил, но перепугался основательно. Если бы не груз выпитого пива, вскочил бы и помчал наутек, как Тимофей некоторое время назад. Когда это было?

Я хлебнул пива, еще, еще и еще! Кажется, попустило.

Жорик облобызался с каждым вошедшим, кивнул в сторону Чичи. Здоровяки, не вынимая рук из карманов, квадригой пересекли ресторанный зал и через запасной выход покинули помещение. Жорик, вернувшись за угловой столик и с удвоенной энергией принялся добивать обескураженного кипой бумаг Чичу:

– Ты смотри, смотри. Все зафиксировано. Договор разрываем. Прописано буквами: по обоюдному соглашению сторон договор может быть аннулирован.

– Как это?

– А так. Я соглашаюсь делать то, что ты скажешь, но при этом – обоюдка! – ты будешь делать то, что я скажу, понял? Это и называется обоюдное соглашение. А если не согласен, договор в топку, тебя умножаем на нуль и никто никому ничего не должен! Аннулировали! Понял?

Чича морщил лоб, играл желваками. Подозревал, что хитрым образом разводят, но как именно сообразить не мог. По итогу отчеканил:

– Согласен. Теперь что?

– Ничего. Видал бивней? Пойдем, потрем за жизнь. 

Жорик и Чича отправились к запасному выходу.

Побледневший до мелообразности Тимофей сидел напротив ни жив ни мертв. Захотелось подбодрить, типа, Жорик знает, что делает. Все пучком. Давай без мандража и трясучки тяпнем пивас…

Ободрительные слова запутались посреди алкогольного тумана. Стало тяжко функционировать. Я следил за движущимися предметами и фиксировал громкие звуки.

Вот Жорик, например, влетел коршуном в зал, подскочил к Тимофею и заорал со всей мочи:

– Волыну давай!!! Пацаны ждут!

Тимофей взорвался, туда-сюда дернулся, уронил пакет, поднял, поскользнулся, взмахнул рукой по широкой дуге… Из рвущегося по шву пакета, продолжая траекторию, вылетело содержимое. Жорик кошачьими движениями – мягкими, точными и стремительными до невидимости – перехватил улетавшие прочь пистолет и небольшой газетный сверток, мгновение спустя расползшийся пополам. В разные стороны посыпались патроны, один на соседнем столе оказался, прокатился поперек и свалился. Жорик сгреб полдесятка патронов с пола и был таков, на ходу заряжая пистолет... Тимофей, белый как рафинад, плавный как привидение, поднялся с четверенек и опустился на стул. Я, дабы загладить бесцеремонность Жоры, как можно учтивей предложил:

– Может по пиву?

Тимофей отрешенно мотнул головой по диагонали справа-сверху влево-вниз. Я повернулся к бармену:

– Еще два.

Подставленный под кран бокал принял пенящийся поток пива, оп… оп… оп… есть… наполнился и, уступив место следующему, переместился на краешек стойки, радуя солнечным светом содержимого.

Грянул гром.

Бармен кинул рабочее место, сорвался прочь. Или наоборот, сначала бармен метнулся к запасному выходу, а потом громыхнуло.

Отуманенный выпитым, я следил за струей, брошенной на произвол судьбы. На посторонние звуки не отвлекался, следил за струйкой, слабевшей, истончавшейся, иссякшей совсем. Хм, пивной кран в отсутствие бармена наливательные функции не исполнял. Автоматика…

Это сила! Это вам не механика!

Тимофей вскочил и быстрее лани рванул к выходу. Исчез, поминай как звали. Ну, да, ладно... Мое пиво налито, второй бокал, оставшийся полупустым-полуналитым, не нужен.

Пивной хмель властвовал в голове и смазывал контуры происходящего в блюдо студня. Показалось, что я, красивый, двадцатидвухлетний, надел кофту и хлебнувши пива из бокала, спорил с картой будня.

Да! Точно так!

Я выдохнул, собираясь с мыслями, возвращаясь в реальность. Встал из-за стола, подобрался к барной стойке, хватился левой рукой за твердь столешницы, постоял в размышлениях... раздались еще два громовых раската... Мимо Чича прошмыгнул, исчез, поминай как звали. А где Жора? Я через запасную дверь вышел во внутренний двор ресторана.

Там и сям на сухом асфальте лежали спортивные тела в неестественных позах. Все четыре спортивных тела. Ливень отсутствовал. Небо синело ровным светом, ни облачка.

Я перевел взгляд с неба на дворик, по которому от одного бездыханного спортсмена к другому перемещался Жорик и, стараясь не обляпаться, собирал борсетки.

Мне стало нехорошо.

Я развернулся, в дюжину шагов вернулся за стол. Принялся выстраивать цепочку происшедших событий. Получалось плохо. Полтора литра пива, выпитого на пустой желудок, оказались перебором.

– Не сцы, студент. Все по плану, – напротив взгромоздился Жорик. – Вернулось колечко, видал? С Красного намародерил. Палец как сарделька! Насилу выкрутил.

Жорик кинул на стол перстень, пару дней назад врученный гаишнику. Я взял драгоценность вялыми пальцами, покрутил, но с мутных глаз ничего не увидел.

Пребывал в прострации.

Жорик мельтешил, лазил под столы, наш и соседние. Похоже, что-то собирал с пола, ах да, патроны!..

Потом сгонял к бару за кружкой пива, вернулся, отхлебнул, закашлялся, прокашлялся, доложил:

– Тимоха не нажулил. Ровно двадцать. Если три бакса за штуку, то шестьдесят. За волыну двести. Итого, завтра Андрюхе заносим двести шестьдесят для Тимохи плюс полтинник, чтоб имел хорошее настроение каждый раз как видит нас. Итого триста десять.

Осушив кружку, Жорик ухнул: «хорошо!!! еще бы одну!», достал из кармана блокнот и четырьмя взмахами вычеркнул фамилии, вписанные час назад.

– Три плюс четыре в итоге дают девять. Начинаем новый тур. Теперь смотри в оба и ничему не удивляйся. Твой выход, студент. The show must go on.

Жорик продекламировал другие цитатки, которые я не понял. Мутнел сознанием и наблюдал, как суетится персонал, как врываются и снуют милиционеры в форме, заходят и выходят граждане в штатском, с рациями возле уха… или мобильными телефонами?... нет, все-таки с рациями…

26 июня 1993 года
суббота
15-45

Без четверти пять заняли места за столиком, где беседовали с Анастасией Игоревной ранее. Я погрузился в штудирование меню, на этот раз левых столбиков. Тимофей зашуршал пакетом, поправил, звякнул, брякнул, переложил на соседний стул, замер в ожидании покупателей. Жорик посматривал на часы, сначала молча, потом комментируя:

– Так, уже шестнадцать пятьдесят. Нехорошо.

Потом было хреново по причине пятнадцати пятидесяти пяти и совсем херово по причине семнадцати ноль-ноль.

В семнадцать ноль пять Жорик с кратким, емким матерком умчался прочь. Мы с Тимофеем переглянулись. Понятно, что Жорка нервничал в ожидании покупателя. Я тоже чувствовал себя не в своей тарелке. И Тимофей, надо думать, томился долгим сидением без результата. 

Захотелось принять облегчающее участь и при этом не бьющее по карману. В меню таким требованиям соответствовало пиво.

Я огляделся, встретился взглядом с барменом. Тот, большой физиогномист, кивнул в сторону пивных кранов. Я ткнул пальцем в логотип «Хайнекен». Через пару минут принесли две поллитровых кружки.

Тимофей, не сменив напряженно-выжидательной позы, решительно отказался. Я поерзал, устраиваясь поудобней, и, смакуя каждый глоток, приступил к употреблению.

Так даже лучше получалось. Вторая кружка достанется временно отсутствующему Жорику, о котором на пару минут забыл. А вот и он, летящей походкой ворвался в ресторан. Облик его разительно сменился. Выглядел подтянутым, решительным и сосредоточенным, как царь Петр в стихе про Полтаву – с сияющим взглядом, ужасным ликом и быстрыми движениями. Весь, как божия гроза.

Хм. Вместо Меньшикова либо Шереметева вслед за Жориком в зал ввалился сухой мужчина средних лет, казавшийся смутно знакомым. Они в один сек метнулись к угловому столику у окна, оп! расположились друг напротив друга, сидя на стульях в позе бойцов, готовых начать хорошую драку. Жорик выступил не в бровь, а в глаз:

– Ну так че? Я не понял.

– Я тож не понял. Че как?

Пауза длиной в вечность ввергла меня в состояние сверхнапряженного ожидания, а Тимофея – в… в… … не понять – поисковик мельтешил на периферии зрения и пытался исчезнуть в каждом из четырех измерений ресторанного пространства.

– Пока ни че. А дальше че, решай сам, Чича… – меня с Тимофеем Жорик не замечал. Привстал, нагнулся, завис над столом, словно пытаясь забодать собеседника, и вполголоса добавил нечто неслышное.

– Ты кто такой, чтоб так со мной разговаривать? – взорвался незнакомец по имени Чича, готовый растерзать Жорку голыми руками.

Жора вернулся в исходное положение и встретил Чичин вопрос кривой ухмылкой:

– С какой целью интересуешься? Не вопрос, назад перемотаем, тебе ответят.

Чича махом погрузнел, осунулся, замолчал на подступах к задумчивости: озаботился рукавом рубашки, теребя его как Джон Энтвистл струны. Показывал, что сначала мелкие проблемы обкумекает, а потом перейдет к осмыслению крупных...

Тимофей, тем временем, суетился рядом со мной. Приподнялся, присел, дернул пакет с товаром, закинул под стул напротив, вскочил, отскочил от стола, подскочил ко мне, прямо в ухо отчаянно заикаясь, жарко прошептал: «Эт-т-та. Вот-т-тт. Я а-а-атойду м-м-минут на п-пять. П-п-пакет пусть б-будет зд-зд-здесь. Если что, я д-д-д-дденьги через А-ааандрюху зз-з-за-ззаберу…» и был таков.

Я кивнул.

К Чиче вернулась способность говорить. Над угловым столом забурлила тихая, еле слышная, но энергичная речь о зоне и воле, хозяине и бродягах, лишениях и обещаниях, а также о статьях и сроках огромных, которые довелось мотать Жоркиному собеседнику, этапах длинных, централах злых и прочих коллизиях, невыносимых, жестких, бесконечно далеких от меня, но имевших прямое отношение к миру криминала.

Точно! Для полного счастья не хватало пистолета в черном пакете рядом и уголовника, мрачного и нервического, возле Жорки.

Прошло полчаса. Наплыва посетителей не наблюдалось, но из-за музыки, позвякивавшей в колонках под потолком, тишина гробовой не казалась.

Звенели гитары, бурчали басы, суетился хайхэт, ухала бочка. Жора излагал собеседнику правила и условия, мне непонятные. Чичина речь доносилась еле слышно, невнятно.

Впрочем, я догадался передвинуться поближе к беседующим. Сделал вид, что пересаживаюсь к кружке пива, предназначавшейся Жорику, развернулся вполоборота, отхлебнул чуток для вида, навострил ухо и теперь слышал все, о чем толковали за угловым столиком.

Там Чича крепостной стеной стоял на том, что получил волю без сук. Остальное не колыхало. Жорик буром пёр, убеждая, что воля исполнится при условии: хотя бы вполуха слушать правильные советы. Чича мотал головой и твердил, что коммерсов на его долю хватит, без воздуха не останется, а остальное – забота Жоры. Страсти накалялись, речь становилась громче и четче. 

– Пойми, – напирал Жорик. – Пять лет прошло. Все полностью сменилось. Напрочь. Отвечаю, сейчас на характер никого не возьмешь. Все деловые давно прикручены, на успех рвануть не получится. Не статья в кодексе будет, а чисто конкретный наезд на своих. И разбираться с тобой будет не ментовка, а серьезные ребята, на которых ты наехал. Сейчас все коммерсы под крышами. Тебя такие же, как ты, накроют и упакуют за то, что их лавэ подрезал.

– Я – правильный жулик, в пределах! И крысой никогда не был!

– Ну и че упираешься, раз правильный? Сейчас твое время пришло. Время правильных. Я подскажу, что делать надо.

– Не надо. Сам разберусь.

Жорик замолчал, похватал воздух ртом, прокашлялся, взъерошил макушку и выложил последний аргумент:

– Если будешь упираться, Веруню не видать.

– Рыжую?!! Нет! Обещали ж… Не-е, так нельзя. Я отказываюсь.

– Читай договор. Статья сорок два, примечание пять. Там расписано. Или не читал? Так я напомню. Желания, касающиеся других людей, к исполнению принимаются при соблюдении условий, оговоренных дополнительным соглашением. Бричка, хата, все дела – гарантировано, а остальное прописано в примечании. Если ты в отказ, то мы твои хотелки вертим сам знаешь на чем!

Жорик достал из-под стола пачку листов формата А-4. Я при знакомых словах чуть со стула не свалился.

Как я мог забыть и не вспомнить! Этот уголовный Чича – точно он! – катался по огромному шару на автомобиле в поисках Рыжей/Вероники Сергеевны.

Во дела!

Чича, как и я, заключил договор и теперь обсуждал с Жориком, каким образом будут исполняться его пожелания и прихоти. Я навострил ушки на макушке как можно чутче, но ничего не расслышал. Рядом грохнул стул об пол. Я вздрогнул, подорвался сапером-недоучкой и расслабился, увидев присаживающегося Тимофея.

Поисковик ткнул указательным пальцем в угловой стол, мол, как? Прошептал на весь зал: «Ствол брать будут?» Я неопределенно пожал плечами.

Тимофей после долгой паузы оттарабанил пальцами по столешнице «Дым над водой» и дал бармену знак: «Наливай!»

Принесли еще два пива. Залпом осушив бывший Жоркин бокал, я приступил к третьему за вечер.

В голове подсвистнул ветерок, зашуршали шорохи, зашевелились тени. Музыка, звучавшая над головой, растворилась в пульсации кровотоков, омывавших черепную коробку. Меня повело в сторону. Я облокотился об стол, удивленно зафиксировал состояние опьянения и сам себя оправдал – не завтракал, обедал кое-как, ничем не закусывал… повело… развезло… бывает...