Здесь обсуждается все, что связано с текстами на сайте.
Курилка
Показаны треды 241 - 250 из 295
ПравдаШажок назад и с короткого, в три шага, разбега выломать дверь. Фанерно-реечная конструкция, как ожидалось, напора стокилограммовой массы не выдержала, слетела с петель и торжественным грохотом приветствовала вторжение милиции. Он... Шажок назад и с короткого, в три шага, разбега выломать дверь. Фанерно-реечная конструкция, как ожидалось, напора стокилограммовой массы не выдержала, слетела с петель и торжественным грохотом приветствовала вторжение милиции. Он и еще шесть бойцов – многорукая и многоствольная группа захвата – оказались в узком коридорчике, шаркнули быстрыми взглядами по стенам, восстановили в памяти план квартиры и с помноженным на семь глоток криком «Стоять, бля! Все на пол!!!» ворвались в комнаты. Он рванул к двери, чтобы выскочить из квартиры и оценить ситуацию. Почему три выстрела? Почему? – Леха, держи мою комнату, – крикнул он себе за спину и устремился вниз по лестнице, вдогонку за грохотом преступных ног двумя этажами ниже. «Нужно догонять, догонять, догонять,» – заколотилась кровь в висках, оставляя на нёбе соленоватый привкус, привкус погони. Погоня должна закончиться у дверей подъезда, там, где дежурила патрульная группа, приданная в подкрепление. Ребята, услышав выстрелы, растеряться не должны. Лишь бы успели стволы обнажить. Должны успеть. Должны. Он махом преодолел четыре лестничных марша и… оп! До него донесся грохот выламываемой двери. Преследуемый оказался тертым калачом и знал, знал, что у подъезда стоят бравые ребята с пушками наперевес. Поэтому, чтобы не сближаться с ними, чтобы не видеть их совсем, преступник выломал дверь на втором этаже, распихал ошалевших хозяев обездверенной квартиры и устремился на балкон, который выходил на другую сторону дома, противоположную. Толковый бандит! Он улыбнулся и побежал за ним, мимо вконец обезумевших хозяев квартиры. А то… Металлическую дверь надо было ставить! Он выскочил на балкон и – так и есть! – увидел метрах в тридцати удалявшуюся спину. Бандит, петляя между деревьев, бежал к недалекой железнодорожной ветке. Метров триста до нее точно. Догнать можно. Дыхалка еще та, амуниция пока не тянет, тем более он, резонно считающий себя грамотным мужиком, давным-давно вытащил из спинки бронежилета все пластины и облегчил его таким образом ровно в два раза. Зачем спину защищать? Бандитам он ее никогда не подставит. Он глянул вниз, оценил высоту – три-четыре метра, и, даже не успев почувствовать холодок внизу живота, сделал шаг в пустоту, чтобы приземлиться на полусогнутые в коленях ноги, вспомнить на миг службу в ВДВ и… И ничего дальше. Хлесткая автоматная очередь швырнула его плашмя на землю. В ту же секунду стрелявший выдохнул: «В своего засадил, бля!» В своего. Услышал бравый сержант, стоявший у подъезда, топот ног, грохот выломанной совсем рядом двери, быстро поднялся этажом выше, ворвался в квартиру без дверей, увидел стремительный промельк чьей-то огромной спины в балконном проеме и мгновенно нажал на курок. Только потом, только после удара пороховой гари в нос сообразил сержант, что чужая спина была в синем милицейском бронежилете, и ворох беспорядочных мыслей закружил его голову: «Может пронесло? Может парнишка живой остался? Может спас бронежилет? Должен спасти! Должен!» Ничего подобного. Он, подстреленный на лету своим, лежал, раскинув руки, на пожухлой траве, зеленые глаза смотрели на тусклый пятак хмурого солнца, а побелевшие губы шептали: Развернуть написал asder 8 месяцев назад комментариев: комментировать |
Позвони!!!Я достал из кармана мобильный телефон и включил его. С минуту на минуту должна была позвонить Леночка. Я выскочил из здания аэропорта и побежал к платной стоянке. Там вчера вечером,... Я достал из кармана мобильный телефон и включил его. С минуту на минуту должна была позвонить Леночка. Я выскочил из здания аэропорта и побежал к платной стоянке. Там вчера вечером, сразу по прилету в Гамбург, был припаркован взятый в аренду “Гольф”. Я быстро нашел машину, завел ее и помчался прочь от аэропорта и от города. Я ехал на юг и заклинал телефон, лежавший на сидении справа: позвони! Позвони! Позвони! Телефон молчал, проверяя мое терпение. Зараза! Куда подевалась эта дура? План, вымученный с большим трудом, кренился и готов был разрушиться. Неужели все рухнуло?!! Еще позавчера утром, разбираясь с Мамоновскими бумагами в самолете, летевшем из Москвы во Франкфурт, я находился на седьмом небе от счастья! Все, что я нашел в Анечкиной секретной ячейке два месяца назад – туфта. Анюта меня разыгрывала. Это я понял не сегодня и не вчера. Это стало понятно в тот день, когда я выписался из госпиталя. Нет, не стало понятно. Просто мелькнула догадка. Ситуация: шесть человек отправляются Мамоном за Анютой. Вопрос: в акции будут задействованы специалисты или кто? Почему в меня так странно стреляли: ни одна из четырех пуль не задела жизненноважные органы. Эти ребята приехали на Сан-Марко рыжики собирать или заниматься серьезным делом? Где контрольный выстрел в голову жертвы? Такими вопросами я задавался. Задавался и понимал, что дыма без огня не бывает. Поэтому прибыл в Москву и занялся поисками печати с паролем. Очевидно, что именно эти штучки представляла интерес. Какой? Позавчера из Мамоновских бумаг я выяснил какой именно. За наркотики Анюта расплачивалась наличными долларами. Их доставляли в Москву нарочным. Мамон переводил полученные деньги в безналичную форму. Каким образом, я понял смутно. Верней, совсем не понял. В смысл слов безналичка, налик, проплата контракта, растаможка* и прочее я не врубился, пропустил мимо себя. Самым главным было следующее. Безналичные доллары путешествовали в обратном направлении, из России в Голландию, и оседали на счете синдиката “ТИСТ” в банке «Хайдеманн». Раз в три-четыре месяца, когда там скапливалась порядочная сумма, миллионов на пятнадцать-двадцать, Мамон отправлял ее еще дальше, на Каймановы острова. Имел там какой-то кодированный счет, и бог с ним… Для меня огромный интерес представляла процедура перевода денег. Она подробно описывалась в договоре на банковское обслуживание, оказавшемся в папке “Хайдеманн”. В той самой, под номером четыре. Так вот, процедура была такова. Мамон составлял платежный перевод с указанием реквизитов получателя, проставлял пароль, скреплял печатью и нарочным отправлял его в банк. Иные формы не допускались все тем же самым договором. Очень удобно было для типов вроде меня или Ани. Кстати, из личной переписки Мамона я вычитал, что на подобную форму обслуживания его сподвигла… Угадайте кто? Конечно, Аня. Хитрая и предусмотрительная стерва заранее планировала подставить Мамона.. Обвела наивного простачка вокруг пальца. Внушила ему, что все западные миллионеры имеют подобные счета. Когда читал ее убедительное письмо, сам чувствовал зреющее внутри меня могучее желание завести такой же. Обязательно заведу. Тьфу! Умная штучка, все-таки, моя Аня, грамотная… В истории с похищенной печатью никак не засветилась. Будет с Мамоном работать дальше. Умна. Но я умнее. Прилетел в Гамбург не один. Одним со мной маршрутом прилетела Лена, опять снабженная инструкциями. Инструкции были простые. Не показывать никоим образом наше знакомство, как будто летим сами по себе. По прилету двигать попутным транспортом в Эссен и дожидаться там утра. Ровно в десять, пока Мамон не связался с банковским персоналом и не предупредил его о потере пароля с печатью, прийти в банк с платежкой. Платежку я нарисовал накануне. Подпись Мамона была поддельная, печать и пароль истинные. В платежке была указаны реквизиты моего счета в том же «Хайдеманне» и проставлена сумма в пять миллионов, половина имевшегося по моим подсчетам у Мамона. Через минуту после прихода Лены в банк я должен был стать миллионером. Вышеуказанная сумма должна была зачислиться на мой счет, имевший одну особенность. Все денежные поступления на него, должны были переводиться на Карибы, в тот самый славный банк, название которого я без соответствующих записей ни за что не вспомнил бы. На его вывеске слов десять фигурировало. Самым главным пунктом инструкции, даденой Лене, был следующий: сделав все, как мной прописано, она должна была отзвонить на мой мобильный телефон и своим ходом добираться до Франкфурта, места нашей встречи. За все про все Леночке был обещан один миллион долларов. Справедливо? Очень. Кто еще ей такую сумму отстегнет? Вот только почему она не звонит? Решила перерисовать платежку на свое имя и все бабки присвоить? Свои представления о справедливости имеет?! Я ей дам представления! Только пусть позвонит, пусть только позвонит! Звони давай! Звони! Сука! Блядь! Позвони! Позвони в бога, в душу, в мать! ПОЗВОНИ!!!
продолжение следует... Развернуть |
ЗайчикиКогда подъехали к аэропорту, Аня, все еще злобная и нервная, похоже, не пришедшая в себя от московских воспоминаний, прошипела: – Ох, если ты обманываешь меня! Размажу по асфальту! – Не... Когда подъехали к аэропорту, Аня, все еще злобная и нервная, похоже, не пришедшая в себя от московских воспоминаний, прошипела: – Ох, если ты обманываешь меня! Размажу по асфальту! – Не дрейфь. Лучше подготовь миллиончик. – Подготовлю. Мы вышли из машины и направились к камере хранения. По дороге я задал Ане последний вопрос: – Как меня выследили? – Никак. В этом не было необходимости. Я знала, что ты всегда останавливаешься в “Мажестик”. Как только позвонили из Москвы и сообщили, что у Мамона пожар, я дала команду ждать тебя со дня на день. Ты прилетел через сутки. – Умная ты женщина, – вздохнул я, подходя к ячейке номер двести сорок один. Знакомая цифра. Встречалась когда-то. Я кинул монету в прорезь и набрал код. Потом открыл дверцу. Анечка оттерла меня плечиком от содержимого камеры. Содержимого было немного: пакет с печатью и блокнотом. В блокноте на первой странице моей хитрой рукой были написаны двенадцать загадочных цифр. – Миллион отдашь? – спросил я. – Конечно, нет, – улыбнулась Анечка. – Расписку можно порвать? – Как хочешь. Можешь оставить на память. – На память… – повторил я задумчиво. – На память хорош был бы прощальный поцелуй. Все-таки классно мы время провели. – Может быть, – Аня рывком впечатала свои губы в мои. Какой царский поцелуй! Клеопатра! У меня чуть ноги не подкосились. Жаль, длилось блаженство секунды две. Я даже расчувствоваться толком не успел. Когда Анечка оторвалась от меня, в уголках ее глаз что-то блеснуло. Слезинка? Блеск охотничьего азарта? – Последний вопрос, зайчик, – улыбнулся я. – Вся история была разыграна из-за восьми миллионов. Это понятно. Непонятно другое. Без секса… ну там, на острове, ты понимаешь… можно было обойтись? – Наверное, можно, – блеск в Аниных глазах исчез. – Но мне не хотелось. Я благодарно пожал ее ладошку: – Спасибо. – Не за что. – Расстаемся друзьями, зайчик? – Конечно, Саш. Пока. – Пока. Во время нашего сердечного прощания один из Анечкиных подручных, тот узкоглазый, возился с печатью, проверял на подлинность. Не переживайте, зайчики. Печать настоящая. Не смог я ее подделать. Слишком мало времени было. Анечка кинула пакет с печатью и блокнотом в сумочку и была такова. Я проводил ее долгим сентиментальным взглядом. Как только она скрылась внутри “Опеля”, я глянул на часы. Было без пяти одиннадцать. Развернуть |
РазговорЯ с Аней сел на заднее сидение “Мерседеса”, очень сильно напомнившего Хансовский тарантас. Тот, в котором он по Москве передвигался перед тем, как кони двинуть. Кстати, о Москве. – Слушай,... Я с Аней сел на заднее сидение “Мерседеса”, очень сильно напомнившего Хансовский тарантас. Тот, в котором он по Москве передвигался перед тем, как кони двинуть. Кстати, о Москве. – Слушай, меня мучает один вопрос. Два года назад ты виделась с Милой? – Кто это? – Моя единственная московская знакомая. – А… Та женщина… Виделась. – Уделав Ханса, я поехал на встречу с ней. – Помню…. – И?… – Что и? – Адрес, по которому я поехал, был твой? – Мой. – Зачем ты заставила Милу отправить меня туда? – Для подстраховки. Я не была уверена, что ты справишься с Хансом. – Если бы я с ним не справился, что тогда? – Ничего! – резко ответила Аня. -Устроил вечер воспоминаний, что да почему, да если бы не так. Ничего! Что было, то было. Ты приехал, упал без сознания у подъезда. Я вышла, вызвала скорую помощь, отправила тебя в больницу. За тысячу марок убедила врачей не сообщать в милицию про огнестрельное ранение. Доволен? Ах, вот оно что… Я, пораженный, умолк. Развернуть |
ДопросЯ лежал на кровати в гостиничном номере и рассматривал волнительный пейзаж на стене напротив. Меня волновал и бередил «Восход солнца в Океании», очень явственно напоминающий аналогичное событие на Сан-Марко. Субэкваториальная... Я лежал на кровати в гостиничном номере и рассматривал волнительный пейзаж на стене напротив. Меня волновал и бередил «Восход солнца в Океании», очень явственно напоминающий аналогичное событие на Сан-Марко. Субэкваториальная благодать изображалась очень жизненно, гиперреалистически. Особенно пальмы по бокам, возле рамочки. Кому-то упорному было не лень скрупулезно, точку за точкой, раскрашивать фотографию из “Нэшнл Джиогрэфик”. “Надо будет спросить, почем и где картинку приобрели,” – подумал я и перевел взгляд на настенные часы. Ровно восемь. Самое время вспомнить про “Коммерцбанк”, открывающийся через час, и связанные с этим фактом надежды. Надеялся я на многое. Может быть, беспочвенно. А, может, обоснованно. Все могло выясниться через шестьдесят минут. Я вздохнул и выскочил из кровати. Добежал до ванной, подставил тело под упругие струи холодной воды. Потом почистил зубы, побрился, освежился “Крутой водой”*, волосы расчесал и все такое прочее. Привел себя в порядок. После водных процедур я надел черный строгий костюм и спустился вниз в ресторан. Спускался пешком, общупывая взглядом коридор, лестницу, встречных и попутных граждан, очень внимательно осматривал гостиничный холл, каждого столующегося в ресторане. Ничего и никого подозрительного. Расслабляющая утренняя сонность еще не развеялась, оставляла свои безмятежные отпечатки на лицах, попадавших в поле моего зрения. Как только я сел за столик, официант Вацек поставил передо мной два салата, пюре и стакан сока. Чем я обычно завтракаю, он выучил наизусть. Хороший парень. У него всегда можно было прикупить какой-нибудь нужный документ, очень сильно похожий на настоящий. Интересно, смог бы он организовать новозеландский паспорт? Я, сильно задумавшись, поковырял вилкой содержимое тарелок. Часть отправил в рот, часть беспричинно отбраковал, сдвинул в отдельные кучки. Потом похлебал сок. Потом просто посидел за пустым столом. Убил сорок минут. Потом подумал, что пора возвращаться в номер. Миллионы не ждали. Я оставил на столе двадцать марок и тем же самым маршрутом отправился назад, в номер. Пешком поднялся на третий этаж, медленно, бесшумно прошел по коридору, встал перед дверью номера, постоял. Все было спокойно. Все как будто было спокойно, но сердце учащенно колотилось. Предчувствовало скорую встречу с огромными деньжищами? Может быть. Я открыл ключом дверь, сделал два шага и упал. Мощный удар по затылку, смутно знакомый, повалил меня на пол. Падая, я задел скулой угол стула. Очень неожиданно. Очень болезненно. Очень неприятно. Сознание потеряно не было, но глаза на всякий случай я прикрыл. Меня быстренько обшарили, извлекли из внутреннего кармана пистолет и оставили в покое. Ненадолго. До ушей долетело: – Здравствуй, красавчик. Какой родной, замечательный голос. Я приподнял голову с пола и открыл глаза: – Анечка? Привет. Не надеялся тебя увидеть, – поздоровался я с незабвенной лапочкой, вернее с ее туфельками. Увидеть Аню целиком не позволила боль в шее. Очень тяжело было голову поднимать. Я чуть повозился со своими ногами-руками, уселся на полу и рассмотрел сначала Анечку. Хороша! Потом огромного гориллоподобного мужика за ее спиной. Впечатляющ. Похоже, это он мне по голове заехал. Кулаки как чайники. Я потер ноющую скулу. Скула ответила диким приступом боли. Наверное, с костью приключилась проблема. Трещина? Я похлопал глазами, избавляясь от веселых искр, вальсировавших передо мной. Перевел взгляд в дальний угол комнаты и обнаружил еще одного мужика. Даже не мужика, а юношу с характерной восточной внешностью. Интеллигентно водрузив очечки на нос, тот рассматривал бумаги, извлеченные из моего чемодана. Вероятно, искал добытый мною пароль. Я ничего не имел против. Пусть ищет. Может, найдет. По полу были разбросаны детали моего растерзанного в пух и прах гардероба. Хамски поступили с ним. Нехорошо. Я встал на ноги и сел в кресло, аккурат под настенными часами. Садясь, бросил быстрый взгляд на циферблат. Девять пятьдесят две. Самое время поболтать с подружкой: – Не могу поверить, что ты жива. – Придется. – Значит, ты все разыграла. – Ты умный парень. Схватываешь на лету. – Зачем? – Мне нужны деньги на кое-чьем счете. Без печати и пароля добраться до них невозможно. Их мог добыть только ты. – Понятно. – Где они? – Два миллиона, – ответил я. – Зачем два миллиона трупу? – Устрою себе пышные похороны, – улыбнулся я. Анечка бросила на меня хищный взгляд: – Пятьсот тысяч и жизнь. – Миллион. И деньги вперед. – Миллион после того, как. По рукам? – Анюта. Я тебе не верю. – Мне без разницы. Миллиона у меня нет. – Не может быть. Ты полтора года работала с Мамоном. Не поверю, что ты намыла меньше его. – Намыла, может, и не меньше. Но он, собака, меня кинул. Вот выкручиваюсь, возвращаю деньги назад. – Расскажи, как он тебя кинул. Может я поверю и отдам печать бесплатно. Из сочувствия. – Эта долгая история. Лучше отдай печать из благоразумия. Через десять минут из тебя отбивную сделают. Все равно отдашь. Хм, угрожает. Причем беспочвенно. Что за тюфяков она привела с собой? Перекачанная образина за ее спиной точно бойцом не была. Странную позицию занял мужик. Сразу видно, лопух перекачанный. Как он будет биться со мной? Между нами живой щит в виде Ани. Я улыбнулся: – Предлагаю такой вариант. Ты выписываешь мне чек и получаешь печать с паролем. – Чек на миллион? – Аня улыбнулась. Улыбнулись ее соратники. Тупоголовым меня посчитали. Ладно. Ничего другого я все равно предложить не мог. – Да, Аня. Я готов взять чек на миллион. – Где же ты его обналичишь? – Аня состроила удивленные глазки. – У тебя, – соорудил я в ответ честные гляделки. – Когда получим деньги, ты обещала один лимон отдать мне. – Логично, – смутилась Анюта на секунду. – Только знаешь, у меня нет чековой книжки. – Пиши расписку. Аня пожала плечами, взяла со стола лист бумаги и под мою диктовку накорябала, мол, я, такая-сякая Андреа Клаудиа Ленхофф, настоящим удостоверяю и т.д. Я спрятал писульку в карман и встал: – Поехали. – Куда? – В аэропорт. Печать с паролем лежат в камере хранения. – Ты что, рехнулся? – Предусмотрительность. Аня встала и вышла из номера. Я за ней. Мужики за мной. Кстати, что-то маловато их было. Всего двое, причем в рукопашных делах секущих так же, как я в выпиливании лобзиком. Отбиться от них можно было запросто. Попробовать прямо сейчас? Потом. Может, нас пасут еще десяток-другой бойцов. Анечка всегда думала на два шага вперед. Развернуть |
ФормаПогони не было. Я бодро домчался до Москвы и там, на пересечении с Окружной нарвался на огромную неприятность. У поста ГАИ мне сделали отмашку жезлом, предлагая остановиться. В четвертый раз... Погони не было. Я бодро домчался до Москвы и там, на пересечении с Окружной нарвался на огромную неприятность. У поста ГАИ мне сделали отмашку жезлом, предлагая остановиться. В четвертый раз за все время езды по Москве. Три предыдущих встречи с ГАИ заканчивались глубочайшими извинениями за езду на автомобиле с нероссийскими номерами без соответствующих бумаг. Извинения приносились в виде некоторого количества иностранных купюр. Я прикинул, что денег в портмоне хватает на двойные и даже тройные извинения. Вырулил спокойно на обочину и притормозил. Ко мне подошел бравый ОМОНовец с автоматом, отдал честь и сказал: – Разрешите документы, товарищ капитан. Я закусил губу. Черт! Тысяча чертей! Тысячекратный идиот!!! Я не снял форму! Забыл, забыл, забыл в запарке! Конечно, капитан милиции в машине с немецкими номерами выглядел идиотски. За широкой спиной ОМОНовца располагались еще два автоматчика, смотрели с любопытством на меня. Патрульная машина, могучий “Форд-Кроун”, стояла с погашенными фарами метрах в десяти позади. Пока добегут, пока рассядутся. много времени уйдет. Шанс один к двум. – Сейчас, сержант, – сказал я. Федин двигатель заглушен не был. Я нажал на педаль газа и сорвался по Каширке прочь от милицейского поста. Тело впечаталось в сиденье, щеки оказались в районе ушей, уши захлопали где-то на затылке. Разгон до ста пятидесяти километров в час за считанные секунды – это вам шутки. ОМОНовцы остались далеко позади. Пока усаживались там в автомобиль, пока выезжали на дорогу и устремлялись в погоню… Можно было бы далеко уехать, если бы не радиофикация всей страны и одного милицейского наряда в частности. Милиционеры, наверное, по рации передавали сведения дальше по маршруту. Значит, далеко уехать не получится. Заблокируются милицейскими постами и патрулями все пути-выходы, и пишите письма. А так хорошо все начиналось… Мимо с сумасшедшей скоростью проносились окрестности. Проблесковые милицейские маяки вспыхивали и гасли далеко позади. Я резко затормозил. Парализованная страхом Лена хлопала глазами. – Так, подруга. Выгружайся с портфелем вместе, – скомандовал я. – Телефон мой знаешь, завтра утром звони. Встретимся у меня, получишь деньги. Все обещанное и плюс премия. Идет? Лена кивнула головой и быстро выскочила из машины. Грамотная девчонка. Перебежала на другую сторону шоссе и там встала на автобусной остановке. Как будто мимо шла, ничего не видела, ничего не знала и, ваще, проезжайте мимо, дяденьки менты поганые… Я же вырулил резко вправо на какой-то неочевидный съезд с шоссе и помчался по нему, с большим трудом вписываясь в повороты, скрежеща дисками колес по бордюрам. Тормоза тоже скрипели и визжали. Движок надрывал свои силы. Кузов громыхал. Я крутил головой и… наконец-то. Затормозил, выскочил из машины и побежал во дворик.. Три часа ночи. Где укрываться? В недостроенном доме! Я вбежал в подъезд, взлетел по ступеням на второй этаж, на третьей, на четвертый… Уф. Стоять! Я перевел дух и зашел в пустую, без дверей, без какой-либо отделки квартиру. Подошел к окну, глянул вниз. Федор одиноко стоял метрах в пятидесяти от дома. Из-за далеких деревьев пробивались красно-синие вспышки. Милиция ехала по моим следам. Если обнаружат Федора, сразу смекнут, где прячусь я. Пропал. Все пропало. Я отпрянул от окна, суматошно похлопал ладонями по ляжкам, приводя мысли в порядок, борясь с неприятными мыслями, обуявшими меня. Все пропало! Все пропало! Все пропало! Ничего не пропало! Я пересек квартиру и в другой, противоположной комнате увидел за окном яркую красную букву “М”. Метро! Хотя какая от него польза в два часа ночи? Отстреливаться в течение трех часов, а потом прорываться к турникетам? Я спустился вниз, замечая, что милиционеры уже осматривают Федю и крутят головами по сторонам. Мне пока было не до них. Я решил выбираться из дома, могущего превратиться в ловушку. А там в голову что-нибудь придет. Можно попытаться угнать метрополитенный состав и потребовать убежища в Швеции… Я вбежал в пустую квартиру на первом этаже, бросился к окну, высадил стекло и спрыгнул вниз. Помчался стремглав в сторону неоновых букв. Что? Что это? Что я слышу?! За красными буквами громыхал натруженными колесами тяжелый железнодорожный состав. Рядом со станцией метро пролегала железная дорога! Это я удачно попал. Бегом туда! Бегом!!! Через минуту дыхалка сбилась к черту. Воздух влетал в легкие холодными кусками и, не успевая вылететь назад, наталкивался на следующую порцию. Я задыхался, в боку ломило, мышцы скрипели, ноги заплетались, но до цели было совсем близко. Сорок метров. Двадцать. Десять. Сзади послышались крики. Далеко сзади, метрах в двухстах. Я собрался с последними силами и взбежал на железнодорожную насыпь. Мимо проползал бесконечный товарняк, глухо стучал колесами на стыках, отмерял по чуть-чуть надежду на спасение. Я схватился обеими руками за едущий мимо поручень, вскарабкался на подножку, поскользнулся, чуть не рухнул под рельсы, чуть ног не лишился, но все-таки опять вскарабкался, отбил колени, ступни, локти. Весь превратился в отбивную. Хлопок. Еще хлопок. Звучные увесистые хлопки пистолетных выстрелов обожгли мой слух. Что такое? Я обернулся. Три близких милиционера внизу, под насыпью, палили в небо из всех имевшихся стволов и кричали что-то про “сдавайся”. В мою сторону стволы почему-то не направляли. Чего-то остерегались. Чего? Что за странное везение? Я покрутил головой по сторонам и сразу понял. Я катил прочь от милиции на подножке цистерны. Опять удача. Как мне сегодня дико везло! Я обернулся, глянул на милиционеров. Они вскарабкались на насыпь и бежали по путям вслед за последним вагоном состава. Бежали, кричали, стреляли и медленно, постепенно отставали. Уф. Я перевел дыхание, собираясь с силами. Как будто бы чуток восстановился. Потом прикинул, что времени прошло достаточно. Удалился от погони на пару-тройку километров . Больше не надо. Я спрыгнул под откос. Было больно. Очень больно. Катастрофически больно.
Я лежал, уткнувшись мордой в холодную грязь и шевелил конечностями. Шевелилось с натугой. Похоже, ничего не было поломано, но все было отбито. Не беда. До свадьбы заживет. Я с трудом встал, отряхнулся. Постоял, покачиваясь на ветру. Сообразил, что выгляжу со стороны жуликовато и бомжевато, а это чревато неприятностями. Контуженный мужик в изодранной, грязной милицейской форме обязательно привлечет недружелюбное внимание. Черт! Мне таким кандибобером ходить недолго осталось. Изловит первый же милицейский патруль. Неверно ступая больными, немеющими ногами я побрел к близким оранжевым фонарям. Там, под ними, пролегала транспортная магистраль. Какая могла быть от нее польза при моем внешнем виде, я не задумывался. Голосовать проезжавшим мимо автомобилям не собирался. Я хотел… Что я хотел? Не помню. Голова гудела. Тело ломило. Я, покачиваясь, брел вдоль дороги, ежесекундно оборачиваясь. Как только сзади или впереди вспыхивали огни автомобильных фар, я делал шаг в сторону, приседал и ждал. Машины пролетали мимо. Я медленно вставал и продолжал ходьбу. Через сотню метров по правой стороне показались мрачные параллелепипеды промышленных зданий. Я свернул в их сторону. Доковылял по широкой тропе до большого темного корпуса-ангара, потом проследовал вдоль него. Наткнулся на высокий бетонный забор, тянущийся еще дальше. Потихоньку вдоль забора я добрался до проходной и заглянул за калитку. В голову полезли мысли о скором спасении и избавлении, о божьем провидении и нескончаемом везении. Мой усталый взгляд упирался в автобус, во второй автобус, в третий… в десятый… Вся площадка за воротами была запружена большими желтыми автомобилями. Именно то, что было нужно. Я мгновенно повеселел, перелез через калитку и осторожно глянул в окно сторожевой будки. Сторож мирно кемарил, склонив голову на грудь. Я постоял, собираясь с силами. Потом бессовестно нарушил покой вахтера. Вынес дверь ногой и показал проснувшемуся мужику пистолет. Подробно показал, сунул под нос и поводил стволом вверх-вниз. После чего вежливо поинтересовался на предмет наличия веревки. Веревка у сторожа была. Ею он оказался связан и прикручен к столу. Напоследок я выдернул с мясом телефонный провод и нажал на большую черную кнопку. Ворота автобусного парка медленно открылись. Я вышел на улицу, залез в ближний ”Икарус”, поковырялся с зажиганием и завел машину. Как самый простой гражданин, на автобусе шестьсот тридцать пятого маршрута я поехал в Нагатино. Оно как будто было недалеко. Похоже, что неприятные приключения кончились. Дело оставалось за приятными. Развернуть |
ПожарДо собственно особняка было не больше тридцати метров. Убойная дистанция. Я достал из сумки пять бутылок с зажигательной смесью и, поджигая запалы, начал одну за одной бросать их на черепичную... До собственно особняка было не больше тридцати метров. Убойная дистанция. Я достал из сумки пять бутылок с зажигательной смесью и, поджигая запалы, начал одну за одной бросать их на черепичную крышу особнячка. Бутылки вспыхивали и распространяли вокруг себя очаги воспламенения. На моих глазах разрастался славный пожар. Я с большим удовлетворением проследил за делом рук своих (ай да мастер, ай да сукин сын), потом вынул из кармана телефон и набрал ноль один: – Алло, девушка, здесь пожар у соседей. Да, горят. Адрес? Не знаю, я тут случайно оказался в гостях. Это в дачном поселке рядом с Кущино. Да-да, выезжайте. Пожарные прибыли на место пожара через десять минут. Я за это время успел переодеться в форму капитана милиции, напустить на себя важный интересующийся вид и вместе с прибытием пожарной машины оказаться у самых ворот, тех еще, медью обитых. Меня, как и пожарных, пустили беспрепятственно. Я вошел на территорию, по-хозяйски расположился в самом удобном для наблюдения месте и принялся следить за слаженными действиями пожарного расчета. Ими пытался руководить Мамон, одетый в халат и шлепанцы. Руководство его было бестолковым и необязательным. Пожарные дело знали туго. Как и я. Я внимательно рассматривал окружавшую меня действительность в виде: Первое. Восьми Мамоновских охранников Второе. Обслуживающего персонала резиденции – пожилого мужика с бабой Третье. Леночки. Четвертое. Разнообразных зевак. Эти-то откуда в час ночи? Во дают! Больше всего меня интересовал пункт номер три. Я подошел к компаньонке и глазами задал немой вопрос: «Ну?» Ответ последовал незамедлительно: – В рыжей сумке. Я все понял. Я помнил слова инструкции: “До двенадцати часов ночи ты окажешься в условленном месте «Х». У тебя будет час времени, чтоб оказаться в спальной комнате. В час нуль нуль случится пожар, будут гореть верхние этажи. Пожар для тебя опасности не представит. Спальная комната, предположительно, находится на втором этаже (если у Мамона все как у приличных людей, в чем я сомневался, но виду Лене не показывал). Охрана в час ноль один должна будет подать сигнал опасности в виде криков «Пожар». Как только вышеуказанный сигнал будет услышан, начнется самое главное. Первое, нужно вести себя наиболее естественно, то есть пугаться. Второе, следить за действиями клиента. Действия ожидаются в последовательности: наденет нижнее белье, возьмет в руки ключ от сейфа, подойдет к сейфу, переправит содержимое сейфа в любую подходящую емкость и покинет спальную комнату. При выполнении клиентом вышеуказанных пунктов, проследовать в безопасное место вместе с клиентом. При достижении безопасного места дожидаться прибытия основных сил в моем лице и не сводить глаз с емкости, в которую клиент загрузит свое барахло. При невыполнении клиентом вышеуказанных пунктов…” Такой вариант не рассматривался. Что он, идиот, что ли? Волшебные слова про рыжую сумку я услышал с большим волнением. Клиент идиотом не был. Миллионы бродили где-то рядом. Я нахмурил брови и спросил: – Где она? – Вон. Некто высокий и худой в кожаном реглане держал сумку в правой руке и не сводил глаз с пожарища. Я присмотрелся к его лицу. Оно показалось смутно знакомым. Или незнакомым? Я не стал гадать. Деловито прикинул, что разобраться с жердяем накоротке время будет. – Иди к машине. Она за забором, – приказал я Лене и передал ключи. – Заводи и садись на заднее сидение. Водительскую дверь оставишь открытой. Я скоро буду. Пожар тем временем медленно разгорался, распространялся по чердаку. Огонь уже хищно облизывался на четвертый этаж. – Вещи выноси! – дал команду Мамон истеричным фальцетом. Все, стоявшие на дворе до того неподвижно, бросились к дверям. Пожарные кинулись на перехват: «Стоять!» Никто их слушаться не стал. Растолкали, устремились внутрь здания. Беспорядок! Суматоха! То, что надо. Я схватил за шкирку пробегавшего мимо пацана и, чуть приподняв, спросил: – Как фамилия того мужика с рыжей сумкой? – Тимохин, – ответил тот. – Молодец, – похвалил я его и разжал руку. Пацан встал на ноги и тут же скрылся внутри особняка. Помчался добро спасать или мародерствовать. Я же почесал затылок в некотором сомнении: “Эге-ге. Знакомая фамилия, как будто. Директор?” Делать нечего. Подошел к гражданину в реглане и строго спросил: – Вы – Тимохин? – Да, а что? Я приложил ладонь к виску и представился: – Капитан Будрайтис. Кто является хозяином дома? – Я. У меня челюсть отвисла от удивления. Что за дела? Мгновенное непонимание прошло. “Может, сынок Мамоновский? – мелькнула в голове догадка. – Непохож. Скорее всего, зиц-председатель и бумажный владелец Мамоновской недвижимости.” Истинный владелец бегал вокруг выносимого барахла и норовил заскочить внутрь дома. Я продолжил беседу с господином фиктивным домовладельцем: – Внутри дома обнаружен сверток. Надо пойти посмотреть. Если сверток не ваш, вызываем саперов. – Вызывайте, – Тимохин был невозмутим. Рыжий саквояж держал цепко. Я обернулся к пожарным и негромко скомандовал: – Прекратить тушение. Никто из пожарных меня, конечно, не услышал. но до Тимохина слова долетели: – Как прекратить? – взвился он. – А если там взрывчатка? Нужно выводить всех из здания. – Черт знает что! – закипел Тимохин. – Где этот сверток? – Пока еще далеко от зоны пожара, в кабинете на втором этаже. Если хотите посмотреть, пройдем. Только руками не трогать. – Пойдем, – бросил он уже на ходу и вошел в дом, начальственно расталкивая пробегавших мимо,. Я быстрым шагом проследовал за рыжей сумкой в костлявой руке. В голове колотились простые суровые мысли. Ударить ребром ладони по основанию черепа! Выхватить саквояж из рук! И скрыться! Не время. Подождем. Ага, Тимохин уверенно поднялся на второй этаж и пошел по пустому коридору. Я сунул руку под мышку за пистолетом, потом передумал. Вынул руку пустой. Сил и здоровья хватало на разбирательство с клиентом вручную. В первый раз, что ли? Как только Тимохин зашел в какую-то темную комнату, я короткой серией ударов с обеих рук хорошо приложился к его корпусу и голове. Тот, сложившись втрое, боком повалился на пол, прикрыл голову руками и замер. Саквояж упал рядом. Я быстро захлопнул дверь за собой, потом огляделся. Стол, два шкафа забитых книгами, один почти пустой с папками-скоросшивателями, телевизор, еще один стол с компьютером и факсом, кресло-качалка, на полу кто-то шевелится… Ага, подал признаки жизни… Я с разбега впечатал свой ботинок в лицо господина Тимохина. Тот замер, закинув голову назад. Нехорошо закинув, похоже насовсем. Труп? Я вздохнул, с фонариком в руке подошел к шкафу с бумагами и посветил на корешки пяти папок. Ничего интересного на первый взгляд там не оказалось. Я взял одну папочку в руки, раскрыл ее и пролистал подколотые бумаги. Точно ничего. Потом разобрался со второй, с третьей. В четвертой папке присутствовали англоязычные тексты и мелькало слово “Хайдеманн”. Есть контакт! В пятую папку, как и в первые три, тоже ничего интересного не подкалывали. Я с папкой номер четыре под мышкой подошел к письменному столу и открыл верхний ящик тумбы… Средний ящик… Нижний ящик… Опять средний ящик. Только там хранились какие-то бумаги, которые я, не рассматривая, сгреб в кучу и вытащил наружу. Рассматривать будем позже. Я подошел к Тимохину, лежавшему по-прежнему бесчувственно, безжизненно. Поднял с пола саквояж, раскрыл его, затолкал внутрь бумаги из письменного стола, потом кое-как запихнул туда же хайдеманновскую папку. Похоже, что все. Или не похоже? Мой рыскающий по комнате взгляд наткнулся на баллончик с аэрозолью, освежавшей воздух или дезодорировавшей тела. Без разницы. Взяв баллончик в руки, я надавил большим пальцем на его головку и поднес к струе газа пламя от зажигалки. Струя вспыхнула шумным сине-зеленым огнем, который тут же был направлен на шкаф, на второй шкаф, на третий, на стол, на кресло, на ковер. Все кабинетное хозяйство Мамона вспыхнуло ярким пламенем. Заметаем следы! Я кинул баллончик в сторону и с саквояжем в руке выскочил в коридор. Пустой, дымный, темный. Нехороший коридор. Пулей промчавшись по нему и лестнице, я оказался на свежем воздухе. На меня никто внимания не обратил. Народ, обуянный погорельческим энтузиазмом, бестолково сновал по территории дачи. Выносил из дома грузы поувесистей и складировал у забора. Были заняты локальными делами. Один только Мамон суетился по всей территории участка. Появился рядом со мной из ниоткуда, завопил «А-а-аа, второй этаж горит!» и был таков. Умчался куда-то в другое место. Похоже, согревался таким образом. На улице было чуть больше нуля градусов, а одежонка на нем была самая что ни на есть легкая. Полчаса побегает, покричит и успокоится. Я спокойным ровным шагом подошел к воротам. Охранников там не было. Пришлось открывать калитку самому. Покинув пожар с чувством глубокого удовлетворения, я добрался до Феди с Леной, закинул саквояж в салон и сел за руль. Машина, взревев двигателем, тронулась, нет, сорвалась с места. Быстрее, быстрее, быстрее… Развернуть |
ТангоКроме всего прочего я знал, что Мамон по четвергам устраивал посиделки с друзьями. Это – хорошая информация. Плохой информацией было следующее – посиделки устраивались абы где. Точное место и время... Кроме всего прочего я знал, что Мамон по четвергам устраивал посиделки с друзьями. Это – хорошая информация. Плохой информацией было следующее – посиделки устраивались абы где. Точное место и время их проведения определялись накануне, во вторник или среду. На дворе же куковал четверг, и откладывать на неделю возможность знакомства с клиентом нам с Леной не хотелось. Я покумекал, потолковал с подругой о деталях и усадил ее за телефон. Пока ковырялся с остатками наличности, Лена трепалась с какой-то подружкой. По окончании разговора она получила аванс, сообщила, что имеет потребность переодеться и, в момент собравшись, была такова. Я среагировать на стремительный уход компаньонши не успел. Остался стоять у двери с раскрытым ртом и нелегким сердцем. Потом прошел на кухню, сел у окна и начал ждать. Ждать пришлось долго. И горевать пришлось тоже долго. Нет, двух штук было не жалко. Было обидно, что ценный экземпляр, найденный с огромным трудом при помощи случая, мог сгинуть без обратного адреса. Где ее потом искать? Когда я, разъяренный долгим ожиданием, мысленно расчленил Елену на сотни маленьких кусочков и каждому нашел применение, в дверь позвонили. Никогда дребезг дверного звонка не звучал для меня так торжественно и радостно. Это был Чайковский, симфония номер пять. Я пулей метнулся к двери и распахнул ее настежь. Ура! А это кто такая? Лена стояла не одна. За ее спиной возвышалась… каланча не каланча, но очень высокая девица. Выше меня точно. – Проходите, девочки. – Знакомься, Роберт. Это Ивонна, – представила Лена подругу. Я улыбнулся: “Очень приятно” и внимательно рассмотрел даму, которой предстояло на два часа стать моей женой (согласно придуманного плана похищения печати). Дама мне не понравилась. Пока Ивонна скидывала с себя дубленку и снимала сапоги, я размышлял о причинах антипатии, обуявшей меня. С ростом у Ивонны оказалось все нормально. Лишившись каблуков, она стала чуть пониже меня. Прическа – ослепительно-белый ежик – тоже никаких отрицательных эмоций не вызывала. При ее росте смотрелось очень стильно. Фигура? С фигурой имелись некоторые проблемы, истоком которых было, судя по всему, юношеское увлечение каким-нибудь атлетическим видом спорта, к примеру, академической греблей. Плечи Ивонна имела не уже моих. При все при том грудь, как вторичный половой признак, отсутствовала напрочь. Не было ее. Были мышцы. Животик чуть выпирал из обтягивающего платья и наводил на мысль, что со спортом покончено, а привычка питаться калорийно осталась. Ноги… Ноги у Ивонны были неплохие. Хорошие ножки. Общупав взглядом будущую жену, я сменил неприязнь на деловую заинтересованность. Нормальная девчонка. Выражение лица чуть глуповатое, правда. Елена имела более осмысленный вид… Ладно. – Проходите, девчонки, в комнату. Сейчас чаю попьем и двинем в путь. Чай попили. В путь двинули. По дороге я обдумывал план, придуманный в паре с Леной, и склонялся к мнению, что взять Мамона на арапа не получится. Слишком шаткой казалась конструкция, выстроенная нами. Мы спланировали подъехать к офису клиента, дождаться выезда его автомобиля и на безопасном расстоянии проследовать за ним до места знакомства. Определенная логика в идее присутствовала, но больше было неясностей. Неясность первая, очевидная: клиент находится не в Москве, а у себя дома. Ехать в Кущино? Вопрос. Неясность вторая, не очевидная: Мамон является почетным членом закрытого Клуба Подмосковных Дачников. Что делать? Как проникать на сугубо мужское заседание? Опять вопрос. Весь в сомнениях и размышлениях, я проехал мимо Мамоновского офиса. Там стоял черный “Юкон”. Это хорошо, очень хорошо! Я отъехал на сто метров вперед и затормозил. Потом приказал Лене развернуть голову в обратном направлении и наблюдать возможный выход клиента. На часах было без четверти шесть, самое время.
Клиент вышел через полчаса: вывалился на улицу с каким-то милицейским чином. Интересное было зрелище. Мамон размахивал руками, топал ногами, в общем, изображал негодование. Милиционер стоял по стойке “вольно” и не шевелился. Чего это они так? А-аа. Вспомнил, из головы вылетело. Мамоновский офис был вчера дерзко ограблен. Вот он и переживает. Милицию распекает за то, что она не шевелится, мелких жуликов не ловит, покой крупных жуликов не стережет. И вообще, неизвестно чем милиция в Москве занимается… Вскоре у Мамона запас гневных телодвижений иссяк. Он на прощанье взмахнул обеими ручонками, похоже, обращаясь за помощью к своему мафиозному богу и погрузился в”Юкон”. Через минуту автомобиль прошелестел мимо нас. Пора! Мы пристроились в кильватер “Юкона” метрах в пятидесяти позади. Я понес ахинею насчет естественности поведения и скромности. Лена закурила сигарету. Ивонна хихикнула и что-то быстро зашептала подруге на ушко, стреляя в мою сторону живописными глазками.
Через полчаса мы сидели в самом дальнем углу ресторана “Место встречи”. Как будто бы отмечали семейное событие. По легенде я был мужем Ивонны, а Лена – ее сестрой Виолеттой. В экзотических именах я по-прежнему сильно путался, но девчонки перейти на нормальные Лена и Лариса отказались. Пришлось напрягаться и следить за речью. Хорошо, официант шустрый попался, быстро принес апперитив. Я махнул стаканчик и пришел в норму. Сидевшую по правую руку девицу стал называть Зайчиком, а ту, что напротив – Рыбкой. На том и договорились. Мамон с компанией расположился наискосок от нас и отдавал официантам короткие отрывистые приказы. Когда их стол был уставлен питием и кушаньями, Мамон обвел долгим хозяйским взглядом присутствующих и заметил Рыбку. Есть контакт! Клиент оживился, заерзал, начал строить глазки. Рыбка тоже подмигнула глазиком и кончиками пальчиков потрепала локон длинных волос. Таким образом, Мамон превратился в рыболова-котика, а Лена из Рыбки оборотилась Киской. Какие телодвижения произвел Мамон в ответ, я уже не видел. Принялся изображать естественность и непринужденность. Как только до ушей долетели первые аккорды “Ла Кумпарситы”*, я вспомнил Сан-Марко и Романыча, учившего меня танцевать танго. Долго он со мной мучился, месяца три, но в конце концов своего добился. Когда Тед заводил на танцах “Буэнос-Айрес”, я такие коленца выкаблучивал… Восхищенные дамы челюсти вывихивали, глядя на меня. Хорошее было времечко. Я кивнул Ивонне, мол, давай-ка, жена, сходим, потанцуем, и фраерам здесь всем сидящим растолкуем, что есть еще место романтике. Жена с радостью согласилась. Оттанцевали мы от столика в центр зала и начали там вензеля выписывать. Киска осталась скучать в одиночестве. Впрочем, одиночество не затянулось. К объекту желания тут же подкатил Котик и пустился в долгое словоизвержение. Я не слышал какое именно, но по интенсивной жестикуляции догадался, что речь шла о чем-то романтическом и возвышенном. Пусть их. Лена свое дело знала, клиента упустить не могла. Я сфокусировал внимание на Ивонне. Мы с ней были очень примечательной парой. Половина ресторанной публики очень внимательно нас рассматривала. В чем загвоздка? В нашем незаурядном танцевальном мастерстве? Нет. Похоже, дело было в ее обуви. Босоножки, привезенные Ивонной в ресторан, имели шпильки по десять сантиметров. Именно на столько я был ниже ее. Похоже, мы выглядели очень романтично. Встретились в аргентинских пампасах два одиноких телеграфных столба. Пора закругляться. Танго кончилось. Мы вернулись за столик. Лена куда-то улетучилась. Мамона тоже на своем месте не было. Где они? Наводили мосты дружбы? Я оглядел зал и увидел Котика с Кисиком. Они танцевали вальс, ворковали, перемигивались, вели себя как пионеры на танцплощадке. Эх, молодо-зелено. В Кискиных танцах и нашем с Ивонной чревоугодии прошло достаточно много времени. Часа три-четыре. Я, поедая и запивая, дивился музыкальной программе. Оркестр играл исключительно классические бальные номера, изредка разбавляя их полублатным шансоном. Хорошая гремучая смесь для подвыпивших мужичков в возрасте. А вот как у меня дела с алкоголем? Я прикинул, что принятая в самом начале доза должна выветриться из организма. Значит, пора закругляться, покидать приятное место, садиться за руль и ехать прочь. Я позвал официанта и попросил рассчитать нас. Лена тем временем в очередной, сто одиннадцатый раз покинула столик и принялась отплясывать на пару с Мамоном. Показалась мне при этом излишне возбужденной. К чему бы? Додумать не получилось. Отвлек официант, принесший счет. Я расплатился. Щедро навалил парнишке на чай и, в ожидании Лены, затеял беспредметную болтовню с Ивонной. Начал трепаться о всякой чепухе. Как-то сама собой речь скатилась на мой прежний род занятий. Почему не знаю, но я оказался бывшим инструктором рукопашного боя и настоящим владельцем отеля. Естественно, пришлось пригласить Ивонну в гости. Когда я объяснял ей, на какой рейс надо делать пересадку в Майами, чтобы улететь на Сан-Марко, к нам присоединилась Лена. Грохнулась на стул и громко сказала: “Все ништяк!” Тут же хлопнула стакан водки. Обвела мутным взглядом меня, Ивонну, окружающую публику. Почесала пальчиками воздух. Что такое? Ага, послала Мамону какой-то знак, похоже, погладила его за ушком на расстоянии. Я глянул на часы и коротко скомандовал: “Пора!” Лена заартачилась: “Погодь, Робка. Еще минута!” Она в два захода поднялась со стула и вихлястой нетрезвой походкой направилась к Мамону. Я в нервном ожидании побарабанил пальцами по столу. “Трам-та-ра-рам,” – выбили они марш Мендельсона. Я посмотрел на пустой графин на столе и задумался. Водку я, однозначно, не употреблял. Был за рулем. Ивонна налегала исключительно на шампанское. Вопрос: кто усугубил поллитру? Я перевел взгляд на возможный вариант ответа. Категорически нетрезвая Лена на пару с абсолютно возбужденным Мамоном проходилась тустепом по залу. Учитывая количество выпитого ею, этот танец был лишним пунктом в программе романтического вечера. Как бы она не испачкала своими выделениями манишку кавалера. Я еще раз глянул на часы. Когда лабухи перестали страдать по двум свечам, я быстро встал из-за стола и подошел к Лене. Взял под руку якобы сестру жены и объяснил удивленному Мамону: – Извини, братишка. Нам надо домой выдвигаться. Не обижайся. Далеко ехать. Да и своячница что-то не в форме. Бывай! Мамон взмахнул густыми бровями, похлопал меня по плечу ладошкой, мол, понимаю, и вернулся к своим друзьям. Я, Ивонна и ведомая под ручки Лена быстро покинули ресторан. В моей голове зудело: “Как Лена запомнит Мамоновский телефон? Она ж ничего не соображает.” Дело осложнялось тем, что согласно инструкции Лена не могла дать Мамону свой домашний телефон. По легенде мы жили в запредельном нетелефонизированном районе Москвы. Я переживал. Переживания оказались напрасны. В машине Лена, икнув, махнув рукой и извинившись: “Простите, ребята. Ужралась в говно!”, показала мне витиеватую, в виньетках и загогулинах, визитку. Рядом с игривым именем Алик значился номер телефона. Есть контакт! От винта! О штурме дачи можно было не беспокоиться. Вечер прошел очень продуктивно, сэкономил целую неделю и позволял смотреть в будущее с оптимизмом. Наш план сработал на все сто. На радостях мы в три голоса затянули песню про ледяной горою айсберг и неспешно покатили куда-то в Строгино. Там ненаглядные певуньи снимали квартиру, и я подрядился доставить их до дома.
Пресытившись пением где-то к половине пути, мы замолчали. Вернее, замолчали я и Лена. Ивонна ерзала на сидении справа от меня и время от времени что-то ритмически выкрикивала в раскрытое окно. То изображала пение про каких-то ревнивых подружек, то просто дурачилась, частила народные напевки. В перерывах между исполняемыми номерами Ивонна бессовестно и нагло проявляла интерес к моим эрогенным зонам. Не могла расстаться с ролью жены, вошла в образ и с радостью там пребывала. Но мне каково? Пришлось останавливаться и пересаживать ее назад, к забывшейся мертвецким сном Елене. Доехали мы до места назначения без проблем. Я проводил девушек, точнее, погоняемый Ивонной перенес Лену на руках до их квартиры. Внутрь зайти отказался. Сурово отверг настойчивые просьбы заглянуть на огонек, молча откланялся и вернулся к Федору. Поехал домой, в Нагатино. Развернуть |
ПаспортУтром Виолетта сидела на кухне, смотрела в окно и увлеченно мастерила кольца из сигаретного дыма. Имела при этом очень эротичное выражение лица. Я стоял у плиты и размышлял, что мои... Утром Виолетта сидела на кухне, смотрела в окно и увлеченно мастерила кольца из сигаретного дыма. Имела при этом очень эротичное выражение лица. Я стоял у плиты и размышлял, что мои старания напрасны. Я по-прежнему пребывал в качестве быдляка. Только что Виолетта ознакомилась с моим гениальным планом и потребовала аванс в размере двух тысяч баков. Ломать из себя целку без аванса ей не хотелось. Верно шурупила, стерва. Вытолкать ее взашей я не мог. Где еще искать подобный экземпляр? Монополия на бюст пятого размера вздувала цены до небес. Делала Виолетта с клиентом все, что хотела. Конечно, я мог достать из кармана требуемые деньги и с большой долей вероятности оказаться в дураках. Я извлек пиццу из духовки, аккуратно порезал ее и спросил: – Паспорт у тебя с собой? – Зачем? – Залог. – Я, что, дура что ли с паспортом на работу ходить? Хотя… – Виолетта потянулась к сумочке и, порывшись в ней, достала краснокожую книжицу. – Загранпаспорт устроит? – Мне без разницы, – ответил я. Взял паспорт, раскрыл, скользнул взглядом по фотографии. Она. А вот имя другое. – А зачем, Лена, загранпаспорт с собой таскаешь? – Вчера в посольстве была, визу в Германию оформляла. Я хотел было пройтись цинизмом по поводу ее возможных зарубежных заработков, но сдержался. Нужно было строить дружеские отношения: – Чего там делать собираешься? – Ничего. К подруге еду. Потусуемся. Понятно. Тусовки на Репербане. Но какой дурак заплатит там двести баксов за сеанс? Пятьдесят марок, не больше. Впрочем, можно замуж выскочить. Варианты есть. – Хорошо, Лена. Паспорт я забираю. Деньги будут через час. По рукам? – По рукам, Робик. Я Робертом представился. Свои документы, естественно, показывать не собирался, несмотря на кажущуюся задушевность отношений. Развернуть |
МыслишкиЯ отдал Виолетте триста долларов и усадил на стул перед собой. Сам расположился на диване, приготовившись выслушать очередную невеселую историю. При общении с проститутками я позволял себе только два типа... Я отдал Виолетте триста долларов и усадил на стул перед собой. Сам расположился на диване, приготовившись выслушать очередную невеселую историю. При общении с проститутками я позволял себе только два типа поведения. Либо становился козлом, который сразу волок мясо в койку, либо изображал задушевного друга, кивал головой, молчал и входил в положение. Положение было, как правило, одним и тем же – нехорошим и тяжким. Горькая доля толкнула тонкую ранимую душу на панель, занимается она этим всего два месяца и так далее с незначительными вариациями. – Как зовут? – спросил я подругу. – Виолетта. – Рассказывай, – сказал я. – Чего? – Чего хочешь. У меня времени вагон. – А трахаться не будем, что ли? – Пока не хочется. Давай рассказывай.
Я в сто первый раз выслушал хорошо заученный рассказ о первом курсе института, который бросила, о проблемах на малой родине, которую покинула, об оказываемой помощи старикам-родителям и брату-инвалиду, которые ничего о ее роде занятий не знают, о наглых ментах, которые вымогают деньги, и злых бандитах, которые не платят… или наоборот, внимания не обратил… От сочинений гамбургских проституток ее история отличался специфическими, чисто российскими деталями. Вскоре, не лишенная сметки Виолетта замолкла. Похоже, обратила внимание на выражение моего лица и напрямик спросила: – Зачем снял? – Хочешь пять штук грина поиметь? – Хочу. – Тогда утром обсудим. Что-то в сон потянуло. Пойду посплю. – Мне здесь оставаться? – Как хочешь. Можем утром созвониться. Только имей ввиду, домой я тебя не повезу. – Тогда остаюсь. – Белье в шкафу. Спокойной ночи. – Я встал и пошел в ванную чистить зубы. Елозя щеткой по зубам, я сам себе объявил благодарность за то, что первое общение с будущей компаньонкой прошло без сучка и задоринки. Проститутки в большинстве своем народ был нервный и щепетильный, обхождения требовал особого. Весь опыт общения с ними показывал, что нет разницы между женщиной продажной и непродажной. Проститутка могла быть верной и преданной, ласковой и нежной, скромной и недоступной, но при одном условии. При условии, что партнер ничего не знает об ее активной половой деятельности. К сожалению, я знал, что Вета знает, что я знаю. Нужно было исправлять создавшийся перекос в отношениях, так как компаньон, ведущий себя как последняя блядь – это не есть хорошо. Такой хоккей нам не нужен. Только друг, товарищ и брат в одном лице мог помочь разжиться восемью лимонами. На эту роль Вета подходила как никто другой. Умна, стервозна, до денег охоча. Родись она мужиком, была бы рейнджером вроде меня, вооруженным и очень опасным. Я вернулся в комнату, расстелил белье и залег под одеяло. Прежде чем погрузиться в теплую берлогу сна, пропустил через голову еще пару-тройку мыслишек. Первая – не расслабляться. Виолетте только предстоит узнать, что я не делю женщин на категории. Дам продажных, непродажных, дающих и динамящих я не знал. Все женщины существовали для меня как внекатегорийное понятие – Она, Единственная. Вторая мысль. Виолетта, ясно с первого взгляда, всех мужиков считала быдлом и классифицировала их очень просто – богатое быдло, способное заплатить за нее, и нищее быдло, ни на что не способное. Нормальный взгляд нормальной проститутки на взаимоотношение полов. Подобный взгляд мне лично не мешал, но мог помешать делу. Поэтому, третья мысль. В интересах дела я должен был стать для Виолетты исключением, превратиться в стовосьмидесятидевятисантиметровое облако в штанах “Дизель”. Доказывать своим достойным поведением, что она есть обычная женщина, привлекательная и приятная, со своей жизнью и судьбой. И нам не быть ближайшие дни друг без друга. Развернуть |