Обсуждение

От отеля «Мажестик», в котором я остановился, до искомого «Коммерцбанка» было двадцать минут пешего хода. Я добирался около трех часов. Сунув руки в брюки, лениво брел гамбургскими улочками-переулочками, выходил на набережную, задумчиво стоял у парапета и плевал в протекавшую мимо Эльбу. Любовался видами и перспективами, потом с трудом вспоминал конечную цель путешествия, брел опять по улочкам-закоулочкам, разглядывал шествующих мимо граждан и гражданок, нюхал букетики в цветочных лавках, застревал в магазинчиках и много чего еще делал вяло и бездумно. В конце концов добрался до банка и заставил себя внутренне подтянуться: «Вдох-выдох, повторяй: «Мне нужна информация о восьми лимонах». Все!»

Я вдохнул, выдохнул, повторил. Посмотрел на вывеску, сверился со шпаргалкой. Все сходилось – адрес тот же, название то же: там и там «Коммерцбанк». Ошибки быть не могло. Пора начинать. Я сунул шпаргалку в папочку под мышкой, толкнул тяжелую дверь и сделал шаг. Первым, кто мне попался на пути к восьми лимонам, был привратник ниже меня на две головы. В его глазах на уровне моего подвздошия застрял немой вопрос:

– ?

– Хочу открыть счет.

Охранник попросил айн момент подождать, удалился к недалекой стойке и забросил туда пару фраз. Из-за стойки выглянул очкастый паренек и с тоской за толстенными линзами посмотрел на меня:

– ?

– Хочу открыть счет и перевести на него деньги из своего предыдущего банка.

– Прошу, подходите.

Я подошел.

Юноша ладошкой хлопнул по поверхности стойки:

– Простите, герр?…

– Герр Маковски, Роберт Маковски, – представился я. Подтверждение в виде документа пока не требовалось, однако я, предупреждая дальнейшие вопросы, открыл папочку и вывалил на стойку бумаги. Из средней по размерам россыпи следовало то, что следовало. Я – клиент солидный.

– Чем занимались раньше?

– Работал менеджером в отеле «Санни Клаб». Вот документы.

– Эти?

– Да.

– Сколько времени работали?

– Полтора года. Вот справка.

– А до этого?

– Работал здесь, в Гамбурге. Где-то здесь была … ах, вот она… Можете посмотреть…

– Потом. Услугами какого банка вы пользовались здесь?

– Ох, рядом с домом была какая-то касса. Название не помню, кажется, «Хаспа». Очень редко туда заходил. Если хотите, могу выяснить в течение десяти минут по телефону.

– Пока не надо. Почему хотите открыть счет в нашем банке?

– Я решил арендовать квартиру в этом районе. Удобно, знаете ли, обслуживаться в банке под боком.

– Адрес?

– Я квартиру еще не выбрал. Пока остановился в отеле «Мажестик»…

Утомительный допрос вскоре кончился. Я открыл сберегательный счет на имя Маковского в банке, где хранились восемь миллионов. Сей факт, против ожидания, меня не радовал. Изрядно утомило общение с пытливым юношей, отказывавшимся открыть счет бездомному обладателю двухсот тысяч долларов. Показалось, что слишком придирчиво отбирал банк своих клиентов, чуть ли не просматривая их в ультрафиолетовых лучах и на свет. Отмывать бабки через подобное заведение – дохлый номер. Практически невозможный. Банкиры обязательно начнут выпендриваться: «Откуда дровишки? Что за деньжата? Чем пахнут? Чем-чем? Не может быть. Запашок-то с тухлецой. Наркотиками попахивает. Пошли прочь отседова!» С другой стороны, если сумма прошла через коммерцбанковских церберов, на ней можно ставить знак качества. Деньги чисты и блестят как яйца мартовского кота. Так говаривал мой старшина в учебке. Может, все к лучшему.

Я вышел на улицу в не самом радужном расположении духа. Получить информацию о восьми миллионах не представлялось возможным.

Каким образом, на какой хромой козе подкатывать к операционистам? Какие вопросы задавать? Каким глазом и кому подмаргивать? Да. Дела со скрипом закрутились, завертелись, но не в ту сторону. Чем же теперь заняться? Куда пойти-податься?

Общая мыслительная расслабленность, граничащая со скудоумием, не покидала меня. Потребовалось минут пять, чтобы вспомнить о проблемах с гардеробом. Для поездки в Россию требовалась теплая и функциональная одежда. Я покрутил головой, ориентируясь на местности, и принял решение отовариться в недалеком «Кауфхофе». В прежние годы всю одежду недорого и сердито я закупал именно там.

Через два часа, весь в пакетах и сумках, я вернулся в отель, который был известен мне как облупленный. В свое время, сразу после дезертирства, я подрабатывал здесь, в «Мажестик», ночным уборщиком. Потом, через полгода, вырос до должности вышибалы в баре, разбирался с раздухарившимися посетителями. Как-то своротил скулу одному излишне активному, а тот оказался приятелем Ханса. Казалось бы, не сдобровать мне после такого, ан нет. Хансу мое произведение очень понравилось. Множественный перелом надкостницы, расслоение сетчатки глаза и сотрясение мозга впечатляли. Ханс тактично пожурил меня за неумеренность и предложил поработать на него. Я с радостью согласился. Еще бы. Положенный мне оклад был в пять раз больше всех-всех-всех, законных и не очень, заработков в отеле. Нервную службу в сфере обслуживания я бросил, но связь с ней не оборвал. Я частенько останавливался в «Мажестик» на ночку-другую, когда, обуреваемый сомнениями, не спешил возвращаться домой. Все коридорные и лестничные закоулки отеля были известны, как собственные пять пальцев. Персонал я знал по именам. В пиковой ситуации всегда мог рассчитывать на благоприятный для себя исход. Полтора года назад, вернувшись из России, именно здесь я отлеживался три месяца перед убытием на острова. Здесь же, по старым каналам справил себе документы. Первоначально купил по сходной цене аусвайс коренного бундесбюргера, но вовремя одумался. Зачем такой при моем акценте? Пришлось становиться поляком-переселенцем Робертом Маковским

Давно это было.

Вернувшись в отель, я не стал предаваться воспоминаниям. Рассовал приобретенное барахло по шкафам и отправился на поиски холостых друзей. Было около восемнадцати часов, время пересменки гостиничного персонала. Имело смысл не зевать.

Через двадцать минут я, везде поспевший, с компанией дружков загружался в пивной бар через дорогу.

Вечерок прошел в пивопитии и песнопениях.

Проснулся я перед самым обедом. Голову занимала мысль, что двести тысяч долларов на счету – мелочь, которой может хватить только на… На что именно, пока не придумал, но пребывал в твердом убеждении, что «Ламборджини-Дьябло» – мечта всей жизни – стоит точно больше двухсот штук. Так что восемь лимонов, которые сами просятся в руки, помешать мне никак не могут. С такими вот тягостными мыслями я бегал, прыгал и отжимался.

…

В терзаниях прошла неделя.

…

Потом еще одна.

…

Потом я подошел к зеркалу. На меня смотрел злой неуступчивый мускулистый мужик::

– Здорово, Арбалет.

Я еще раз смерил себя взглядом и – прочь шутки с прибаутками! – добавил:

– А теперь все будет на полном серьезе. Приколы кончились.

Не откладывая дело в долгий ящик, я объявил Романычу, что беру двухмесячный тайм-аут для путешествия в Европу. Причину отъезда объяснять не стал, только сказал: «Надо ехать и все». Потом закинул вещи, могущие понадобиться, в дорожную сумку. Таких вещей оказалось три штуки: Анина печать, мой блокнот с телефонами гамбургских друзей и теплая куртка, в которой я больше года назад прилетел на Карибы.

Маловато для рискованного вояжа. Взять пистолет? Бессмысленно. В самолет не пропустят. Деньги? Точно. Без денег никуда. Я пошел в банк и оформил дебитовую карточку. Эта пластиковая штучка, наверняка, могла пригодиться в будущем. Потом, чуть покумекав, я оформил до кучи кредитную карту, обзавлеся дорожными чеками и некоторым количеством разнообразных банковских справок. Что говорить, стал ученым и предусмотрительным.

Через час карточки были получены на руки.

Через два — куплены билеты на ближайший вечерний рейс до Майами.

Через три — за час до отлета — я присел на диван. Погрузился на минуту в воспоминания.

Как же давно это было! Чуть меньше двух лет назад я поклялся никогда не возвращаться в Россию. Я лежал в больничной палате, тяжело, мучительно приходил в себя и просил Бога помочь мне выкарабкаться. Молитва, после которой дела пошли на поправку, была одна: «Господи, только помоги мне выжить. Я сразу уеду отсюда и никогда здесь не появлюсь. Никогда не буду заниматься тем, чем занимался прежде. Никогда!»

Как же давно это было.

Настолько давно, что искренняя молитва показалась незначительной ерундой, пришедшей в голову по причине бессознательного состояния.

Я встал и поехал в аэропорт.

Следующей ночью депозитарий шандарахнул. Мелкий взрывчик чуть своротил пару стоек в правом дальнем углу и будь здоров как закоптил помещение. Что и требовалось получить. На утро все владельцы депозитных ячеек сбежались к месту происшествия, чтобы пощупать свои секреты. На месте ли? Я не торопился и прибыл к банку последним.

Какая-то часть перепуганного народа уже громыхала ящиками в депозитарии. Остальные в количестве двух-трех десятков нервно прохаживались по площади перед банком. Депозитарий был не резиновый, поэтому граждан во избежание столпотворения запускали мелкими партиями. Переполох был средней руки, паники не наблюдалось.

Культурно заняв очередь, я обзавелся газетой и присел на самой дальней скамейке в тени. Часа через два, самым последним и самым спокойным клиентом я попал-таки в депозитарий и внимательно осмотрелся.

Я хорошо знал Анино прошлое. Меня интересовали четыре ряда стоек в глубине помещения, те самые, где располагалась среди прочих и моя ячейка. Именно эти стойки со всех точек зрения были наиболее привлекательны для хранения ценностей. Причина привлекательности? Ответ прост: узость помещения. Никто посторонний не мог увидеть, что кладут в ячейку и что вынимают. Спина владельца в любом случае укрывала секреты от чужих глаз. Даже смотрителю – тупоголовому Мигелю – при всем его желании не удалось бы подглядеть. Этим фактом я воспользовался накануне, когда просунул пакет с взрывчаткой в узкую щель между стойками в правом углу.

Все было продумано до самых мелких деталей. Предмет особой гордости – состав взрывчатой смеси. Никаких разрушений не случилось, зато появилось очень много сажи на вертикальных поверхностях.

Итак, что мы имеем?

Я скользнул взглядам по передним панелям ячеек. Их, конечно, протирали, но сажа в выемках замочных скважин оставалась в первозданном виде. Окончательно избавиться от нее могли только ночью, когда у персонала появится время на тщательную уборку с моющими спецсредствами. А пока надо ловить момент.

Открыв ячейку, я достал оттуда лист бумаги и ручку. Лист конечно же был заранее разграфлен на четрые раза по пятнадцать квадратиков, соответствовавших ячейкам в четырех стойках. Осталось пометить крестиком квадраты ячеек с нетронутым налетом сажи на замочных скважинах. Ячейки со следами ключей, естественно, пропускались.

Вышел из банка через пять минут. В кармане — лист бумаги с тридцатью четырьмя крестиками.

На следующий день я с большой спортивной сумкой на плече опять посетил депозитарий. Спешить со своим делом не стал, завел неторопливую беседу с Мигелем. Осудили мы с ним подлых клиентов, хранящих взрывоопасные материалы в банке, потом посудачили о том, о сем, о погоде, о женщинах, бейсбол вспомнили, похвалили размер моей сумки (по общему мнению, хорош для средней руки арктической экспедиции). Когда темы для простого мужского разговора иссякли, я всучил Мигелю последний номер «Пентхауза». «Девушка месяца на прошлой неделе здесь отдыхала, своими глазами видел,» – сообщил я Мигелю. Тот, простофиля, поверил, выхватил журнал и углубился в изучение содержимого. Я взял со стола мастер-ключ и, сгорая от нетерпения, направился к родным, любимым стоечкам, чтобы проверить свои предположения.

Проверил.

Все оказалось верно. Из трех с половиной десятков ячеек, помеченных накануне, я мог смело вычитать две трети. Двадцать пять ячеек, пустых, открывали ночью и протирали закопченные ребра панелей. Остались девять ячеек, имеющих легкий, чуть заметный налет сажи на ребре. Они!

Полностью стереть сажу с ребра закрытой ячейки было невозможно. Ни пылесос, ни тряпка помочь не могли. Только ключ, который имелся у клиента!

Я оглянулся.

Мигель перелистывал страницы и внимания ни на что не обращал. Я достал из кармана Анечкин ключ и вставил его в левый, клиентский, замок первой по списку ячейки. Неудача. Замок открываться не хотел.

Я опять оглянулся. Мигель завороженно разглядывал фотографию на развороте журнала. Хорошо! Следующая ячейка. Неудача. Третья. Аналогично. Четвертая. Есть! Я вставил во второй замок мастер-ключ, открыл ячейку и в три гребка перенес ее содержимое в сумку.

Я опять вернулся к содержимому ридикюля. Может, там найду какую зацепку?

Ничего найти не получилось.

Никаких записей, наводящих на умную мысль, в Анином блокноте я не обнаружил. Изучил его от корки до корки, даже на зуб попробовал. Без толку. Сунул блокнот обратно в ридикюль и принялся за изучение букв, накаляканных Аниной рукой на листке бумаги. Чуть не поломал глаза об медицинский почерк и выяснил, что Аня оставила на долгую память проект какого-то договора. Причем, настолько непонятного и мудреного, что у меня челюсти свело с тоски. Одно название чего стоило: Договор о намерениях по соглашению о передаче прав… Тьфу! Я сунул листок вслед за блокнотом в ридикюль и тяжко вздохнул.

Если бы не тупость Мигеля, непроходимая и необъяснимая… Если б был он настоящим парнем, все оказалось бы проще пареной репы. Заскочил бы я к нему в гостечки, потрепался бы о том, о сем и между делом потыкал бы ключом во все подряд замки. Глядишь за дружескими разговорчиками наткнулся бы на искомый ящик с секретами.

Если бы да кабы… Мигель, паразит, уперся как баран, хоть и распили мы с ним в баре бутылку «Бифитера» на двоих, хоть и выслушивал я до посинения его россказни о службе в береговом патруле. «Не имею права,» – твердил он в ответ на мою просьбу помочь в беде. Я и так, и эдак подкатывал к нему. Даже рассказал историю своей жизни и историю киски, которая спрятала в банке ценности и тут же потопла. Потопла, не поделившись со мной номером ячейки. Только ключ отдала слабеющей ладошкой и пузыри на прощание пустила. Мигель рыдал на моем плече, но стоял на своем: «В банке порядок такой – никаких нарушений порядка.»

Я опять вздохнул.

Что ж. Откладываем ридикюль в сторону и приступаем к полуактивным действиям. Активные – налет, захват заложников, перестрелку с полицией, гонку на катерах и самолетах – оставим на потом. Зачем впустую рисковать своей шкурой? Это бывает интересным только в кино и книжках. В реальной жизни проще вспомнить золотые слова из школьного учебника: «Широко распростерла химия ручонки свои в дела человеческие.» Похоже, так было написано…

Я бодро направился в местную хозяйственную лавку, прикупил всяческих химикалиев и тайком притащил в номер. На память я никогда не жаловался, поэтому проблем с приобретенным барахлом не возникло. После двух часов помешиваний и побулькиваний смесь имени Арбалета была готова.

Прошел еще один месяц, и я окончательно рехнулся от занятий физкультурой. Как-то утром я отправился в банк за очередной сотней на житье-бытье, оформил чек, и вдруг почувствовал, что со мной происходит нечто. Я очень явственно вообразил себя чрезвычайно важной персоной, под завязку груженной драгоценностями. Рубины, сапфиры, изумруды и бриллианты звякали в карманах, сквозь прорехи сыпались на пол и яркими брызгами разлетались в стороны.

Караул! Добро пропадает!

Я, пребывая в сомнамбуле, метнулся к ближнему клерку и попросил принять кое-что на хранение. Клерк оказался видавшим виды, пожилым мужчиной, не одну собаку съевшим за своей конторкой. Он молча поводил глазами по моей физиономии и что-то хмыкнул себе в усы. Видимо, прикидывал, какие могут быть ценности у посетителя в шортах и майке.

Знамение тут же исчезло.

Я пришел в себя. Что делать?

Ответ прост: назвался груздем – полезай в кузов.

Справившись с секундным замешательством, я быстро сделал честные глаза и широкую улыбку. Чии-ииз! Клерк, раздвинув краешки губ, послал ответный кусок сыра. Потом, пряча скепсис в обвислые усы, объявил тариф. Двадцать долларов в месяц за ячейку «Стандарт». «Медиум» будет стоить тридцать долларов, а «Максимум»… Я выслушивать до конца расценки заведения не стал. Кивком головы согласился со всем услышанным: «Стандарт устроит», довел до его сведения номер своего счета и положил паспорт на стол.

Сеньор лениво пошлепал указательным пальцем по компьютерной клавиатуре, сверился с паспортом, воткнул кривой нос в монитор и просиял как новый квотер. Есть контакт! Сумма, обозначавшая остаток средств на моем счету, превышала двести тысяч и вызывала у банковского служащего энтузиазм и прилив жизненных сил.

Сеньор начал долбить по клавишам компьютера, как Анка-пулеметчица. Тра-та-та… Похоже, списывал со счета двадцать баксов, арендную плату за первый месяц. Потом с юношеским проворством извлек из тумбочки гроссбух, раскрыл его и одним длинным росчерком что-то туда вписал. Потом слетел со стула и с гроссбухом под мышкой – прошу, мистер, следовать за мной! – быстрым шагом повел меня в депозитарий.

Депозитарий располагался сразу за стеной операционного зала.

Это была комната четыре метра на десять с низким сводчатым потолком и искусственным освещением. Окон не было. Вдоль стен стояли двадцать стоек по пятнадцать стандартных ячеек и восемь стоек нестандартных. В каждой ячейке по два замочка. Если действовать фомкой, за четыре часа можно управиться… Впрочем, фомкой подцепить не удастся, нужны отмычки, времени уйдет побольше… Стоять! А если стойки вынести незаметно? Бред!…

Я решительно прогнал рой мыслишек, вылетевших из двухлетней давности прошлого. Ничего здесь трогать я пока не собирался.

Сеньор тем временем обменялся парой слов со смотрителем, сидевшим за столом у входа, и получил от него какую-то маленькую железку. Потом углубился в комнату, подошел к стойкам у дальней стены. Там заглянул в свой гроссбух, поводил глазами по сторонам и вопросительно указал на ячейку на уровне своего брючного ремня. Устраивает ли мистера местоположение ячейки? Оно меня устраивало. Лучше не бывает. Сеньор подтянул свой внушительный животик и ткнул железкой, взятой у охранника, в правую замочную скважину ячейки. “Мастер-ключ, – пояснил он. – Ячейка открывается двумя ключами. Один будет храниться у вас. Вторым ключом ячейку будет при вас открывать охранник. Клиенты к мастер-ключу доступа не имеют. Такие правила.”

Понятно. Я не возражал.

Сеньор извлек ячейку из стойки, достал из нее ключ и передал его мне. Взамен получил мой автограф в гроссбух и – Всегда к вашим услугам! – удалился. Я, донельзя озадаченный, остался стоять на месте. Ключ в моей руке был родным братом того, что хранился Анютой в ридикюле.

Одной загадкой стало меньше. Анечка имела персональную ячейку в депозитарии. Что она могла в ней хранить? Деньги? Контрацептивы? Любовные послания? Или все-таки печать, которую искали негодяи? Как говорится, угадайте с четырех раз.

Я опять призадумался. По моим прикидкам ячеек в депозитарии было больше четырехсот. Каким образом найти искомую? Простым перебором, засовывая Анечкин ключ во все подряд замочные скважины? Сдается мне, что банковские работники начнут возмущаться уже через час, а то и раньше. Нужны другие меры, более интеллектуальные. Например, налет.

Руки знакомо зачесались. Еще бы! Безлюдная площадь в центре городка. У входа скучает охранник с ржавой «береттой» в кобуре. Полдесятка клерков мирно протирают штаны в операционном зале. А самый мирный человек в банке тихо дремлет в шести метрах от меня, сидит за столиком, головушку склонив, посапывает. И никого больше нет! Никого!!!

Отставить!

Действовать будем культурно, без кровопролитиев и мордобитиев, как сказал бы Романыч, будь он негром преклонных годов, который изучил-таки русский язык. Тем более мужик, стороживший вход в банк, был старинным другом Теда. Друг моего друга – мой друг.

Я вставил ящик на место, ничего туда не положив, и запер. Потом оглянулся. Смотритель продолжал посапывать. Я вставил свой ключ в замочную скважину наугад попавшейся ячейки и потолкал туда-сюда. Без результата, ничего в замке не скрипнуло, не лязгнуло. Ячейка, естественно, не открылась. Я вытащил ключ и прикинул, что потребовалось на это секунд шесть-семь. Многовато. Закинув ключ в карман, я подошел к смотрителю и легонько толкнул его в плечо. Тот встрепенулся:

– Что такое?

– Буэнос диас, амиго, – я протянул ему свою широкую ладонь.

– Хай.

В общем, в один момент познакомились. Друг друга мы раньше видели издалека, на пляже. Похоже, пришло время пообщаться плотнее. Я представился Ковбоем из «Санни Клаба» и пригласил на дискотеку, где ди-джеем служит Марк, то есть автомеханик Тед. «Его все знают, такая будка шесть на девять,» напомнил я, разводя руки в стороны. Смотритель, которого, как оказалось, звали Мигель, тут же вспомнил могучего Теда, закивал головой: «Знаю, знаю.»

Я, развивая успех, напомнил ему, что охранник их банка – лепший Тедовский кореш.

– Тоже знаю, – продолжил кивать знайка Мигель.

– Во-во, вдвоем с охранником и приползай на танцульки, оттянемся как следует! Будем ждать!

На том и расстались.

Самоистязался таким образом я достаточно долго. Может, месяц, может, два. За это время сбросил двадцать килограмм живого веса и получил атрофию мозга. Серое вещество стало выдавать на гора одну-единственную мысль: что за печать хотели получить русские негодяи от Анюты? Что за печать хотели получить русские негодяи? Что за печать хотели получить? Что за печать хотели? Что за печать? Что за …?

В чем дело? Какая-такая штучка стоила жизни моей незабвенной Анечке?

Наверняка, не простая. Не такая она женщина, чтобы за синюшнюю печать товарищества с ограниченной ответственностью терять головушку на чужбине. А раз так, то какую бумагу можно было этой печатью отштемпелевать со всех сторон и использовать по назначению? Не туалетную же. Уж не ту ли, которая была в Анином ридикюльчике… Стоп. Где он?

Дня через два после нашего тесного знакомства Анечка всучила мне какую-то сумчонку со словами: «Пусть полежит у тебя». Я, помнится, немного испугался. Подумал: вдруг там какой подвох, мина замедленного действия или ампула с ядом, который будет испаряться и травить меня. Жить-то хотелось. Я основательно порылся в сумчонке и ничего радикального, к огромному облегчению, не нашел. Ее содержимым были блокнотик, мятый лист бумаги в мудреных загогулинах и ключ непотребной конфигурации, плоский и тонкий. Дверь таким не откроешь.

Я еще раз прокрутил в голове: блокнотик, бумажка, ключ.

Хм, что-то из этих вещей могло помочь в разгадке большого и таинственного секрета. Так, куда подевался ридикюль? Куда я его закинул? Куда?!

Тьфу!

Всегда всякая ерунда лезет в голову, когда живот горит, руки вибрируют, а до тысячи осталась сотня отжиманий. Уф.

Бледноголубого цвета потолок больничной палаты я изучил основательно. Его география была незамысловата до безобразия. Три пупырышка, составлявшие равнобедренный треугольник, и одна ажурная, почти незаметная трещинка – вот все, что выпало мне для исследования. Также в качестве развлечения фигурировал журнал «Американ Сайнс» на прикроватной тумбочке, то еще чтиво. Я чуть не озверел с тоски.

Да. Так и сказал Романычу, пришедшему навестить меня:

– Ответственно заявляю: с сего дня становлюсь врагом монохромных потолков.

– Чего, чего?

– Монохромных, значит одного цвета. Понял, старый хрыч?

– Ну.

– Как вернусь в номер, раскрашу потолки в цвета солнечного спектра.

– Слушай, Ковбой. Ты тут мозги не крути птичьими разговорами. У меня для тебя новость.

– Какая?

– Твою киску Старый Вилли нашел.

– Какую еще киску?

– Забыл, что ли? Из-за которой тебя подстрелили.

– Да?!.. – с меня моментально спала тоска. Я протер глаза и внимательно всмотрелся в Романыча. Может, бредит по пьяни? Нет. Трезв. Сидит в белом халатике напротив меня, улыбается.

– Где нашел?

– Напротив старого маяка. Все, как полагается. К ногам камень привязан, болтается, бедняжка… Ты же знаешь, там подводное течение очень сильное…

– Какое течение, какой камень?

– Ну это… Ей к ногам камень привязали и сбросили за борт. Так вот, считай неделю она там рыб кормит. Только по купальнику узнали. Да ты не беспокойся, мы не стали трогать. Вот выздоровеешь, наденешь акваланг и сплаваешь сам, навестишь. Ох. Как красивая баба, так обязательно происшествие.

Романыч зажмурился от удовольствия. Судя по шрамам, на долю старого барбоса выпало немало приключений, связанных с красотками. Похоже, он сейчас начнет вспоминать одну из своих бесконечных историй.

– Так вот, Ковбой. После первой ходки это было. Откинулся я с кичмана весь на понтах…

Конечно, старикан говорил по-другому. Но как еще перевести на русский гремучую испано-англо-непонятно-какую смесь, с помощью которой он изъяснялся? То-то.

Я устроился на своем больничном ложе поудобней, чтобы иметь возможность выслушать очередную байку Романыча в полном комфорте. Увы, открылась дверь и в палату вошла медсестра. Она грохнула металлическим судном по столу и, не успел звон сойти на нет, рявкнула на Романыча, мол, больному нужен покой, нечего тут балясничать, позвольте вам выкатиться вон! Старик недовольно встопорщил усища, покряхтел и приложил свою ладонь к моей макушке:

– Ладно, Ковбой. В следующий раз расскажу, только напомни. Давай выздоравливай и поскорее отсюда сматывай. А то подохнешь тут, доведут до ручки докторишки хреновы. Адьес, амиго.

Романыч был таков.

Я почесал голову и вспомнил одну мелкую подробность из ночной битвы за Аню. Глазенки мужика, которому я откручивал башку у входа в бунгало. Вспомнил, скорее, не глазенки, а их тоскливо-удивленно-испуганное выражение. Точь-в-точь как у автоматчика, которому я вспарывал брюхо в пьяном бреду месяц назад. Хм… Глаза тоже, кажется, были точь-в-точь. И остальное… Во сне я закрывал веки мужику, который явился вскоре наяву. Да. Фантом из бреда превратился в реального человека. Я хорошо помнил нос с горбинкой, впалые щеки, трехдневную щетину на них, тяжелые складки у рта, подбородок… Нет, подбородок я не помнил. Но все остальное! Все было похоже. Или непохоже?

Черт!

Некстати разболелась голова. Напрягать память было лень, и я привычно потянул руку к опостылевшему чтиву на тумбочке… Оп! В руке откуда ни возьмись оказался «Хастлер». Не иначе Романыч о душевном здоровье друга позаботился. Соображает!

Так-с. Что новенького? Полистаем, почитаем…

Затаился очень просто – на всю наличность купил бутылку “Джим Бима” и выдул ее без остатка. Только алкоголь мог помочь в борьбе с животным страхом, пробившим насквозь. Когда мозги перестали соображать – сорок градусов внутри и сорок градусов снаружи быстро сделали свое дело – я кое-как добрался до самого дальнего пляжа и там под пальмами уснул. Вернее, захлебнулся тяжелой дремой. Несмотря на то, что мозг туманился и пенился, слух был обострен. До меня долетали все звуки, способные долететь до этого пустынного уголка. Уверен, если бы в ста метрах щелкнул курок, я моментально вскочил бы на ноги и отпрыгнул в близкие заросли. Все-таки в минуты смертельной опасности не так-то легко отключиться и…

Что такое?

Что?

Опять?

Где-то рядом заскрипел песок.

Кто может пробираться сюда?

Я попытался разлепить глаза и не успел сделать это. Вместе с щелчком совсем близкой собачки предохранителя, мое тело само, без посторонней помощи, без какой-либо команды из головы, нырнуло в скопление растительности, произраставшей неподалеку. Нырнуло с закрытыми глазами, наугад. Вынырнуло уже с открытыми глазами, но толку было чуть. Я бежал прочь, не разбирая дороги. Ноги сами несли меня куда хотели. Ничего с таким положением вещей я поделать не мог до тех пор, пока не оказался в густых, почти непроходимых зарослях бамбука или как его… В общем, кругом колосились джунгли, и только там, в беспросветном множестве цветов, листвы и колючек, я смог перевести дух и немного прийти в себя. Алкоголь выветрился из организма, голова начала соображать и как будто бы управлять исцарапанным телом, действовавшим до того на автопилоте.

Я затаил дыхание и прислушался к доносившимся звукам. Сквозь щебет птиц и шуршание листвы я расслышал далекий треск и шелест. Источник шума находился метрах в пятидесяти позади. Я обернулся и присел на корточки. Было ясно, что преследователь ориентируется по коридору из мятой листвы, оставленному мной. Надо перехитрить врага. Я на корточках тихо, осторожно пробрался на десять метров назад и отскочил в сторону, за близкое дерево. Там я замер.

Вскоре близкий шум подсказал, что – так и есть! – кто-то нехороший идет по моим следам. Как только мимо проследовал коренастый мужик с автоматом в руке, я прыгнул на него. Схватка длилась секунд пять, не больше. Автоматчик со вспоротым брюхом повалился на землю. Не имело для него никакого смысла таскать за голенищем сапога финский нож. Финкой, оказавшейся в моей руке совершенно закономерно, я и вскрыл его брюшную полость.

Есть!

В остекленевших глазах автоматчика на века застыло удивление напополам с ужасом. Я закрыл ему веки и, прежде чем забрать автомат, обшарил карманы убитого. Ничего примечательного я в них не обнаружил. Хм. Вот если бы там были какие-нибудь инструкции от Магды или полный список всех ее подручных, прибывших сюда… Нервный смешок пробил меня на мгновение и тут же исчез. Магда прибыла, ясный перец, не с одним громилой. Как минимум отделение нужно отрядить для успешной охоты на меня. А то и взвод.

Я покрутил в руке автомат странной конструкции. Где я мог наблюдать такой колченогий инструмент? В кино? Шмайсер? Эге-ге. Похоже, именно он. Нестандартное оружие для местного климата. К чему бы это?

До ответа я не додумался. До меня долетели отголоски далеких криков. Что-то вроде: «Ау, братец Иванушка!» Как будто кого-то искали… Черт! Искали поверженного вояку, не иначе.

Я сориентировался, в какой стороне остался пляж, и быстро зашагал в противоположном направлении, вглубь острова. Голоса оказались сзади и чуть левее. Я глянул на тонкие солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь листву. Угол падения света равнялся примерно семидесяти градусам в направлении от левого плеча к носку правого шлепанца. Я чертыхнулся: «Не мог обуться нормально,» и принял вправо, чтобы солнце било прямо в затылок. Движение в выбранном направлении обещало удаление от преследователей по самому краткому пути. Жаль, что идти придется в гору.

Я попер вперед и выше, при этом тщательно следя за тем, чтобы солнце все время оставалось позади меня. Заблудиться во время смертельной погони мне не улыбалось.

Прошло минут двадцать.

Обливаясь потом, задыхаясь, вспоминая прежнюю жизнь и просто матерясь, я добрался-таки до вершины покоряемой горы и порадовался. Я был на верхней точке острова один. Никакие посторонние звуки до меня не долетали. Однако расслабляться время не пришло. Я чуть порыскал по окрестностям и нашел то, что искал. Узкая тропинка вывела сквозь густой кустарник к поляне, полста метров на полста, бывшей стройплощадке. Поляна была как будто создана для ведения боевых действий. Пара полуразрушенных строений из серого кирпича плюс десяток железобетонных конструкций, разбросанных там и сям, удачно разнообразили ландшафт. Пострелять можно было в комфортных условиях. Залечь я приготовился около кирпичной будки, которая мирно осыпалась в верхней точке поляны. Вокруг будки был навален строительный хлам: какие-то металлические конструкции, бетонные столбики, обломки кирпичей и прочий шлак. Из-за мусора, изрядно поросшего травой, открывался превосходный вид на происходящее внизу. Бойцы, шедшие по моим следам, оказывались как на ладони. Причем выход на оперативный простор, то есть на поляну, был для них очень неприятен. Тропу зажимали с двух сторон плотные заросли кустарника, и рассеяться цепью вне пределов моей видимости они не могли. Для этого нужно было выйти на простреливаемую пустошь или вернуться назад, приблизительно метров на сто, и там, ориентируясь по компасу, пытаться обойти меня с тыла, но…

… но самое интересное я припас именно на этот случай.

Я еще раз окинул взглядом полянку. Когда меня обойдут с тыла, я горевать не буду. Я вспомню, что строили здесь двадцать лет назад не абы что, а, натурально, канатную дорогу. И – примечательная деталь! – дорогу построили, но использовать забыли. Меня Романыч как-то приводил сюда, демонстрировал памятник чужому головотяпству. Кому она нужна, эта дорога? Кто будет сюда подниматься? Вот спускаться, да. Очень весело. Романыч показал, как при наличии металлической скобы можно достичь подножия горы за одну минуту. Главное, пальцы не разжимать с испугу. Свист ветра в ушах ого-го какой будет.

Я вспомнил полугодичной давности спуск и улыбнулся. В конечной точке спуска будут ждать меня спасательная станция, десяток баров и полицейский участок, где дежурят сегодня мои сердечные друзья Таб и Вилли! А если двух друзей окажется маловато, сяду в их моторку и умчусь куда подале.

Я, согнав улыбку, пожалел, что нет возможности пристрелять перед боем, как положено, автомат. Каждое оружие имеет свои особенности, и знать их желательно до того, как они свалятся на твою голову. Может, у автомата пули вылетают в обратном направлении. Шутка. Уже нервное…

Сколько будет преследователей?

Сколько патронов у меня?

Да.

Я покрутил головой.

Отвык, расслабился, совсем тюфяком стал. Первым делом надо было проверять магазин на наличие боезапаса, а не лазить по чужим карманам.

Я подержал на весу автомат и прикинул, что магазин, похоже, полон. Значит, удирать к друзьям-копам сейчас не время. Ни к чему. Сначала поиграем в войнушку, выясним сколько воинов отправила за мной Магда. Если их количество окажется незначительным, перейдем в наступление, а там…

До меня долетел чуть заметный шелест травы. Даже не шелест, а предчувствие шелеста. Слух был напряжен до предела и улавливал самые незначительные колебания воздуха. Я приподнял голову и увидел крадущегося по поляне бойца в камуфляже. Сзади него стоял второй, внешне близнец первого. Стоял не просто так. Он внимательно, сектор за сектором, ощупывал глазами заросли и конструкции вокруг меня. Автомат в его руках был готов к стрельбе. Полусогнутые ноги, словно сжатые пружины, ждали сигнал опасности. В любой момент боец мог отпрыгнуть назад, в спасительные кусты, и оттуда облить меня с ног до головы свинцом. Мастера. А меня вот в джунглях воевать не учили. Жаль.

Я привстал на колено, осторожно поднял автомат, прицелился и с тридцати метров короткой очередью свалил ближнего ко мне специалиста. Тот, несмотря на всю свою ученость, рухнул как подкошенный. Без звука расслабил ноги и мешком опустился прямо под себя. Хороший признак. Боец был сражен наповал.

Я перевел ствол в сторону второго и… Так и есть. Того в пределах видимости не оказалось. Тут же вокруг меня защелкали пули. Я упал плашмя на землю и откатился в сторону метров на пять. Там, за очередным железобетонным блоком, я мог в относительной безопасности перевести дух и подготовиться ко второму акту боевых действий.

Стрельба, суматошная и беспорядочная, тем временем прекратилась. Враги, похоже, решали, какие шаги предпринимать. Я глянул на часы и зафиксировал время с точностью до секунды. Если война будет вестись по всем канонам стратегии и тактики, через три минуты меня возьмут в кольцо. Не плохо было бы приготовиться к такому развитию событий. Я порыскал взглядом вокруг себя и увидел то, что искал: металлическую скобку.

Надо запомнить место.

Через минуту снова раздались выстрелы. Стреляли в мою сторону из двух стволов. Впрочем, стрельба была не прицельная, палили в белый свет как в копейку. Видимо, прикрывали группу захвата. Я выглянул из-за блока и – так и есть! – увидел бойца, который, забирая вправо от меня, бежал от тропы к недалекой траншее. Траншея давным-давно осыпалась, заросла травой, но была способна укрыть хоть дюжину вояк. Добравшись до туда, боец запросто мог устроить мне развеселую жизнь. Я прицелился и плавно нажал на спусковой крючок. Мишень, громко вскрикнув, кубарем покатилась по траве и, совсем мне не видная, затихла. В ту же секунду все пространство вокруг засвистело, защелкало. Меня обсыпало щебенкой, грунтом, еще какой-то дрянью. Я снова перекатился вправо и рассмотрел поле боя. Метрах в двадцати, между мною и стрелявшими, нервно колыхалась трава. Видимо, парниша был ранен и теперь приходил в себя, боролся с болью, прощался с жизнью и… что там еще можно делать?

И что будут делать его друзья?

С противоположной стороны поляны прекратилось всякое шевеление. Отступили? Вряд ли.

В унисон моим мыслям та сторона разразилась автоматным огнем и снова затихла.

Прошло ровно две с половиной минуты.

«Сколько же человек в погоне? – задался я в который раз интересным вопросом. – Двоих завалил, еще двое постреливают в мою сторону. А остальные? В общем икс минус четверо в это время обходят меня с тыла. Если не заблудятся, скоро будут здесь.»

В подтверждение случившихся со мной умозаключений совсем рядом послышалось сопение. Я как ящерка скрючился, распластал свое тело меж железок и сучьев, затаился мышкой-норушкой и пронаблюдал камуфлированного автоматчика… потом второго, третьего… десятого… девятнадцатого… Они тихо переговаривались на немецком… Вооружены были шмайсерами… Их мощные башмаки с литой подошвой оставляли отчетливые отпечатки на жирном грунте в метре от моего лица…

Совсем, как в кино про зори здесь тихие.

Бойцы меня не заметили. Вышли на поляну и недоуменно огляделись. Я же поискал глазами трос над собой, потом перевел взгляд вниз в поисках скобы (где-то рядом валялась эта фиговина… где же?.. только что видел!.. где она, черт?!!!) и…

– Здравствуй, красавчик, – вкрадчивый женский голос заставил меня зажмуриться. Тут же в мой висок уперлось холодное дуло пистолета. – Ты проиграл.

– Да, – я кивнул головой.

– …твою мать. Может, зенки откроешь? Хватит валяться свиньей, – голос был уже не женский, а спитой, прокуренный.

Меня саданули тупым ботинком в бок. Будут избивать, пытать, мучать? Я не Марат Казей, я молчать не буду. Я осторожно просунул руку себе за спину – там был пистолет – и…

…в моих распахнувшихся глазах сиянием десятка солнц вспыхнуло удивление напополам с радостью. Надо мной стоял Романыч и пихал меня в бок своим ботинком:

– Ковбой, сучье вымя! Ты почему не у Теда? Я тебя, как человека, попросил помочь, а ты, собачий вертихвост, выходит, болт забил на мою просьбу. Как блядей на тачке катать, так ты первый, а как с ремонтом помочь, так тебя нет! Ты что, не мог предупредить?

– А-а… Э… Ты чего?

– Я тебе дам чего! Обещал помочь с ремонтом тачки? Обещал. Теперь бегом дуй к Теду! Он там с тачкой тра-та-та, а ты в это время здесь тра-ля-ля…

Дальше без перевода.

Я похлопал ушами, поморгал глазами, кое-как принял на себя управление собственными конечностями и тяжело встал. Организм, минуту назад переживший смертельную схватку с пьяным кошмаром, подчинялся с большим трудом. Меня мутило и шатало.

– Замечательно ты надрался, – квалифицированно оценил мое состояние Романыч. – Давай-давай, шевелись, пьяный поросенок.

Он приобнял меня за плечи, и я, поддерживаемый другом, медленно побрел назад, к отелю. Что там меня ждало?

Что?

Это был рядовой солнечный денек, точно мной не установленный. То ли июльский, то ли июньский, а может и майский. В чем я был более-менее уверен, так это в номере года. Тысяча девятьсот девяносто девятый, кажется. Ну да ладно.

Это был обычный день без счета и имени. Я, как полагается, восседал в шезлонге и одним глазиком поглядывал на прибой, другим – косил на моложавую соседку сбоку, такую аккуратно подкрашенную брюнетку. В руке звякал ледышками хай-болл с лонг-айлендом… В общем, радовался я жизни и между делом строил планы на вечер. Соседушка тоже, как будто, питала иллюзии относительно совместного со мной времепревождения. Ее взгляд, скрытый под солнцезащитными очками и как будто устремленный к горизонту, нет-нет да съезжал в мою сторону. Знакомая история. Сорок лет, разведена, приехала на курорт развеяться и, как только нечто мужское оказалось под боком, чего-то аморального захотелось…

– Ковбой, твою мать! – прервал умопостроения простуженный голос Романыча.

Романыч (по паспорту Рамон Луис Мария Эстеллер) был владельцем отеля, в котором я бросил якорь. По совместительству этот старый латинос исполнял почетную обязанность моего лучшего друга и личного менеджера. Еще он метил меня в свои наследники. Одним словом, классный дедок.. При первой нашей встрече он мне четыре зуба табуретом выбил. Это в свои-то шестьдесят годков! Я тоже в долгу не остался, сместил Романычу почки на пять сантиметров ниже и пару ребер поломал. Теперь старикан предсказывает редкие бури лучше любого барометра.

Да, весело мы с ним знакомились.

Знакомство случилось чуть больше года назад, когда я совершенно случайно оказался на Сан-Марко, небольшом островке в тысяче миль к юго-востоку от Флориды. В ту пору я ездил с курорта на курорт, восстанавливал силы и между делом приценивался к недвижимости. В голове бродили умные мысли по поводу вложения средств в надежное и прибыльное дело, как то: гостиничный бизнес, туризм и прочая похабень. За пару дней я облазил все сан-марковские окрестности и только народ распугал сумбурными расспросами. Помнится, выпытывал у гостиничных заправил норму прибыли и величину налоговых отчислений. Откуда я мог знать, что всеми отелями на острове заправляют бывшие жулики с материка, то есть из Штатов? Местный пипл был хоть и остепенившийся, но со своими представлениями о прайваси. Признали они во мне нехорошего человека из тех мест, где располагается ненавистное им ФБР. Естественно, послали ко мне самую забубенную голову в округе, чтобы учинила она (голова с кулаками, то бишь) разбор полетов. И вот, как-то вечером подсел ко мне в кабачке вислоусый старикан, вылитый мексиканский бандит из довоенных вестернов. Этот черно-белый (очень загорелый и очень зубастый) дедок по-хозяйски расположился за моим столиком и во всеуслышание сообщил, что я есть нечто вроде флаффи. Английский я тогда просекал слабо и замысловатую фразу в полсотни слов пропустил мимо ушей. В голове осталось только: «Эге, да меня оскорбляют!» Мне показалось, что слово «флаффи» ни в коей мере не может быть комплиментом. Пришлось треснуть собеседника по жбану. У того с ответом не заржавело. Посредством подручного табурета дедок лишил меня четырех передних зубов. В общем, слово за слово, вылетел дедуся из кабака. Тут же местные мучачос отправили меня вслед за ним. Но своего во мне признали. Как объяснили утром на приеме у стоматолога, агенты ФБР так себя не ведут, зубы где попало не теряют. Не потому, что такие шустрые, а потому, что драться не любят. Исчезают в неизвестном направлении…

С колоритным дедком я, конечно, скорешился. Рамон (а это был он) к моему большому удивлению оказался владельцем фешенебельного отеля в пять этажей, дюжины бунгало и полукилометра береговой полосы. Все его хозяйство называлось «Санни Клаб» и предназначалось для отдыха солидных людей, большей частью одиноких. Каким образом мексиканский головорез выбился в большие люди, до сих пор ума не приложу. Так вот. В честь замирения случился у нас с Романычем банкет, ближе к концу превратившийся в дружескую попойку. К ее середине мой новый друг уразумел по какой причине оказался в его кильватере простой русский паренек, какие-такие грандиозные планы привели паренька на остров и в какого рода бизнес хочет паренек окунуться. Романыч тут же растолковал, что я есть бараний осел (ослиный баран?), который хочет окунуться в дерьмовое болото вони… болото вонючего дерьма?… болотные дерьмо и вонь?… Хм… Местную разновидность инглиша, повторяю, просекал слабо, тем более в замысловатой интерпретации Романыча, мужика простого, образованием необремененного. В общем, он мне доходчиво объяснил, что владеть отелем – значит упереться рогом и пахать с утра до утра. Я же, лентяй и сибарит, на трудолюбивого быка был похож только в одном месте. Поэтому, прийдя утром в себя и вспомнив в общих чертах услышанное накануне, я сыскал Романыча и столковался с ним на следующем варианте: я ссужаю старой латинской обезьяне пятьдесят штук грина, за что это человекоподобное выделяет мне двухкомнатный номер под ПМЖ (постоянное местожительство, кто не знает). Также мне открывают свободный и совершенно бесплатный доступ в ресторан при отеле. Выпивка за мой счет. Все разумно, да?

Я тоже решил, что очень разумно. Отстегнул полста косарей старикану и стал жить-поживать. Вскоре ко мне прикрепилась кликуха «Ковбой», почему – не знаю. Старый хрыч же, нализавшись как-то виски, поделился со мной сокровенным: в свое время в техасских и аризонских тюрягах он проходил под погонялом «Манкей», то бишь обезьяна. Хотя старикан был убежден, что это «Мужик-ключ», что-то вроде «Кремня». Но я-то знаю, что подразумевали американские урки.

В общем, в тот злополучный день позвал меня Романыч своим простуженным (с очередного перепоя, наверное) голосом:

– Ковбой, так-то тебя и так через вот так, ползи сюда.

Я сделал вид, что непристойная фраза ко мне отношения не имеет. Рядом возлегала дама, возможная хранительница моего сердца на ближайшую неделю. Нужно было сохранять достоинство. Я звякнул льдышками в коктейле, хлебнул чуток и прикрыл глаза. Получилось весьма аристократично.

Прибой пенился, как всегда, могуче. Девицы кувыркались в набегавшей волне, как обычно, весело. Соседка поглядывала на меня, как положено, с интересом. Я млел в предвкушении первых минут знакомства, учтивых и сладких:

– Замечательно выглядите, мисс.

– Спасибо. Вы тоже в большом порядке.

– Ах, оставьте… Судя по загару, вы здесь недавно.

– Да, вчера прилетела.

– О, я вам завидую. У вас все впереди.

– А что именно, если не секрет?

– Ковбо-о-оой! – нечеловеческий рев вернул меня из романтического будущего в прозаическое настоящее. Вернул культурно, без матюков. Я вздохнул: «Знакомство будет нестандартным. Что ж, в жизни всегда есть место импровизации,» и повернулся к соседке:

– Жаль, но придется вас покинуть..

Соседка окончательно перевела взгляд на меня и, приподняв очки, отутюжила мою заплывающую жиром, но по-прежнему впечатляющую мускулатуру. Боже мой, утюжила глазами неестественной синевы и глубины! Океан! Два океана!

– Покинуть? – удивилась она.

– Да, Ковбой – это я. Глупое прозвище. Прикрепилось еще с Голливуда, никуда не деться.

– Голливу-ууд? – черная челка колыхнулась, а волшебные глазки неестественно округлились. Если б я добавил: «Кстати, меня зовут Арнольд», глазища попросту вывалились бы из глазниц, растеклись бездонной синевой по пляжу. Хорошо, я парень скромный, просто сообщил:

– Три года снимался в вестернах. Увы, падение с лошади, тяжелая травма…

Я неловко поднялся с шезлонга, развернулся к даме анфас и… Очень приятно. Ее взгляд прилип к моему героическому шраму на правом плече. Я мило улыбнулся:

– Надеюсь, вижу вас не последний раз.

– Да-да, – захлопала она порхающими туда-сюда ресницами.

– Вечером вы танцуете?

– Не знаю. Наверное, да.

– Тогда до встречи в дансинг-холле.

Я сделал даме ручкой и, чуть заметно прихрамывая (не подумайте чего, просто ногу отсидел), пошел к Романычу. Старый цыган стоял на веранде своей асиенды, или как ее там, в общем, конторки, и прочищал глотку для четвертого рева. Не успел.

– Чего орешь?

– Ковбой, надо помочь. Такое вот дело…

Я хмыкнул: «Мастак ты на всякие дела, никакой личной жизни,» и задохнулся. Дыхание сперло, как будто по животу заехали рельсом. Метрах в десяти позади Романыча выгружала свой багаж…

…М А Г Д А !!!!!

В волосах зашевелилось, в голове помутилось, в груди парализовало, в животе заурчало, в коленях задрожало, в пятках застучало. В общем, вся физиология рухнула под откос…

Сколько времени продолжалась несуразица с организмом, не помню. Чуток я пришел в себя только при словах:

– …Ну как, готов? Давай.

Романыч хлопнул меня по плечу и направился к таксомотору, чтоб помочь новой постоялице разобраться с багажом.

Я кое-как разогнал туман в глазах и сфокусировал взгляд на Магде. Сделав два шага в сторону, я оказался за пальмой, откуда завороженно пронаблюдал, как само воплощение зла в юбке, как подруга смерти и сестра несчастья, загружала бедолагу Пепе. Гостиничный бой чуть не рухнул под тяжестью пары чемоданов, увесистой грозди сумок и какой-то легкомысленной коробчонки с бантиком. Хорошо, Романыч вовремя подскочил к пацану и отобрал один чемоданище. Ухватистый у меня дружок оказался, зря, что ли, Рамон, Луис и Мария в одном лице? Перекинулся Романыч с Магдой парой слов и засеменил к бунгало номер восемь, самому ближнему. Бедняжка Пепе, покачиваясь на ножках-спичках, побрел за ним. Завершила процессию Магда. Ее легкомысленный наряд – бледнорозовое платьице в бантиках и рюшечках, белая широкополая шляпка и босоножки на высоченных каблуках – слабо вязался с моим представлением о ее звериной сущности. Магде больше подходили рваный тельник, бескозырка на макушке и граната, зажатая в зубах. Или черный эсэсовский костюм с рунами в петлицах, фуражка с черепушкой над козырьком и стек в лайковых перчатках. Меня пробила дрожь. Бр-рр!

Как только ходячее послание Сатаны скрылось из поля зрения, я начал соображать.

Магда приперлась сюда, факт, не на файф-о-клок и не на отдых. Зачем? Ответ ясен – превратить Арбалета в прибрежный песчаник, в труху, в субэкваториальную пыль. Не радостно. Не долго музыка играла, не долго фраер загорал. Пора озаботиться сохранением самого себя.

Я быстро поднялся в свой номер, запер дверь на ключ и огляделся. Лихорадка суматошных мыслей пробила меня.

Буду отстреливаться! Русские не сдаются! Банзай!

Где-то должен валяться пистолет. Где? Кажется, в последний раз видел его, когда двигал шкаф. Точно. На Новый год у шкафа отвалилась ножка, и пришлось использовать пистолет как временную подпорку. Так. С оружием проблема как будто разрешилась.

Я выдернул пистолет из-под шкафа. Многоуважаемое сооружение рухнуло прямо на меня, больно ударило по плечу и превратилось в груду досок. Я кисло подумал, что Романыч будет очень долго и очень громко выражать неудовольствие. Бог с ним. Нужно действовать, а не жалеть о содеянном.

Пока эта дурочка достанет из чемодана базуку и снарядит ее по всем правилам службы РАВ, я десять раз успею собрать вещички, вставить в пистолет обойму и свалить в аэропорт. Сегодня вечером должны быть два рейса. Одним из них мы отправимся далеко-далеко… В Новую Каледонию, на Землю Франца Иосифа, куда угодно, хоть на Океан Бурь… А деньги? За деньгами нужно заскочить в банк! Бегом!

Я окинул разворошенный нумер прощальным взглядом, сглотнул комок, подступивший, как полагается, к горлу, и помчался к банку. Помчался, проклиная себя за несусветную лень, по причине которой не удосужился завести пластиковую карточку. Был уверен, идиот, что на этом острове она никогда не пригодится.

Бег занял двадцать минут, по истечении которых я уперся носом в закрытую стеклянную дверь.

Выходной. Субботний день, после обеда.

Всем привет. Побег отменяется.

Я стукнул лбом о бронированное стекло, перевел дыхание и сделал попытку предположить, что появление Магды – случайность, нелепое совпадение. Белобрысая дурочка приперлась сюда не по мою душу, а просто отдохнуть, расслабиться. Бывает же такое. Надумал человек развеяться, покумекал так и эдак, посетил турагентство и купился, как я когда-то, на байку о райских Карибах. Что дальше? Тур приобретен, бунгало-люкс оплачено, а Романыч, единственный карибский партнер немецкой турфирмы, довольный потирает руки. Кстати, с бундесами связаться я его надоумил. Дебильная идея. За целый год побывало в «Санни Клабе» полтора десятка бюргеров, не больше. А пиво на острове, доложу я вам, исключительно баночные «Курс» с «Будвайзером». Какой тут может быть отдых? Шайcен!

И все-таки, что здесь делает Магда?

А может, это совсем не Магда? Победила какая-то белобрысая девчонка на конкурсе «Двойник Магды 98» и получила приз – романтическое путешествие куда подальше с глаз долой. Бывает же такое, а?

Верилось в совпадения с трудом. Даже совсем не верилось. Но что делать? Забыть о наличии мозговых извилин в голове и положиться на слепую волю случая? Поверить в роковую цепочку случайностей и совпадений, оскорблявшую разум любого, знакомого с теорией вероятности? Предположить, что появление Магды – очередная ухмылка Судьбы, никак не связанная с моей жизнедеятельностью? Да! Да!! Да!!!

Денег в кармане было всего-ничего, и срочно покинуть остров не получалось. Во всяком случае, до понедельника ни срочно, ни медленно никуда я деваться не мог. Оставалось одно: успокоиться и затаиться.

Остров Сан-Марко дарил круглосуточные блаженство и покой на протяжении одиннадцати месяцев лета. Такую красоту, конечно, без внимания не оставили. Ежедневно стада, стаи и парочки отдыхающих приземлялись в местном аэропорту, разъезжались по прибрежным отелям и спустя некоторое время загоревшие, посвежевшие возвращались в аэропорт и улетали. Улетали, оставив после себя энное число денежных знаков. Куда же девались эти интересные бумажки? Похоже, в единственный на острове банк, диспозиция в котором, друзья мои, была очень эротичной.

Представьте: безлюдная площадь в центре маленького островного городишки. У входа в банк скучает охранник с ржавой «береттой» в кобуре. Полдесятка клерков протирает штаны в операционном зале. Еще один охранник тихо дремлет в депозитарии. Все! Никого больше!

Руки чесались невтерпеж, в пятой точке свиристело и зудело, но я сам себя осаживал: «Стоять, Сашка!» Гамлетовский вопрос «Брать или не брать» был решен с самого начала.

Не брать!

Я – простой курортный лох, прикативший сюда отдохнуть, поплескаться в открытом водоеме, загореть чуток, расслабиться… И какое мне дело до туземного банка? Никакого. Тем более, отдыхающий люд в большинстве своем расплачивался не кэшем, а пластиковыми карточками.

Наплевав на банк и систему безналичных расчетов, забыв криминальное прошлое, воплощая собой саму добропорядочность, я каждый день в трусиках и маечке шествовал на пляж. Там я первым делом предавался старинной русской забаве – плаванию за буйки. Уплывал метров за триста от берега, минут пятнадцать качался на бирюзовой глади и возвращался назад. Народ дивился моей бесшабашной удали и тихо, по-хорошему завидовал. Русский на Сан-Марко был я один, остальные – законопослушные американцы, плавающие чуть лучше топора. В общем, знай наших! Под обстрелом восхищенных дамских взглядов – смельчак! богатырь! матерый человечище! – я брал коктейль в пляжном баре и основательно располагался под каким-нибудь навесом. Восседал там в шезлонге, разглядывал горизонт, океанскую волну и разнообразных девиц, спорящих с этой самой волной. В три пополудни я возвращался в недалекий, метров сто от пляжа, отель. Там, в уютном ресторанчике на гостиничной веранде, я набивал подрастающее брюшко всякими национальными кушаньями. К какой конкретной национальности эти кушанья принадлежали, было большой загадкой. На все дотошные расспросы узкоглазый шеф-повар заведения отвечал уклончиво, мол, кастрюля круглая, что положишь, то получится. Главное, чтобы получилось съедобно. Не согласиться с ним было нельзя.

После обеда я либо дремал пару часов в номере, либо шел на пляж, где опять-таки дремал под навесом те же самые пару часа. С наступлением темноты, почему-то всегда внезапным, я втискивался в белые штаны, надевал рубаху-распашонку и отправлялся в дансинг-холл. Там меня поджидали романтические приключения в виде симпатичных американок, добравшихся до возрастного рубежа «ягодка опять». Эти дамы, вырвавшиеся на две недели долгожданного отдыха, были беспечны, жизнерадостны и сексуально агрессивны. Меры ни в чем знать не хотели и в большинстве своем уважали позиции номер раз, пять, двенадцать и тридцать семь из пособия «Секс для чайников», причем по два раза за ночь. Вау!

Веселился, в общем, и на судьбу не жаловался.

Я воплощал в жизнь хрустальную мечту: с вечера до утра разные веселые дела имени Шуры Мурина, а с утра до вечера – посиделки на берегу океана в тягостных размышлениях о смысле жизни.

У меня это здорово получалось, особенно поразмышлять. Я пришел к выводу, что нет в жизни никакого смысла. Абсолютно никакого. При соблюдении следующих условий:

– в банке лежат двести тысяч Ю Эс Дэ*;

– номер в отеле и еда в ресторане оплачены на полвека вперед;

– ты красив, здоров, ого-го каков в темное время суток и…

Впрочем, для счастья вполне достаточно.