Обсуждение

Я, прибитый логикой, рухнул на стул, наблюдал за движениями слуги, положившего на стол пухлую папку коричневого цвета и перьевую ручку...

– Осталось ознакомиться с договором и поставить подпись. В этой папке есть все. Какую жизнь выбираете?

– Не знаю. Как можно выбрать жизнь?

– Элементарно. Хотите быть богатым? Будете. Хотите стать знаменитым? Пожалуйста. Хотите вершить судьбы миллионов? Никаких проблем. Что выбираете?

Я задумался. Действительно, чего я хочу? Богатства? Само собой, не хочу быть нищим. Известности? Ни к чему. Руководить и властвовать? Я равнодушен к этой стороне жизни. Что выбрать?

Вспомнил!

Тверская, гламурные персонажи и я!

– Можете сделать меня успешным?

Господин приподнял правую бровь. Я оказался облачен в шелковые бирюзовые слаксы, шелковую зеленую рубашку, белый пиджак, на пузе рядом с блямбой Версачче висел мобильный телефон. Ух! 

И что?

За это жизнь продавать?

Правая бровь господина приподнялась на пару миллиметров выше. На стол передо мной упал автомобильный ключ со вздыбленным жеребцом. Вслед – связка ключей от квартиры. И чуть погодя с грохотом упали иностранные деньги в банковских упаковках. 

Жизнь продавать за это? Действительно, пустые желания.

– Можете сделать меня счастливым?

Бровь господина вернулась в исходное положение. Я оказался перед ним как есть. Господин скучно доложил:

– Человек сам решает, когда он счастлив. Я ни при чем. Могу помочь в приобретении атрибутов счастливой жизни. Если настаиваете, могу дать таблетку. Скушаете и окажетесь на вершине блаженства, до которой в реальной жизни не взберетесь. Дать?

– Не надо.

– Тогда чего изволите?

– Не знаю. Хочется, чтобы в моей жизни было все. Это возможно?

– Нет. Умирая, вы будете оттягивать встречу со мной. Причин много: не ужинали с английской королевой, не вышли на старт гонки в Монте-Карло и не пересекли Антарктиду на собачьих упряжках. Много несделанного можно вспомнить за минуту до смерти. Мне это надоело.

– Я даже не знаю...

Прошел год. К марту девяносто шестого скрутили головные боли. Врач посоветовал сократить рабочее время до двенадцати часов и завязать с алкоголем. Я послушался, но боли не прекратились. Экстремально скрутило девятого марта. В пять утра полез на стену от ощущения, будто череп сунули в слесарные тиски и проверяют на механопрочность. Далеко не залез.

Бродил по квартире в поисках места, где бы прилечь, присесть, притулиться. Последствиями корпоратива такое быть не могло, ибо кроме сока с минералкой ничего накануне не потреблял.

Едва дождавшись Карабаса, скомандовал мчать не в офис, а в больницу, в Романов переулок. Как потом скажет Жорик, смена маршрута меня спасла. На путешествие потратил десять минут вместо стандартных двадцати.

Приехав к больнице я потянул дверную ручку, чтобы выйти, и увидел себя со стороны, с высоты птичьего полета: узкая дорожка с бегемотообразным «Мерседесом», взрыв из-под багажника, проем задней двери, откуда вылетаю я, лечу, врезаюсь в продуктовый ларек.

Темнота!

...

Очнулся в больнице, второй раз за год.

Говорить не мог. Шевелиться не мог. Ничего не мог. Я не чувствовал себя. Видел Жорика в пелене, улавливал обрывки слов про обуявший испуг… про сто сорок по Москве… про уф, обошлось… скажи спасибо, что живой!

Так же внезапно, как появился, Жорик исчез с извинением, что рухнул «Торговый дом Эрлан», есть возможность поживиться, медлить нельзя!

Я, забинтованный на манер мумии, о делах не думал. Меня интересовал смысл происшедшего. Мерещилось, что жизнь не определена Жориком. Он указывает направление, а я принимаю решение в какую сторону двигаться, с какой скоростью, с каким упорством, к какой цели, к…

...додумать не получилось. Накрыло приступом боли. Попытался закричать, не получилось. Стонать? Зубами скрежетать?

Я потерял сознание.

Валяясь в больничке второй раз за год, корежил голову думами о былом. Два года назад я принял решение рискнуть, как далекие бугурусланские пацаны, не засцавшие пойти на успех. Следовало подвести итог.

Соображалка скрипела медленно, но верно. Чтобы прийти к знаменателю, следовало поставить плюсы и минусы в воображаемый листок достижений/лишений. Ни один минус не придумал. Ни один плюс не случился. Стало ясно: время трачено впустую. Я по-прежнему не знал, чего хочу, и по-прежнему не получил то, о чем мечтал. Начал обдумать разницу между «хотеть» и «мечтать».

Разница определенно существовала, интуитивно ощущалась, но словесному описанию не поддавалась. Единственное знал точно – в бизнесе просто так ничего не бывает. Первое покушение раскрылось банально.

Геннадий, слоняясь по Хрякинскому складу, придумал элегантную бизнес-модель: сдавать складской алкоголь на реализацию деловым пацанам, с которыми учился в школе. Сдавал чуть дороже прайс-листа, но с отсрочкой платежа на месяц. На тот момент в «Проме» отсрочек не было. Дело у Геннадия пошло. Просто поперло, ровно до тех пор, пока Генкины одноклассники не смогли расплатиться за взятое на реализацию: то ли в казино просрали барыш, то ли на блядей спустили. Вопрос решили по-простому, по-пацански: кредитора на нож, хабар на вывоз.

С моей подачи начались бандитские разборки: Чича вынес склад одноклассников, зарезавших Генку. Крышей склада оказалась подольская банда, озадачившаяся чичиным наездом. В качестве компенсации бандиты потребовали от Чичи передать «Прому» в окормление, иначе будет нехорошо. Чича не переваривал на дух всю подольскую преступную группировку, называл спортсменами с мышцой вместо мозгов. Угрозам не внимал и показательно вынес еще пару складов, находившихся под подольской крышей. Подольские в продолжение переговоров с Чичей показательно расстреляли двигатель моего «Торуса» и лобовое окно со стороны пассажира. Тут я совершил глупость, инстинктивно упав на пассажирское сиденье. Получил три пули в левые ключицу, плечо и в предплечье, пока падал. Но это не важно. Важно, что кто-то из нашего офиса был с Геной в сговоре и вносил деньги в кассу за проданный Генкой алкоголь, чтобы оформить продажу. Кто?

Тем временем бандитский сериал «Чича против подольских» кончился не начавшись. Чиче забили стрелку, там случилась стрельба с десятком трупов и брошенными оружиями, в том числе с автоматом, из которого решетили «Торус». Один из подольских трупов менты записали в негодяя, покушавшегося на меня месяцами ранее. Наличие мертвого тела тут же закрыло дело о покушении.

Со вторым покушением, нынешним, тоже неудачным, оказалось еще проще. Безобразничал Калкин, потерявший в России бизнес и отметивший отъезд в Роттердам фейерверком! Тут я претензий не имел, взрывали меня по делу.

Жора слушал свесив челюсть, потом махнул гривой:

– Однако, голова не та, не врубаюсь. Давай созвонимся завтра. Вот мой телефон. Давай свой, пока не окосел окончательно. Давай, давай, не жмись. У нас сегодня праздник. Итоги года обмываем. А ты, Рома, чего не пьешь? Первый раз натурального капиталиста видишь?

Мне стало интересно, что за интурист такой Калкин и какие могут возникнуть общие дела. Когда Калкин удалился по малой, Жорик пояснил:

– Подробности узнаешь завтра, а пока доверься Калкину. Калкин – это голова. Никакой он не интурист. Эмигрировал из Тарту в конце семидесятых, но вернулся в Москву в восемьдесят седьмом. С тех пор из Рашки может на пару месяцев отлучался в общей сложности. Бизнес у него потрясающий. За восемь лет заработал семьсот лимонов. Говорит, добью до арбуза и уйду на покой. А ведь нищим языковедом был до перестройки.

– А мы тут при чем?

– Эх, Ромыч. На спекуляции теперь не подняться. Нужен системный подход, а Калкин в этом понимает, структурный лингвист, не хуй собачий! Ты же знаешь, у меня с идеями туго. Энтузиазма вагон, но в голове бардак. Если Калкин чего подскажет, замутим новое направление, – Жорик махнул водки и продолжил. – Эх, Чичу бы на него натравить, пощипать филолога.

Меня кольнуло в мозжечок, вспышка привиделась, огонек померещился. Я вслед за Жорой осорокограммился со страху коньяком.

Огонек мерещился последующую неделю, пока Жорик разбирался с Калкиным и его консультантом. Разбирательства прошли в лучших Жориных традициях. Сначала он вынюхал офис Калкина. Потом повстречался с Виктором Олеговичем, пенсионером, размещавшим калкинские заказы на экспорт. Жорик перевербовал старика в момент. Виктор Олегович работал на Калкина за две тысячи долларов фиксированной платы. Жора посулил зарплату в пять раз больше и процент от прибыли.

С конца января Жорик начал летать по стране с вице-президентом компании «Прома Кемикал» Виктором Олеговичем. Старик знал дело туго, в химической промышленности приятельствовал со всеми директорами и мог загрузить заказами любой завод, на этот раз от нашего имени. Мы заключили договоры о совместной деятельности с десятком региональных химпредприятий. Параллельно рисовали договоры поставок с сотней других контор, на этот раз наших собственных. Жорик согласно калкинской схемы зарегистрировал сотни компаний на левые паспорта, которые у Пиночета не переводились. Компании предназначались для разных целей и, чтобы не запутаться в предназначении, ранжировались следующим образом:

– пустышка с нулевым балансом, на которую оформлялись договоры о намерениях, гарантийные обязательства и другие никчемные бумажки;

– помойка с задачей гонять деньги на другую помойку;

– белая фирма, платящая налоги, существующая официально, без косяков и висяков.

Это были три полюса промовской бухгалтерии. Я сидел и рассматривал платежки, кто куда чего отправил и зачем. Средства рублевые и валютные гонялись между конторами, зарегистрированными в Ингушетии, Калмыкии, на Алтае и даже в далеком поселке городского типа Тура, недалеко от мест, где мотал срока огромные Иосиф Виссарионович. Кстати, тамошние финансисты регулярно зазывали на охоту с рыбалкой, уверяли, что до Туруханска раз плюнуть! Всего час лету от Красноярска. Мы с Жорой тактично отнекивались и взамен предлагали посетить Москву за свой счет.

Химикаты, производимые по заказу «Промы Кемикал», влет продавались на Московской товарной бирже. Жора почесал репу, пошушукался с Василичем и через его бывших сослуживцев, таких же унылых отставников, вышел на Лондонскую биржу. Я познакомился с суровыми мужчинами без визиток, представлявшимися кратко, Иван Иваныч, Михал Михалыч, Семен Семеныч, etc.

Номенклатура «Промы Кемикал» их интересовала в малой части, обсуждали определенные позиции к конкретной дате. Четверть номенклатуры продавалась на лондонской бирже с легким убытком, две трети с приятной прибылью, остальное – как получится. Раз в месяц-два случался фестиваль с прибылью в десять-двадцать концов, но Жорик тут же рушил мою радость: эти буказоиды не тебе.

Веселье в «Тереме» достигло апогея часа через три. Ребята рассредоточились по ресторану. Кто-то заказал бильярдный зал, чтобы сгонять партию-другую, кто-то облюбовал вип-номера, кто-то занял место у барной стойки рядом с прекрасными валютными незнакомками.

Жорик скользнул взглядом по обстановке, хмыкнул и отправился в общественное место по малой нужде, похоже. На полпути завопил:

– Старая калоша! Вот ты где!!!

Устремился к столику наискосок от уборной, где восседал холеный европеец импортного замеса с юной дамой, нашенской. Иностранец Жору признал. С радостными междометиями обнял его и приступил к вопросам-ответам-уточнениям...

По итогу Жора притащил европейца к нашему столу, усадил напротив. Иностранец при ближайшем рассмотрении оказался импозантным дядькой лет пятидесяти, похожим на артистов Ширвиндта с Державиным одновременно. Аристократические замашки выдавали заморскую птицу высокого полета.

– Знакомься, Рома. Мой старый друг мистер Калкин. Или герр Калкин?

Калкин улыбнулся и на чистом русском, слегка грассируя, сказал:

– Скорее хер. У меня дом в Роттердаме. Подожди секунду, я сейчас.

Калкин вернулся к спутнице, нервически поглядывавшей в нашу сторону, и прошептал на ушко пару слов. Дама вспыхнула, сверкнула глазищами и пересела к барной стойке на стульчик рядом с Юриком.

Калкин, помахав ладошкой «бай-бай, бэби», вернулся к нам:

– Отослал соску подальше. Весело расстались, что нам унывать?

– Весело друг с другом встретимся опять, – подрифмовал Жорик. – Сам-то чем занимаешься?

– Так, мелкий опт. Пригрел пенса, бывшего замминистра. Консультантом у меня числится. Катаюсь по регионам, размещаю заказы из Европы. Пенс всех красных директоров знает. Сам понимаешь, заводы лапу сосут. Можно любую дрянь заказать за пососать.

– Хм, интересно, есть мыслишка посотрудничать. Лавэ немеряно, но нет системы. Непонятно, куда вкладываться, – отскороговорил Жора, выдохнул в сторону и опрокинул внутрь рюмку водки.

Я с удивлением услышал, что Жоре непонятно куда вкладываться. Кхм.

Жорик на пару секунд завис, усваивая поток алкоголя по внутренностям, в финальной точке заключил:

– Эх, хорошо пошла.

Калкин, дождавшись бульк из Жоркиных недр, хмыкнул:

– Вкладывать ничего не надо. В эту страну только оптимисты и дураки вкладываются, как правило два в одном.

– Не понял, – внезапно набычился Жорик, в патриотизме ранее не замеченный, но сейчас изображающий Пушкина, презиравшего Отечество с головы до ног.

– Налогами и наездами заебут, – блеснул знанием русского заморский филолог. – У меня схема простая: кредитую завод под условие возврата долга переработкой сырья. Там черт ногу сломит, не разберется, кто где какую прибыль поимел.

Жорик взъерепенил макушку. Калкин продолжил:

– Сдаю схему, уже не актуальна. Покупаешь в России сырье и перерабатываешь на подневольном заводе в счет кредита, выданного ранее. Это в реальной жизни. А в жизни для налоговых инспекторов рисуешь казахскую фирму, купившую у тебя сырье. Рисуешь киргизскую фирму, которой казахи гонят сырье на переработку. Рисуешь армянскую фирму, которой киргизы сдают продукт переработки на реализацию. Финальным аккордом – рисуешь белорусскую фирму, которая скупает весь ералаш у армян и отправляет в Литву. Если схему грамотно отладить и где-надо льготы вымутить, то налоги будут минус 40 процентов, то есть тебе останутся должны. Но я не наглею, работаю в ноль.

– Кончай репу морщить! – Жорик ворвался в кабинет: – Поехали в клубешник, встряхнемся, бизнес-процессы понаблюдаем.

Конец февраля – пакостное время для отдыха в Москве, но почему бы не поехать в клуб? Выехали к Парку Культуры, к рыбному ресторану, мозги проевшему рекламой на ТВ. В соседнем с рестораном подъезде вжучились мимо фейс-контроля в помещение, оказавшееся огромной дискотекой и тут же столкнулись нос к носу с пэтэушниками, давным-давно в другой жизни ехавшими со мной в одном вагоне. Жорик обменялся с ребятами рукопожатиями. Отошедши, пояснил, что ребята держат ларьки по Москве, но щенки эдакие, вместо того, чтобы заниматься бизнесом, пропадают в «Ред Зон», «Джампе» и прочих очагах молодежной культуры. В том числе и здесь. Будем разбираться! Потом махнул рукой в сторону танцпола, туда вали.

Я огляделся и обнаружил девушку, скромно подпиравшую стену, озирая зал. Каждого мужчину сканировала, грустила. Я так же на дискотеки ходил: сканировал сновавших мимо девчонок и понимал, что до меня не снизойдут. Родная душа! Я подошел к девушке, чтобы представиться, пригласить к ненавязчивому общению двух аутсайдеров, но был стремительно послан... куда именно – не расслышал, но по артикуляции понял, что на один слог. Вспомнилась Регина.

Оп-пачки! У меня же денег вагон. Теперь что не в порядке? Я ж натуральный богатей! И одет нарядно! Почему не вызываю экзальтацию у скромницы, подпирающей стенку.

Подскочил Жорик, проорал:

– Ромка! Красавчик!!! Их тут бригада целая, а ты умудрился к мамке подкатить! Договаривайся с обезьянками напрямую. Тебе какую?

Я пожал плечами. Жорик метнулся в зал и вернулся с двумя девчонками. С одной из них я поехал в гостиницу «Белград», не представляя, как надо понимать Жоркино напутствие: «Оплачено по полной. Олл инклюзив».

С утра в моем кабинете сидел Жорик с десятком листов, испещренных каракулями. Уступая место за столом, Жорик сообщил, что с утра изучил деятельность «Промы импэкс». Резюме краткое: суходрочка, а не бизнес. Я согласился, Жорик скомандовал:

– Созывай народ. Вчера наблюдал, как заточен бригадный подряд у блядей. Будем перенимать блядский опыт!

– Чего?!

– Понимаешь, твои менеджеры – пупсы на зарплате, которым процесс извлечения прибыли не интересен. Им интересней в свой карман чего-нибудь притырить. Во вчерашнем клубешнике порядок идеальный. Проститутки башляют мамке фиксированный прайс за проход без геморроя с охраной и зарабатывают кто во что горазд. Мамка стоит в стороне и фиксирует прайс на вечер. В пятницу франклин с блядского рыла, в субботу – грант. Будем действовать так же, фиксировать прайс. Кстати, как вчера поебался?

Что я мог сказать? Секс с Виолеттой был таким же технологическим, как с Марианной. Наверное, выпускницы одного проститутского техникума.

Жорик не дождавшись ответа ухмыльнулся, потер руки, скомандовал: «Созывай народ!»‎

Менеджеры, шестьдесят два человека, собрались в холле.

Жорик начал речь с констатации факта, что кругом мальчишки взрослые, не бараны, пастух не нужен. Потом озвучил постановление о реорганизации компании «Прома импэкс» в торговый дом из двадцати шести компаний. Во главе двадцати четырех встанут начальники отделов, ранее подневольные организмы на зарплате, а теперь – натуральные кондотьеры на вольных хлебах. Двадцать пятая управляющая компания будет называться «Торговый дом Прома». Директором назначается Юрий Шако, прошу любить и жаловать! Двадцать шестая компания «Прома инвестментс» будет аккумулировать прибыль с торговли и вкладываться в производственные предприятия. Директор-аккумулятор всем известен, Роман Песков.

Народ встрепенулся, забурлил, поинтересовался, как будут сливать отделы в компании – это раз. Как будет оплачиваться менеджерский труд – это два.

Жорик объяснил принцип слияния: по близости рода деятельности. Отдел бытовой техники сливается с отделом электроники, канцтовары с сувенирами, посуда с бытовой химией и так далее. Директором назначается тот, у кого выше показатели по продажам. Все менеджеры становятся акционерами и получают половину акций подотчетной компании. Каждой компании будет предоставлена кредитная линия в размере месячного оборота. Кидалова не будет. Чичу никто из директоров не увидит до тех пор, пока не начнет куролесить и наносить преднамеренные убытки.

Менеджеры вступили в диспут с Жорой. Например, кому-то доставалось направление с миллионным оборотом, а кто-то торговал приспособлениями для дачи, товаром сезонным и не самым нужным. Жорик принял простое решение. Отделы, чья прибыль маленькая и нестабильная, объединил с успешными. После часа дискуссий в холдинг вошло девятнадцать компаний, которые занимались всем на свете. Менеджерам зафиксировали зарплату в семьсот долларов, главменеджерам прибавили по соточке за ответственность. Премии по итогам работы, они же дивиденды – каждому ежемесячно!

С моих плеч свалилась гора забот. Остались две обязанности: осмотр платежек и подсчет денег, отправленных «Торговым домом Прома Импэкс» в «Прому инвестментс».

Дела пошли залихватски! Случился космический рост продаж – пять процентов каждый месяц!

К концу года «Торговый Дом Прома» занял все помещения «Металлснаба». По старой доброй традиции отмечали Новый год коллективно, но был нюанс.

– Для рядовых сотрудников сняли пансионат на неделю, пусть веселятся. Выезд завтра вечером, ровно в шесть. Всех лично обзвони и предупреди. Дело добровольное и при этом нахаляву! Можно прихватить жен, мужей и детишек, если у кого такие есть. Чужих жен и мужей не прихватывать! – утром двадцать девятого декабря шумел Жорик, инструктируя секретаря Иду. – Сообщи боссам отдельно, что руководящий состав собирается отдельно в «Тереме» завтра в двадцать нуль-нуль. В пансионат не едут, пусть работники отдыхают без блокфюреров. Понятно? Не перепутаешь?»

В «Терем» боссы-ветеранчики по старой памяти поехали на «Икарусе». Отработавшие меньше года традиций не знали, притащились на корпоратив таксомоторами.

После новогодней пьянки распустили работников на каникулы. Третьего января руководство в виде меня и Юрика засело в кабинете, начало чертить стратегические квадратики с тактическими стрелочками.

Прежняя схема работы напоминала муравейник. Полсотни менеджеров, занимавшихся всем на свете, управлению не поддавались, куда чего и как торговали – не ведомо. И второй момент: на новогодней пьянке Вадик заверил, что в любое время дня и ночи готов предоставить по любому запросу безналичный кредит на любую сумму, указанную в долларах, хоть миллион, но рублями по курсу покупки в ватрушкином обменнике. Условие одно – вернуть кредит через месяц без процентов, наличманом по курсу продажи. Надо брать!!

Промовская вольница, когда каждый менеджер отвечал за остатки своего товара на складе и собственные продажи, кончилась! Толковых менеджеров переквалифицировали в закупщиков, чтоб закупались в Москве оптом по безналу и продавали в регионы за наличку. Памятуя о разросшейся Чичиной бригаде, готовой мотаться и по регионам тоже, разрешили сдавать товар на реализацию, но чуть дороже. Оплачивать атлетам проезд, размещать в гостиницах и коррумпировать местных ментов, чтоб не сильно возбуждались – стоило денег и следовало учесть в себестоимости.

Ух!

Завертелось новое направление, региональное, сначала со скрипом, потом задорно и в итоге ажиотажно. Кому-то из московских оптовиков нужно отдавать кредит, кому-то закупаться новым товаром и скидывать старый, а кому-то улучшать статистику и повышать кэшфлоу. Все знали, что «Прома» выкупит любой ширпотреб со скидкой в 10 процентов, расплатившись день в день акцептованной платежкой. В регионах – наоборот. Как только возникал дефицит, все знали, что надо ехать в «Прому». Расплатиться можно через месяц наличкой, единственным платежным средством в регионах, боявшихся безнала как черт ладана со времен чеченских авизо .

Расширение ассортимента осуществлялось с неутомимой Чичиной поддержкой: хлынуло цунами товаров, отобранных у должников. Чича подписался служить коллектором в десятке посторонних банков и норовил подсунуть промышленное оборудование, от которого я отбрыкивался, пока не получил от Жоры конкретный наказ:

– В Хрякино завод простаивает. Надо оживлять. Все годное, что Чича пригоняет на производственную тему – налаживай и запускай!

Пришлось на бегу создавать Техническое Управление, которое возглавил Павел, полгода назад уволившийся, сполна наевшийся вольных хлебов и вернувшийся. Он всю зиму мотался в Польшу: туда возил утюги и бинокли, обратно вывозил спортивные костюмы.

К концу марта Павел с помощью хрякинских мастеров, вызванных из годичного отпуска, установил и наладил разливочную линию, выковырянную за долги чичиными атлетами. «Прома Импекс» приступил к производству «Прома-колы», лучшему дополнению к виски «Джоннисон», хиту продаж, который гнали из Польши фурами второй год.

К лету в Хрякино шкворчали-фырчали-скрежещали четыре производства. В одном цехе разместили две цистерны для бодяжки моторного и трансмиссионного масел из компонентов полученных на шару от Чичи. Ему девать их некуда: либо в Яузу сливать, либо нам отдавать за спасибо. Канистры под масла штамповали в соседнем цехе, где наладили термопластавтомат, вывезенный с белорусского завода, непонятным образом залезшего в долги перед российским банком. Беларусский металлолом оживили за две недели. В третьем цехе организовали печать этикеток на убитом «Ромайоре», изъятом за невозврат кредита из далекой республики Марий Эл. Машина справлялась с печатью в одну краску, достаточной для производства элегантных черно-зеленых этикеток «Kastroil». Печатали черной краской на зеленой бумаге. Когда случались перебои с зеленой бумагой, печатали на какой получится – желтой, синей, оранжевой. Главное, чтобы не белой. Потом менеджеры объясняли покупателям, что красно-черная этикетка означает «спорт», желто-черная – «люкс», а голубая – «зимний стандарт». Несмотря на то, что канистры заполнялись бодягой из двух цистерн, в отделе автозапчастей возник обширный ассортимент разнообразных масел на все режимы езды и любой выверт погоды.

Совсем буднично я защитил диплом на твердое «хорошо». Факт его получения в памяти отразился слабо. Кажется, заехали с Юриком и Павлом в шалманчик на Коломенской и там ужрались в хлам. С утра вернулись к делам.

Мелкие коммерсанты потянулись в «Ватрушку» чередой и косяками. Предоставляли заверенные нотариусом документы, получали кредиты на раскрутку, начинали действовать.

Как только дела налаживались и на расчетных счетах возникали десятки нулей, на авансцене возникали Чичины посланцы. Они навещали коммерсантов по месту прописки и тактично интересовались, не испытывает ли какие трудности многоуважаемый клиент «Ватробанка». Мол, все кредитуемые для нас как дети малые, горазды каждого лелеять и холить. Не безвозмездно, за доляшку с оборота. Переговорщики хорошо представляли бухгалтерию клиента и вели речь о конкретных суммах, десять божеских процентов с прибыли. Если заемщик отбрыкивался от навязываемой опеки, канва беседы менялась: дорогой товарищ коммерсант, имеем сомнения в вашей способности вернуть кредит. Мы – люди маленькие с мозгами невеликими, защищаем инвестиции, ничего личного, только бизнес. Уполномочены следить за процессом. В случае несогласия стукнем в лоб и все отнимем, имеем право!

Большинство заемщиков соглашалось на Чичину опеку и платило оброк, насчитанный ватрушкинскими бухгалтерами. Меньшинство, отчаянные парни, отказывалось сажать на шею дармоедов. Случались такие, ненадолго. Чичины атлеты выносили со складов товар подчистую, у храбрецов возникали задержки с выплатой процентов по кредиту. Через месяц «Ватробанк» на законных основаниях отнимал имущество, указанное залогом по кредиту – квартиры, машины, прочие ценности. От Чичиной опеки могли избавиться только серьезные люди, «Ватрушку» не пользовавшие. За дармовыми кредитами обращались рисковые бизнесмены с легким отношением к жизни и отчаянным желанием заработать первый миллион долларов.

Нагрузка на Хрякинский склад удвоилась, а потом случилось чудо, вызванное летним бездельем. От нечего делать в середине июля, я насчитал в алкогольном прайс-листе шестьсот пятнадцать позиций и решил упорядочить ассортимент: на ненужный хлам скостил цены, на ходовой алкоголь установил скидки в зависимости от объема, предварительно подняв цены на размер самой большой скидки, на сорок процентов. Памятуя о предстоящем новогоднем ажиотаже, заказал и проплатил популярные позиции в алкашке с кондитеркой раз в пять больше нужного. Не дело, когда деньги лежат на банковском счету мертвым грузом! Надо вкрячивать в товар!

Оказался стотысячекратно прав.

На «Прому» рухнул вал покупателей из зажиточных регионов, отоваривались не ящиками того-сего, а фурами. Если в фуре оставалось место – зачем зря гонять? – докупали вдогонку все, на что падал взгляд на хрякинском складе. Склад опустел, менеджеры занялись скупкой товара у московских оптовиков.

Случилось открытие, потрясшее меня и Юрика. Оказывается, забыв про геморрой с закупкой, доставкой и растаможкой, можно скупать в Москве любой ширпотреб и перепродавать в регионы за три-четыре дня с десятипроцентной наценкой.

22 февраля 1994г
вторник

Следующий день я прокантовался по всем, казалось бы, мягким плоскостям квартиры. Бесполезно! Уснуть не получалось никак и нигде. Кровать, диван, оба кресла и даже матрац на полу принимали тело в плюшевые объятия и сжимали разум тисками бессонницы. Сутки прошли в жесточайшем напряжении – без сна, с болью в глазах и ломотой в суставах. В любом ложе, в любой позе меня мучило, мутило и корежило. Лишь на вторую ночь, под утро получилось примоститься на кухонном стульчике и ненадолго прикорнуть. Через пару часиков полусна-полудремы я, злой, развинченный, с пылающим от недосыпа мозгом, сфокусировал зрение на будильнике. Десять ноль-ноль.

Кое-как реконструировал пункты ежеутреннего ритуала: умылся, сварил кофе, чуть взбодрился. Э-эээ... Ах... Оделся и спустился во двор, к «Торусу», пригнанному Василичем накануне. Возвращая ключи, он, помнится, давал какие-то советы по ходовой. Какие именно – в голове не отложилось. Надо в сервис обратиться и подвеску подшаманить, вроде...

Я кликнул сигнализацией, сел за руль, собрал слюну и погонял ее по ротовой полости, пытаясь избавиться от послевкусия «Лаваццы». Без результата. Кофеин стучал в мозг, минуя нёбо. Я пожалел, что смалодушничал и не вызвал Василича на помощь. Самостоятельно добираться до работы расхотелось. Вспомнилась медицинская брошюрка, извещавшая, что грипп за два дня не лечится и болезнь надо переносить лежа в постели. Захотелось обратно, в теплую кровать.

Я загадал, что если машина не заведется, как неделей раньше на двадцатиградусном морозе, то пойду домой принимать таблетки, вызывать медсестру и принимать укольчики.

«Торус», несмотря на молитвы, завелся в полоборота. Температура воздуха была чуть ниже нуля и аккумулятор справился. Не выжидая прогрева двигателя, я выехал со двора, чуть притормозил на выезде из арки и… Ааа-ах!!! Грохот, звон, треск, адская боль в предплечье, животный ужас в кишках, стекольная крошка на голове, раз! два! три!... три взрыва боли, слившиеся в одну вспышку яркого света где-то в щёлке между глазными яблоками и мозгом!

Прежде чем вылететь сознанием из тела, я заметил паренька, палившего из «калашникова» очередями в мою сторону. Палившего, как в кино про Рембо – смачно, не целясь, уперев приклад в бедро. В мое тело вонзили десяток раскаленных ломиков и начали ворочать внутренности. В черепную коробку влили ослепительно белый расплавленный металл.

Все.

Это конец.

Ничего больше не будет.

Даже прошедшая жизнь не успела мелькнуть перед глазами. Возможно, нечему было мелькать. Не о чем жалеть...

21 февраля 1994г.
понедельник

Через неделю в кабинет ввалился Чича, рухнул в гостевое кресло и, нехорошо улыбнувшись в восемнадцать прореженных зубов, предложил проставиться за начало совместной деятельности. Я покрылся испариной. Перспектива совместного бизнеса с уголовником испугала до икоты. Я кое-как, с остановками на отдышаться, уточнил, что он имеет в виду.

– Теперь в паре работаем, – объяснил Чича. – В Хрякино две фуры едут. С товаром от торгашей, на которых ты навел. Расценки правильные – по пятерке с фуры плюс пятерка за наказание. Итого пятнадцать. Все, что сверху – твое. Завтра еще один склад пощупаем. Готовь лавэ. Только это, если че, чтоб потом под замес не попасть, аккуратно себя веди…

Я ничего не понял и пожалел, что рядом нет Жорика. Наказывать – это хорошо, но зачем Чича решил еще один склад пощупать? Какой склад? При чем тут я? Со лба на переносицу и скулы хлынул пот, спину подморозило, в низу живота опустело. С точки зрения анатомии я представлял собой труп. С точки зрения ведения переговоров – оказался молодцом. Финансовый вопрос решил с полпинка согласием. По перспективам совместного бизнеса предложил не торопиться, обсудить попозже…

Чича пробурчал нечленораздельное, плотоядно ухмыльнулся и покинул кабинет прихрамывая.

Я продолжил барахтанье в кресле и хватанье воздуха носопыркой. Не был способен на иное. Не представлял, что делать в сложившейся ситуации. Не знал, что придумать. Со скрежетом проворачивал, прокурочивал в голове десять секунд, оставшихся в прошлом:

– первые три секунды я мычал Чиче, что пятнадцать тыщ выдадим, не вопрос, но надо с бухгалтером обсудить;

– следующие четыре секунды лепетал, что товар с другого склада не нужен, это с Жорой надо решать, когда он приедет, не раньше…

– на восьмой секунде Чича пожимал плечами, лениво цедил, что если чо, другим товар скинет;

– на десятой он выходил из кабинета.

И опять по кругу, с первой по десятую: я мычу, Чича пожимает плечами, выходит… опять мычание, непонимание, пожимание…

Сколько пребывал в деконструктивном состоянии – непонятно. Также непонятно, почему стало плохо организму.

Я потел, бился в ознобе и страшно хотел пить. Кое-как набрал по телефону Василича и попросил отвезти меня домой, если не занят. Кажется, загрипповал, с ног валюсь…

13 февраля 1994г.

Жорик чувствовал. Жорик знал. На следующий день в кабинет вломился Юрик и потряс новостью: нашли подонков, связанных с ограблением склада. Всем известно, что ликер «Соверетто» – эксклюзивный товар от «Промы импэкс». На территории от Бреста до Петропавловска-Камчатского не было конторы, кроме нашей, способной продавать эту мерзость оптом. Так вот! Только что клиент пожаловался, что эксклюзивный ликер оказался дешевым пойлом для алкашей с Бирюлева, там на складе «Совереттой» барыжили в треть нашей цены. Надо вызывать милицию и ехать разбираться. Срочно!

Я посоветовал Юрику не мельтешить. Сосредоточился и вспомнил Жоркины наказы про неотвратимость наказания, про Чичу и разборки с негодяями, а также про милицейское бездействие, средневековье и все такое прочее. Хм. Да уж…

С кондачка не решить.

На правах мудрого руководителя задал пару-тройку вопросов. Например, известен ли нам точный адрес склада? Или телефон? Можем ли заказать, не афишируя себя, пару-тройку коробок «Соверетты» и чего-нибудь ходового на выбор? Тот же спирт, который вывезли из Хрякино в тридцати коробках? В общем, задача проста – не вызывая подозрений, получить точный адрес склада. Потом принимать решение: то ли выезжать и конкретно разбираться, то ли утираться юшкой и сопеть.

Через двадцать минут Юрик выдал точные координаты. Я помчался в «Терем», приняв окончательное и бесповоротное решение – мстить за Генку однозначно! Убивать, наверное, не надо, но нанести материальный ущерб и физические увечья обязательно!

Чича отсутствовал по причине недомогания вследствие того, что вроде как упал намедни с лестницы и как бы получил повреждения. Неделю лежать в больничке, минимум! Чичу замещал Карабас. Сбивчивые речи про «Соверетто» и Бирюлево он выслушал внимательно, потом сослался на ограниченные возможности и дал совет горячку не пороть, решать вопрос обдумавши, а не как некоторые, с кондачка.

На кого намекал Карабас, выяснять не стал. Оставил координаты предполагаемых негодяев и вернулся в офис. В крови бурлил адреналин. Хотелось действий. Хотелось мщения. Душу рвала в клочья жажда справедливости.