Обсуждение

12 февраля 1994

Чича гонял шары в бильярдной, игнорируя Жору как класс. Пожелание здоровья спустил мимо ушей. На вопрос «Как дела?» ответил шестым через борт. Подобие реакции вызвал Жоркин вопрос: «Могут ли Чичины атлеты, чисто теоретически, подрабатывать гоп-стопом без его личного ведома?»

Чича раскрошил мелок о кончик кия и пожал плечами, разное бывает. Пояснил, целясь в седьмой, что жизнь ровная, случай круглый, куда покатится – загадывать нельзя.

Жорик поинтересовался внутренней иерархией Чичиной группировки и наличием единоначалия в оной, ввинтив микс лозунгов из «Ордо анима рерум ест» и «Орднунг убер аллес».

Безрезультатно.

Чича в ответку пробухтел про волка, волю и воленс-ноленс. Жорик опешил, застыл недвижим. Придя в себя, подал знак ладошкой, чтоб я срочно возвращался на первый этаж и не мешал филологам дискутировать о разнице между семантикой и этикой. Перед уходом я обратил внимание на нездоровый блеск в Жориных глазах и на кий, крепко взятый обеими руками не за толстый конец, как принято у бильярдистов, а за тонкий.

Спустился в обеденный зал, огляделся. Чтоб не слышать приглушенные звуки то ли борьбы, то ли избиения со второго этажа, отвлекся на осмотр ремонтных работ, произведенных в «Тереме».

Стало понятно, почему месяц назад, угощая Алину коктейлями, чувствовал себя не в своей тарелке. Кабацкая концепция сменилась. На месте зала, единого для присутствующих, выгородили три зала. Угол, в котором сиживал с Жориком ранее, исчез. Возвели винтовую лестницу на второй этаж к ВИП-кабинетам и бильярдной. Где ранее бармен разливал напитки пенные, возник чуланчик с окошком и охранником внутри. Сцену убрали. Бар обустроили в центре зала. Образовались три зоны: слева от бара – зона побольше, там новогодний банкет недавно буянили. Справа – две зоны поменьше. В закуток под лестницей, темный, пышущий интимчиком вкрячили два столика с диванчиками и огородили пальмами в кадках. На прочем пространстве разместили полдесятка столиков без диванов, но со стульями. Полчаса назад Жорка выбрал место тут, напротив девиц, дегустирующих фреш в ассортименте.

Я вернулся к обозначенному Жоркой месту. Устроился поудобней, изобразил расслабленный вид и заказал пробегавшему мимо официанту коктейль на собственное усмотрение. В ожидании пития, поглядывал на крашеных в платину девиц и прислушивался к звукам, долетавшим сверху и снизу. На втором этаже Чича с Жорой вели беседы о дискурсе, эпистемологии и ответах за базар. В подвале, являя другую часть филологии, производственно-матерную, рушили стены, чтоб устроить танцевальный зал.

Прошло минут десять.

Сообразил, что официант, принявший заказ, куда-то запропастился. Сходил к барной стойке, заказал «как всегда» у Миши, озадачил вопросом: с какой стати путаны облюбовали «Терем»? Ранее не наблюдались.

Я помнил, как пару раз Жорик требовал проститутское продолжение банкета и выезжал за оным на Тверскую.

Миша подтвердил, что наличие продажных дев имеет место. Пояснил, что явление, не характерное для «Терема», без Вадика не случилось бы.

Задолго до ремонта Пучеглазый таскал в кабак всех подряд блядей с целью угостить модным коктейлем «Б-52» и не безвозмездно отжучить на диване в офисе. Вот и прикормил. Теперь Вадькины поблядушки греют в «Тереме» жопы с полудня до полуночи в ожидании благодетелей.

В прежние времена, продажные девки боялись находиться в одном зале с Чичей и прочими криминалами. Либо в глаз получат, либо окажутся на отработке посерьезней, чем у рабов на галерах. После ремонта вышло блядям послабление. Чича переместился на второй этаж и к простому люду не спускался. Путанки осмелели, наладили предоставление услуг на постоянной основе. Отныне денежные мужики, тусовавшиеся в «Тереме», имели проблемой меньше: не надо ехать на Тверскую. Как сформулировал Миша: «блядский тейкэвэй налажен круглосуточно».

Много нового узнал о «Тереме», пока цедил пивас у стойки бара после третьей кружки вернулся к столику. Концентрироваться на происходящем почел излишним. Переключился на доступные действа, начал перемигиваться с проститутками. В разгар перемигиваний возникший из ниоткуда Жорик перехватил мой игривый взгляд под лестницу, заулыбался:

– Гормон играет?

Я не нашелся чем ответить. Жорик прекратил лыбиться, продолжил:

– Дело мутное. Чича клятву дал, что ни сном, ни духом. Кажется, не соврал. Кстати, обещал порвать как Тузик грелку любого, кто причастен к грабежу. Имей в виду. Если надо кого наказать, Чича за пятерку подпишется ... через пару недель ... как в больничке отлежится. Ты не буянь, обойдись без средневековья. А я отъеду на пару недель.

4 февраля 1994г.
14-00

Вернулся Жорик мрачный, как доктор Кашпировский с порога дал установку:

– Будем решать вопрос самостоятельно. Чича не колется. Заявил, что никаких дел с нами не имеет. Кто выставил склад, ему неинтересно. За чужие рамсы кипишиться не будет. Вот, если бы ему отстегивали десять процентов от прибыли, тогда другой разговор.

Я не нашелся что сказать. Когда сидели в Калязинском, Чича вписывался за «Прому Импэкс» как за родных. Набивался в друзья к Анастасии Игоревне, самоназывался альтруистом и зуб давал, что самолично проследит за порядком в помещениях. При встрече с криминальными визитерами наша задача была простой: наябедничать Чиче, что пришельцы беспорядки безобразничают. Чича нас за серьезных коммерсантов не держал, называл чертями и морды стриженым пришельцам сворачивал на благотворительных началах, удовлетворял души садистские позывы.

Времена сменились. С Жориных слов «Теремом» теперь рулила Вероника, королева Чичиных поллюций. Анастасия Игоревна в свою очередь превратилась в компаньоншу, которую Чиче чебурашить никак нельзя, не по понятиям. Много воды утекло за три месяца…

Жорик в воспоминания не пускался. Выковырял из принтера лист бумаги и начал вписывать шариковой ручкой задачи на будущее, комментируя:

– Первое. Заводских сторожей разгоняем на хер. Будем свою охрану ставить. Для Севы мелковыморочная задача, но у Путчиста завязки есть. Надо справиться, как безопасность банка налаживал. Вторым пунктом, как в Ватрушке», посадим мента на входе. Значит, с хрякинским главментом шушукаться надо и барабульками шуршать. Толику звонить не с руки, но он, вроде, знает кой-кого из местных, словечко замолвит. Завтра отзвонюсь. Третье. Ограду на территорию ставим. Это к тебе относится. Отправь в Хрякино менеджера потолковей. Пусть пройдет вдоль заборов, все приметит и замерит, а потом найдет контору, которая наладит порядок на периметре. Четвертый пункт. Покойного заменим не одним кладовщиком, а двумя. Ребятам на пару спокойней будет. Глянь, кто у тебя на складе самый грамотный и повышай в звании, назначай начальником склада. Пусть дует в бухгалтерию, цепляет Сергея и вместе с ним принимает товар под роспись непосредственно в Хрякино. Я с Мариной договорюсь. Второго кладовщика найдешь через Севу. Должен быть проверенный человек, не студент, не наш, не знакомый никому. Ясно?

Список намеченных к выполнению мероприятий закончился подсчетом бюджета. Получилось, что месячные расходы увеличились на три тысячи долларов. Убытки росли как снежный ком. Жорик почесал подбородок и выдал краткое резюме:

– Игрушки кончились. Началась реальность, в которой опция «сохранить и выйти» не предусмотрена.

Почесавшись, продолжил:

– И пара слов без протокола. Список украденного возьми у Марины. Обрати внимание на пару позиций. Если Гжегож не пиздит, «Соверетто» и «Морган Сапфир» – бодяга из его гаража. Намутил по тысяче бутылок на пробу и скинул «Проме», больше никому не досталось. Типа, эксклюзив. Так вот. Заряди Юрика, чтоб посадил кого-нибудь из пупсов на обзвон мелкооптовых точек. Вдруг всплывет бодяга. Будешь наказывать. И за Гену, и за понесенные убытки, и за упущенную прибыль. Без меня.

Я не понял.

Как наказывать? Кого? Почему без Жоры?

Жорик почесал заросший подбородок и глядя куда-то мимо рассказал, что наш фокус с водкой «Попов»‎ взбудоражил общественность, торгующую бухлом. Она как детишка гамельнский отправилась к Кирюхе за рекламой, внесла аванс и начала ждать бума. Бума не случилось, случился упс. Обнаружив на долларовом счете шесть нулей Кирюха в момент протрезвел, оформил визу в Штаты и свалил за мечтой в Лос-Анджелес. Куда девались нули с его счета – надо разбираться

Жорик убедительно шлепнул кулаком по ладони и вышел из кабинета. Я остался.

Шоковое состояние, в котором пребывал последние сутки, сошло на нет. В голове зрело понимание, что игра в «Зарницу» кончилась. До сегодня торговая деятельность казалась подобием конкурса «Кто лучше и быстрее решит каверзу». Прояснилось, что бизнес – не баловство для выросших пацанов, а война… война в поту, грязи, слезах и ненависти… война, в которой можно погибнуть. Такая постановка вопроса пугала, но хода назад не было. А Кирюха – молодец! Соскочил!

Я вызвал Павла и Алексея. Распорядился, чтобы срочно нанимали помощников и обучали премудростям. Потом издал приказ, что Алексей назначается начальником склада в Хрякино. Завтра отправляется туда вместе с Сергеем из бухгалтерии. Успокоил Лешку сообщением, что на вход посадим милиционера-автоматчика, а со следующей недели по периметру рассредоточится собственная охрана из отборных молодцов.

Ребята наказ поняли, отправились выполнять порученное. В кабинет заскочил Юрик с вопросом по поставкам. Потом Марина с платежами… К семи вечера погрузился в расчеты, подсчеты, указы…

В восемь примчался Жорик и сообщил, что есть дело. Надо смотаться к Чиче и окончательно, бронебойно, бесповоротно разобраться, что и как произошло с Генкой.

4 февраля 1994г.
10-10

C утра сидели в кабинете, думы думали, кумекали. Жорик исполнял следака из советского криминального сериала. То полковником Зориным восседал филином над столом, постукивая карандашиком по телефону, то бродил майором Томилиным по кабинету, многозначительно хмурился, устало сомневался, неспешно умозаключал, тихо ставил вопросы и вполголоса отвечал. Потом перебирал версии как Жеглов:

– Версия первая. Кто-то из местных замутил двухходовочку с наездом и соскоком. Отпадает. Хрякинские менты доложили, что местная гопота с радостью прессанет сторожа и унесет пять литров водки на кармане. Ящик – с трудом. Два ящика – за счастье. Три – фантастика. Машины нет ни у кого. Максимум, что имеют за душой – двести шестая в личном деле и та по пьяни. Убивать никто не будет. Нравы мужицкие, простые, как в кино про джентльменов – украл, выпил, в тюрьму! Есть отличия между «грабь, бухай, отдыхай!» и убийством за оптовую партию. Тут преступление другого порядка, более высокого, местной гопоте недостижимого. Не бакланка!

– Версия вторая. Залетные. Приехали, базар-вокзал, упаковали Гену и подрезали товар на успех. Отпадает. Сторожа отметили в протоколе таймчек смертоубийства. Ровно в одиннадцать подъехала девятка. Через десять минут отчалила. Через двадцать минут нарисовался бортовой «Камаз». Убыл через час. Номера записаны, милиция ищет. Но смотри. При гоп-стопе бандиты не шароёбятся как на променаде. Перо в бок, товар в багажник и тикать. Пять минут максимум. А тут полтора часа бухло грузили. Вариант с залетными не отпадает, но вероятность мала. Процентов пять. Не больше.

– Версия третья. Негодяи захватили в заложники Генкину семью и диктовали, что и как делать. Тут не бьется. Резали бы Генку вместе с семьей, чтоб свидетелей не осталось.

– Версия четвертая. Отличился кто-то из своих, кого Генка знал. Если верить показаниям, бандиты грузили «Камаз» около часа, потом Гена отзвонил на проходную, чтоб выпускали. Зарезали не сразу, а после погрузки.

Я молчал, не зная, что противопоставить железной логике. Жорик продолжал:

– Если четвертая версия верна, остаются два варианта. Первый. Геннадий был в доле с приехавшими грузиться. Не поделили проценты в доле и и прости-прощай, ничего личного, только бизнес! В пользу этой версии говорит то, что у тебя, Рома, учет, может, и налажен, но бордак на складе невероятный. Серега из бухгалтерии в Хрякино шуршит, ревизию проводит. Так вот. Если сравнить бухгалтерские отчеты и наличие товара, то обнаружится такая недостача, будто вывозили награбленное не на одном «Камазе», а на трех. Значит, что? А то, что это был не первый вывоз. И еще. На похоронах я лично слышал рассказ, как светлой памяти Геннадий папаше тачку подогнал. С каких шишей? Вопрос.

– Погоди, – прервал я Жору. – В Гене я уверен. Два раза был на складе с ревизией – в ноябре, перед запарой, и сразу после Нового года. Все сходилось тютелька в тютельку. А по поводу машины можешь не сомневаться. Генка – единственный из наших, кто не купил видак с телевизором. Он всю зарплату до последнего копья откладывал. Если не врут, в октябре занял денег и вложился в какую-то подольскую контору, чтоб «шаху» в полцены поднять. Не знаю, чем закончилось.

Жорик выслушал возражения в полуха и продолжил:

– Тогда второй вариант четвертой версии. Приехали знакомые быки, запудрили Гене мозг, а потом грохнули. К примеру, Чичины атлеты. Как думаешь, возможно такое? Гена знал их?

– Вряд ли.

– Тем не менее, вариант рабочий.

– Мне не кажется. Надо милицию спрашивать, что они думают.

– Менты ничего не думают. У них другие задачи.

– Какие?

– Ну… Как тебе объяснить? В общем, первая ментовская задача – чтоб лично их не убивали. Вторая задача – чтоб никто не мешал кормиться с вверенного участка работы. И третья, постольку-поскольку – чтоб мирных граждан без особых причин на вверенном участке не кошмарили. За исключением случаев, когда менты сами граждан кошмарят. Ну вот и все. Других задач нет.

– Как это?

– Лень разжевывать. Со временем сам поймешь. Что касаемо Гены, дешевле разобраться с негодяями самостоятельно, чем подключать ментовку и стимулировать. Ладно. Сиди здесь, обмусоливай услышанное, делай выводы. Я к Чиче сгоняю, попробую разобраться что к чему. Надо разъяснить, что нет такого правила – своих на перо сажать.

февраль 1994г

Три дня в родном городе пролетели как полчаса. Никого из приятелей не встретил – остались на каникулах по месту учебы, экономили на билетах. Я томился дома, баловался мамиными плюшками и поглядывал на трескучий мороз за окном. Вспоминал себя недавнего. Предыдущие годы в начале зимних каникул тоже мучался выбором. Сначала жестко экономил, откладывая деньги на плацкартный билет в один конец, а потом размышлял над рентабельностью поездки. Видимо, друзья решили с зимними каникулами не морочиться и остались, где учились – кто в Питере, кто в Челябе с Ебургом.

На традиционный вечер выпускников не пошел. Глянул на термометр, показавший минус тридцать, и засобирался назад, в Москву.

В поезде сидел в купе один-одинешенек и размышлял над тем, какие странные существа – родители. Всучили кучу еды в трех матерчатых сумках и сунули в чемодан деньги, те самые, которые я торжественно выдал им по приезду. Да, три дня назад я доложился, что трудоустроен, зарплата хорошая, деньги есть. Получите!

Тысяча долларов ввергла родителей в шок и побудила к дотошным расспросам. В то, что я руковожу торговой фирмой, они не поверили. Мама даже всплакнула, вспомнив соседа Муху, известного хулигана и обалдуя, который связался с плохой компанией. Сначала долларами бахвалился, потом лес валил на зоне и слал домой плаксивые письма.

Разубеждать родителей не стал. Не имел ни желания, ни возможности. Какие аргументы мог я привести? Кого призвать в свидетели? Жорика с талантом решать проблемы влёт? Смешно. Несмешным было то, что я оказался в купе с тысячей долларов в руке. Родители сунули деньги в чемодан, не забыв перетянуть резинкой. После пары-тройки часов размышлений пришел к выводу, что они правы. Такие деньги никак не могут быть связаны со мной, простым студентом московского вуза. Огромная сумма.

Оставшуюся часть пути размышлял над открывшимся парадоксом. Как ни странно, для меня тысяча долларов тоже представлялись значительной суммой. На основе собственных трат я знал, куда могли деваться сто долларов или двести. Максимальные суммы, которые тратил, равнялись пятистам долларам на шмотки в Лужниках и четыремстам долларам на проститутку.

Следующий уровень трат – автомобиль, квартира, дача – подразумевал солидные накопления, аккумулировавшиеся всю жизнь. В голове выстраивалась ясная цепочка действий, расписанных на годы вперед. Окончить институт, трудоустроиться, жениться, открыть счет в сбербанке, откладывать, откладывать, откладывать, экономя на всем, потратиться, торжественно обмыть покупку и опять откладывать, откладывать, откладывать, жестко и жестоко экономя на самом необходимом… В натуральной жизни творился ералаш.

Каждую неделю хвастал перед Жорой доходами, сопоставимыми с ценой автопарка и парой квартир в Москве. Почему шеренга шестизначных цифр в разделе «чистая прибыль» не греет душу, как пара мятых сотен в портмоне?

Размышления длиною в сутки закончились плохо. Василич, встречавший на Казанском вокзале, оглушил вестью: Генку убили.

Как? Кто? За что?!

Примчавшись в офис, никого не обнаружил. Пометался по кабинетам, ворвался в секретариат, узнал, что все сотрудники на похоронах. Хоронили Геннадия на родине, в шестидесяти километрах от Москвы. Юрий Андреевич с Павлом Геннадьевичем отправились вчера. Остальные – сегодня на автобусе. В офисе остались только главбух за главного и секретарша, которую прямо сейчас терзаю вопросами. Другой информацией она не владела.

Я примчался к Марине, задыхавшейся в слезах. Рухнул в кресло напротив. Воздуха категорически не хватало. Места не было нигде. Сидел и как удары обухом принимал слова, выдавливаемые сквозь слезы:

– Склад в Хрякино. Ограбили. Гену зарезали. Насмерть. Вывезли фуру. Там милиция.

Я ничего не мог понять. Какой склад, какая фура? Гена должен "Науку и жизнь" листать!

Марина лепетала дальше, но я перестал воспринимать информацию. Кое-как продышавшись, отдышавшись, очухавшись, встал и побрел в кабинет. Пребывая в тумане, открыл на автопилоте шкафчик, достал бутылку коньяка, наполнил стакан до краев и выпил в три глотка. Полегчало, кажется. Через пять минут процедуру повторил. Точно, полегчало. Бутылка «Хеннеси» помогла вернуться из бессознания в реальность, пьяную, неустойчивую, зыбкую… готовую потеряться… раствориться в алкогольном дыму и исчезнуть. Пусть исчезает.

Я смирился со страшной вестью. Я воспарил над февральской слякотью, над глупым параллелепипедом «Металлснаба», над серой папертью промзоны, приткнувшейся к нескончаемым храмам Мамоны вокруг Бульварного кольца, огляделся, рванул прочь в сторону Коломенского парка и камнем рухнул вниз. Заткнулся пьяным мороком, засорявшим сознание мутными пятнами и рвотными позывами.

Беспробудное алкоголическое сидение кончилось внезапно. Дверь распахнулась, вспышка света из дверного проема ударила по глазам. Пока я тер ладонями слезные и скуловые кости с надбровными дугами, пытаясь прозреть, Жорик со словами «Давайте помянем пацана!» метнулся к шкафу, к столу, грохнул по столешнице стаканами и бутылкой. Вслед за ним в кабинет ввалились Павел и Юра, оба бледные, прозрачные на просвет.

Я восстановил зрение, поднялся с кресла и взял в руки стакан, вполовину налитый. Жорик разливший бутылку насухо, выдохнул еле слышно: «не чокаясь» и опрокинул свою долю внутрь. Мы тоже.

Молчание длилось долго.

Жора сходил к шкафу за второй бутылкой, опять разлил насухо. На этот раз совсем без слов. Выпили.

январь 1994г.

Алина не позвонила. Навалились проблемы.

«Торговля встала! Полный швах! Ноль на кассу, минус в личное дело!», — такими словами Жорик обозначил текущее состояние «Промы», когда я приехал в контору после экзамена, последнего в студенческой жизни. Бурлить и негодовать Жорик передумал. Побродил размеренно по кабинету, уточнил цифры складских остатков и ожидаемых поставок, выслушав ответ стремительно удалился.

Я разложил бумаги на столе, вооружился калькулятором и подолбил по клавишам. Полученным результатам не поверил. Включил компьютер и, умело действуя клавиатурой и мышкой, прошелся по данным продаж за январь. Результат идентичен – оборот упал до смешных пяти тысяч в неделю. Расходы на содержание офиса и зарплату превышали доходы раза в три. Впервые в своей недолгой истории «Прома Импэкс» работала в убыток. Я расстроился, не представляя, каким образом реагировать на печальный факт. Может, дать зубодробительную рекламу, как в прошлый раз? Может, цены снизить на пять процентов? Нет, не то, не поможет!

Что делать?

Рука сама потянулась к телефону:

– Алло, Жорка, привет. Дело есть.

– Проняло? Я тоже в шоке. Обсудим позже. Я сейчас костюмчик в ателье примерю, потом заскочу в ЦУМ за штиблетами и вернусь.

Я похватал воздух ртом. Тут контора валится в жуткий минус, а он с портняжками разбирается! Как так можно?! Слов не было. Мыслей вообще никаких!

В течение трех часов я гонял по монитору цифры продаж. Шок не проходил. Настроение металось от состояния «все пропало! шеф! все пропало!!!» до «надо что-то делать, Глеб Егорыч! надо что-то делать!!!» и обратно.

Ровно в восемь вечера в кабинет ввалился Жорка, имевший странный вид. Я похлопал глазами и сообразил, что в первый раз наблюдаю его в деловом костюме. Вылитый Георгий Альбертович, преуспевающий коммерсант средней руки! Какой повод? Успехами на этаже не пахло. Может, он решил поднять настроение красивым галстуком, белоснежной рубашкой и лаковыми туфлями? Вряд ли.

Отодвинув калькулятор в сторону, я взял авторучку в руки и придвинул чистый лист бумаги. Не мог Жора просто так заниматься шоппингом, не имел права. Наверняка, примеривая наряды, разрабатывал комплекс мероприятий по борьбе с кризисом и сейчас надиктует! Вопреки ожиданиям, Жорик беззаботно напел: «Дрессед ап лайк мильон доллар трупер, трайн хард ту лук лайк Гари Купер, супер-дупер!», тут же поинтересовался:

– А твой костюмчик моль посекла?

– Нет. В шкафу висит.

– Хорошо. Будем устраивать реорганизацию! Помнишь, обсуждали в «Тереме»?

– Что обсуждали?

– Переодевание сотрудников в деловую одежду.

– Зачем?

– Надо для бизнеса. Потом объясню. Пошли.

Мы вышли в коридор и проследовали в холл, где кучковались осоловевшие от безделья сотрудники. Жорик прокашлялся и командным голосом поприветствовал собравшихся:

– Здорово, орлы, орлицы, а также птенцы-стажеры.

Выслушав нестройный гул в ответ, продолжил:

– Дела в конторе печальные. Не работа, а мудовые рыдания. Пришло время наводить порядок. С понедельника работаем по-новому. За опоздания, перекуры и бестолковый треп по телефону вводятся штрафы, какие – еще не придумал. Полный список караемых прегрешений Роман Викторович нарисует на неделе. А теперь главное! Все мужчины с завтрашнего дня на работу приходят в костюмах и галстуках. Дамы – в деловых нарядах. Никаких мохеровых кофточек, полушалочков, свитерков с пуловерами и юбочек выше колена. Понятно? Работник, чей внешний вид порочит нашу славную контору, будет штрафоваться. Всем все ясно?

Сотрудники охнули и, получив разрешение разойтись, исчезли с глаз долой. Заняли рабочие места. Жорик отозвал меня в сторону:

– Ты тоже не отставай. Завтра в костюме приходи.

– Зачем?

– Будешь воодушевлять примером.

– Зачем?

– Вот заладил как попугай.

Вернулись в мой кабинет, Жорик скинул пиджак, присел на краешек стола:

– Пора кончать демократию. Будем подводить торгашей к единому знаменателю. Контора выглядит как сборище бирюлевских гопников. Продаж никаких, дисциплина падает. Все играются в компьютерные игры и зарплатами меряются. Будем насаждать порядок.

– А зачем наряжать в костюмы с галстуками? На продажи это не влияет.

– Еще как влияет. Хотелось бы одеть их в одинаковое, в униформу какую-нибудь с погонами и званиями, но позже. Пусть так привыкают ходить. А костюмчики нужны, чтобы было меньше шатаний и больше порядка. Когда работника лишают индивидуальности, из головы исчезают вольнодумства. Он становится частью машины и начинает думать как предписано уставом. В единой форме они не сброд, а мобильное подразделение, которому нужен кто? Правильно, командир. Ты им и станешь. И еще. Перестань миндальничать с персоналом. Твои подчиненные – это твои собственные вещи, с помощью которых делаются деньги. Вспомни закон. Кто с оружием, то есть с деньгами, тот хозяин. Кто без оружия – тот раб. Ты ж там был. Вспомнил?

Жорик соскочил со стола, переместился к столу, разложил мой отчет. Пробежался взглядом по листам, потарабанил пальцами по столешнице, пробурчал: «Интересно, после восьмого марта такая же хрень будет или хуже?»

Я присел на стульчик, не понимая Жорины мысли. Так далеко на моей памяти он не заглядывал. Жорик продолжал:

– За январь бухла скинем тыщ на двадцать. На февраль надежд мало. Будет всплеск перед восьмым марта и ку-ку. Следующий пик продаж случится не раньше осени. Что будем делать десять месяцев?

– Не знаю. А что случилось?

– Насыщение рынка, вот что. Я твоих конкурентов обзвонил. Дешевого бухла у всех хоть залейся, а московские алкаши поумнели. Пару раз траванулись польским пойлом и дешевку пить отказываются, яркая этикетка не действует. Печально, что на качественную выпивку денег у них по-прежнему нет. Замкнутый круг, из которого не выбраться.

– Что теперь?

– Хрен знает. Собирайся, поедем думку думать.

Я обрадовался. Вспомнил, как осенью устраивали в «Тереме» мозговые штурмы, щелкали на раз вопросы.

Через час мы заседали в «Тереме». Под коньяк с закусками придумывали, как жить и работать дальше. Ничего дельного не придумывалось.

В итоге постановили отправить меня в отпуск. Целый год не был на родине, пришло время смотаться домой, навестить родителей, повидаться с друзьями, отдохнуть душой и телом, а потом – назад, в бой! Авось что-то прояснится…

январь 1994г

Январь оказался абсолютно пустым, как пивная банка под диваном после студенческой пьянки. Покупатели в офисе появлялись один-два раза в день. Сотрудники, обучавшиеся в МИФИ, со спокойной душой погрузились в суету зимней сессии. Я тоже.

Но сначала сгонял с ревизией в Хрякино, где подискутировал с Генкой: что есть наличие, что есть отсутствие, и может ли считаться пренебрежительной недостача двухсот сорока бутылок на фоне отгруженных трехсот пятидесяти тысяч. Удовлетворившись ссылкой на математику бесконечно малых величин, вернулся в офис и утоп в текучке. Сидел безвылазно в кабинете, листал отчеты по продажам вперемежку с конспектами. Раз в четыре дня катался на экзамен, чтобы получить очередную твердую удовлетворительную оценку за нетвердые дискретные знания.

После сессии впервые с лета образовалось немного свободного времени. Куда употребить? На какую приятность потратить? Как только засвербела мысль о досуге, позвонила Алина. Без всяких прелюдий поинтересовалась как дела, как настроение и пожалела, что я пропал, не звоню. Я подивился звонку, тут же оправдался: раз сто собирался созвониться с Вадимом и выведать ее координаты. Точно, в самом деле, не получилось, дела, то, сё, а тут… Классно, сама объявилась! Предложил встретиться прямо сейчас. Алина, сославшись на занятость по работе, отказала, вздохнула, намекнула, что возможно каким-нибудь вечером на неделе будет свободна. Минуты две потрепались ни о чем. Потом я зафиксировал в ежедневнике номер ее рабочего телефона и выклянчил обещание сопроводить меня как-нибудь куда-нибудь когда-нибудь. Алина помялась и согласилась испить со мною кофию сегодня вечером, сразу после того, как управится с делами. Я развил успех, предложив поужинать в одном замечательном местечке.

В романтическом настроении повесил трубку и предался мечтаниям, как поедем в «Шер Ами», культурно посидим, насладимся вкусняшками пополам с приятной атмосферой, переместимся ко мне и повторим события предновогодней ночи до мельчайших подробностей, но на трезвую голову.

Не тут-то было.

Забронировать столик в «Шер Ами» не удалось. Отказали на основании того, что бронь оформляется при внесении в кассу депозита. Пришлось звонить Насте в «Терем» и удостоверяться в нескончаемом радушии и решении всех возможных кулинарных, алкогольных и прочих проблем. Я заказал столик, забросил дела и начал ждать. Изнемогал в борьбе с желанием набрать Вадимовский номер и потребовать срочно гражданку…, то есть сотрудницу… в общем, Алину с вещами на выход. Через полчаса плюнул на личную жизнь и вернулся к отчетам.

Алина отзвонилась в девятом часу и предупредила, что близка к завершению работы, освободится через десять минут. Я выскочил на стоянку, завел «Торус», прогрел салон и вырулил к «ватрушке». В половине девятого усадил Алину в автомобиль и повез в «Терем». Там почувствовал себя персонажем из другой оперетты: не знал, что говорить, как себя вести, куда руки девать. Казался пресловутым Сенькой, напялившим чужую шапку и взгромоздившимся в чужие санки.

После произведенного в «Тереме» ремонта интерьер, персонал, меню и прочее сменились радикально. Полгода назад «Терем» был шалманчиком для окрестных кооператоров, сейчас пыжился явить гламурное веню. Я и Алина заняли место в уголочке, как два воробушка на сельском дворике посреди индюков и уток. Выпили по ром-коле, расковыряли по салатику, обсудили пустячные подробности личной и общественной жизни.

Убив час времени на ничего, решили заканчивать с ужином и отправляться по домам. В общении чувствовалось напряжение. Кажется, Алину стесняло внезапное и безгранично близкое знакомство случившееся под Новый год. Мне события двухнедельной давности казались не стоящими выеденного яйца. Вел себя деловито и даже нахраписто. Раз пять предложил Алине заскочить ко мне в гостечки и повторить былое. Она категорически отказывалась. Повторяла как заклинание, что неудобно, нет-нет, ни в коем случае, может быть, потом заскочит, но не сегодня. Лепетала разную ерунду. Напоследок, стесняясь и заикаясь, попросила взаймы сто долларов. Извинялась и оправдывалась, что не хватает на сапоги, очень надо, холодно, а зарплату выдадут не скоро. Я подивился безалаберности Вадика. В «Проме» сотрудники зарплату получали сполна и вовремя. Никто не мерз. Свидание кончилось на жалестной ноте. Деньги я выдал в машине, получив самое честное слово на свете, что на неделе позвонит обязательно. Потом мы поехали куда-то в Марьино. Там, высаживая, истребовал дополнительную клятву, что Алина про долг забудет и в гостечки всенепременно заскочит, как обещала.

31 декабря 1993г.
пятница!!!
13-30

Я чувствовал себя замечательно, Алина краснела до корней волос.

Причитала «Боже мой! Как так можно? Как можно?», бродила по квартире, собирала одежды, дивилась пятнам непонятного происхождения. Кажется, балансировала на грани истерики. Я на трезвую голову оценил, что Але было под тридцать, может, за... Не давая Але одеться, попытался увлечь ее на кровать, но получил отпор. Не расстроился.

Силой выхватил брюки и кофту из слабых рук, закинул в стиральную машину. Объяснил, что краска водоэмульсионная, отстирается легко, будет лучше новой. Давай кофе выпьем, если секс не обещается. И вообще, не кисни, все отлично. Алина притихла.

Позволила угостить себя кофе, а потом увлечь в кровать. Третий раз был лучшим, но огонь в области лопаток не вспыхнул. Я занимался любовью и анализировал, что на ощупь Алины выпуклости дряблее Вериных. К тому же Верочка брала техникой и всепоглощающей упоенностью сексом. К бабке не ходи, Вера обожала секс. Алина никаких чувств не проявляла. Лежала, прикрыв глазки, и ритмичным пыхтением реагировала на мои потуги.

Я кончил, откинулся на спину, услышал телефонный звонок. Вспомнил, что сегодня пятница, а значит, не день встречи с Верой. С другой стороны, кто еще мог позвонить? Я кое-как добрался до телефона, поднял трубку. Ожидания не обманули:

– Привет! С наступающим! Чего делаешь? – протараторила Вера в трубку.

– Ну, это… Э… Сплю еще!

– Кончай дрыхнуть, соня! Где Новый год встречаешь?

– Не решил еще.

– Решено! Встречаешь у меня! Приезжай пораньше. К шести сможешь?

Я обернулся в сторону Алины. Не увидев ее, прокашлялся, ответил:

– Смогу.

– Записывай, чего купить.

Хваткая Верочка надиктовала два листа продуктов и напитков, которые надо привезти. Пока я фиксировал Верины пожелания, Аля успела принять душ, вытащить из стиральной машины одежду, погладить, надеть и встать у дверей, в ожидании, пока ее проводят. Я начал метаться по квартире в поисках штанов, но Алина махнула рукой. Мол, сама выйду, только дверь открой. Запечатлела на моих губах кроткий поцелуй и была такова.

Постояв у двери, я подумал, что надо бы у Вадика справиться, кто такая Алина, и выкинул ее из головы.

Сварганил пару бутербродов на скорую руку и, поедая на ходу, начал готовиться к встрече Нового года. Вроде как с ребятами планировали обновогодиться до поросячьего визга или не планировали? Неясно, кто остается в общаге, а кто убывает по гостям в девчачьи общежития. Решил не рисковать гарантированным сексом и отправился к Вере.

30 декабря 1993г
четверг
19-30

«Терем» встретил обильным столом, вернее, четырьмя рядами столов перевернутой буквой «Ш», за которыми с шумом, с гиканьем разместились полсотни человек. Гикала «Прома импэкс», состоявшая из парней, в «Ватрушке» преобладали скромные девицы. Жорик присел рядом со мной, покрутил головой. В отличие от меня не высчитывал соотношение мальчиков и девочек, а оценивал внешний вид празднующих. Наблюдения резюмировал саркастически:

– Стая бандерлогов. Самцы выясняют, кто главный бабуин. Самки пушат хвосты. Надо с этим завязывать, нарядим в однотипные костюмчики после каникул.

– Каких каникул?

– Сессию сдавай, ученый. Готовься к экзаменам. Юрик без тебя управится.

Прав, не поспоришь. Юрик не только подтянул успеваемость, но и сдал досрочно все зачеты плюс два экзамена.

Жорик, обозрев предвкушающий пьянку персонал, потянулся к бутылке водки. Народ Жоркин жест без внимания не оставил. В преддверии обильной пьянки, заволновался, зашелестел: «Тост! Тост! Георгий Альбертович, просим!»

Жорик наполнил рюмку водкой и поднялся с сумрачным видом. Насупленный, вдумчивый обвел тяжелым взглядом зал, прокашлялся, дождался полной тишины, когда все разлито по рюмкам и успокоено… еще раз прокашлялся. Ватным сиплым голосом сообщил, что начало положено. Одна тысяча девятьсот девяносто третий год провожается успехами. Всем, кто ковал успехи, выписывается премия в размере тысячи долларов... Каждому...

Установилась гробовая тишина. Никто не мог поверить в услышанное и каждый хотел понять, входит ли он в число ковавших успех.

Жорик, позер и балабол, сполна насладился произведенным эффектом и звонко провозгласил:

– За тех, кто работает в «Прома Импэксе» и «Ватробанке» больше месяца! За победителей!

И выпил. Все вскочили и дружно, с воодушевлением чокнулись. Я поддержал Жорин тост с большой задержкой. Сначала поразился небывалой расточительности. В «Прома Импэксе» человек пятнадцать работало больше месяца. То есть пятнадцать тысяч будут изъяты из кассы компании… не из Жориного же кармана, в самом деле... хотя…

Я вспомнил, как полчаса назад Жорик щелкнул меня по носу Юркиным отчетом. Водка «Пепофф» после массированной рекламной кампании продалась влет. Постоянные клиенты сторонились ее как черти ладана, но залетные скупили в момент. Рассуждали, что на посленовогодье возможны напряги с качественной водкой, почему бы не взять. Бывалые промовские менеджеры тактично отмалчивались.

Да. Жорик выиграл спор в одну калитку, но забрать проигранный «Торус» не сподобился. Почел достаточным щелобан в лоб за преподанный урок. Я принял как закон: при грамотном подходе убытков быть не должно. Пятнадцать тысяч, которые считались потерянными, Жорик вернул в кассу с легкостью необыкновенной. Не жаль выделить на премию сотрудникам. Пусть будет так. Пусть все довольны. Надо выпить!

Я выпил. Глянул на Жорика, улыбнулся. Тот, ахнув рюмочку до дна, отставил в сторону. Маловато. Огляделся, сориентировался и от души плеснул водки в фужер для виски. Похоже, в нем забурлило беспокойное настроение. Праздник наступил!

Жорик постучал вилкой по фужеру. Как только шорох сошел на нет, прокашлялся и возвестил:

– А теперь пришло время поднять сосуды с алкоголиями, чтоб понять простую вещь. Любой сосуд есть стакан, то есть, как принято считать, инструмент для питья. Но давайте не будем забывать, что стакан имеет и другие свойства. Стакан есть тяжёлый предмет, который может быть инструментом для бросания. Стакан может служить как пресс-папье, как помещение для пойманной мухи, а при умелом обращении – как розочка в хорошей драке. Также стакан способен иметь ценность, как предмет искусства или как пошлятина с голой бабой на трафаретке. И все это независимо от того, годен ли стакан для питья. Так вот. У каждого из нас в руке стакан и он полон. Что мы будем делать? Философствовать или пить?

– Пить! – гаркнул коллектив, чуть вразнобой, но громко.

– Я тоже так думаю. Надо выпить. А за что? – Жорик обвел долгим взглядом присутствующих. – За что, соколики и пташечки? За процветание фирмы? За это пить не надо. Надо работать. Надо пахать! Так за что? В чем соль жизни? Я не знаю. Не могу ответить за всех присутствующих, но хочу вспомнить девиз моего хорошего товарища, помимо прочего отличного лингвиста и ценителя жизни: «Главное – чтоб хуй стоял и деньги были!» За это и хочу выпить.

В воцарившейся на секунду тишине громкими гыками отозвались Жорины глотки. Когда он грохнул осушенным фужером о стол, все опомнились, засмеялись, захлопали ладошками и вслед за Жорой отправились в край алкогольной эйфории.

Отправились туда, где люди – друзья и братья, где дела вершатся на раз, где жизнь приятна и невразумительна. Сто грамм, хоп! А сверху закусочкой, запивочкой, и путешествие началось. Я тоже накрылся эйфорией. Пересел к однокашникам, затеявшим разговор о подержанных машинах и перспективах парковки возле общаги.

Стало понятно, на что зарабатывались деньги – на шесть «восьмерок» и «сорок первый». Это Павел противопоставил себя коллективу. Заявил, что «сорок первый москвич» – настоящий автомобиль, в отличие от тольяттинских погремушек. Юрик с Вовкой начали сыпать техническими терминами, призвали в помощь Генку. Тот с ходу заявил, что в разработке «восьмерки» участвовал «Порш», Европа! Паша махнул рукой. Ссылками на континентальные ценности не впечатлился, остался при мнении, что по русским дорогам должны ездить русские машины. Его рассуждения напомнили рассуждения моего отца, бывалого «москвичевода». Я, не обремененный мечтами пешехода, в прения не вступал.

Любовался ребятами и радовался возможности работать вместе с ними. Правильно сказал Жорик – банда! Горы свернем!

Через час оба коллектива, торговый и банковский, превратились в стадо бандерлогов с бандерложками без оговорок.

Я старался не пить, сдерживался как мог, но тщетно. В десятом часу утратил самоконтроль. Обнаружил туман, клубящийся над столом и смазывающий реальность в блюдо студня. Состояние знакомое до одури. Надо вентилировать мозг.

Сходил в туалет, облегчился, отправился на улицу, чтоб вдохнуть морозного воздуха, помедитировать на звезды, окоченеть и… Уп-с! Уперся в девушку, с которой пару раз сталкивался в зале. Искристая блондинка в приталенном брючном костюме, хм, чуть повыше меня и поуже. На правах старого знакомца поинтересовался, как там на улице, не холодно? В ответ услышал не глупое хихиканье, но жалобу, что все замечательно, да согреть некому.

Два раза повторять не надо. Я предложил услуги по согреванию.

На правах старожила отвел на второй этаж, там начал тискать ее тело, где надо выпуклое, в остальном – умеренно впалое. Девушка впилась губами в мои и взвизгнула. Ведро с белой краской совсем неудачно оказалось под ногами. Кажется, мы немного обляпались. Я с трудом сфокусировал зрение на происходящем ниже пояса и подивился леопардовой окраске брюк, то ли чужих, то ли собственных, не разобрать в темноте. Впрочем, ясность мысли не потерял. Галантно предложил метнуться домой, по-быстрому постираться и вернуться Никто не заметит. Девушка согласилась, икнула, спросила как меня зовут. Я представился Романом, она – Алиной.

Мы вышли на улицу, погрузились в таксомотор, помчались ко мне домой. Стиральную машину не загрузили. Не до стирки. Едва попав в квартиру, начали целоваться как первый раз в жизни, истово, суматошно, взахлеб. Потом сорвали одежды и погрузились в омут секса. Получалось не очень хорошо, но внутри полыхала лихорадка, не позволявшая остановиться. Где-то через полчаса угомонились, захлебнулись дремой. Под утро очнулись и продолжили бурный буйный секс, на трезвую голову, с новыми ощущениями. После второго соития уснули крепко, надолго.

До стиральной машины добрались после обеда.

30 декабря 1993г.
четверг

Новый год грянул нежданно. Часов за тридцать до обозначенной календарем даты Жорик ворвался в кабинет и проорал: «Чего расселся, как Цурюпа в Совнаркоме? Автобус подъехал! Едем в «Терем» отмечать и нажираться!»

Я глянул на календарь: какой Новый год? Тридцатое декабря, четверг, рано еще. Жорик бурлил:

– Новогодняя пьянка, она же корпоративная вечеринка стартует через час! Завтра в конторе выходной. Нечего тут делать. Все равно никто работать не будет. Бросай дела и собирайся. Едем!

Минут через десять я спустился во двор и уперся в «Икарус», тарахтевший посреди стоянки. В автобус грузились сотрудники «Промы», громадная толпа. Я даже не представлял, что компания разрослась до таких размеров. Весь декабрь подписывал распоряжения о приеме в штат то менеджера, то бухгалтера, то кладовщика. Доподписывался. Человек двадцать, не меньше, загружалось в «Икарус». Ага, из «Ватрушки» толпа потянулась, тоже парой десятков.

Подскочил Жорка, обозначил перспективы вечера:

– В «Тереме» бухаем до полного обсвинячиванья, потом фристайл. Поэтому решай, автобусом ехать или как. Я на автобусе. «Шестисотый» возле «Терема» оставлять стремно. Там второй этаж не достроен. Молдованы могут скинуть чего ненароком.

Ясно. Жорик мыслил в верном направлении. Я пристроился в хвост автобусной очереди, а Жорик приступил к администрированию у автобусных дверей: «Заходим, рассаживаемся, жизни радуемся! Да-да! Едем в ресторан водку пьянствовать и пляски танцевать. Так, мальчики, не тормозим. Девчонки, смелее прошмыгиваем! Импортное вино тоже будет. Так! Проходим, проходим, размещаемся и помним: Кто не с нами, тот ренегат и гад. Фу на него!»

Сотрудники внимали Жоркиным речам с энтузиазмом, суетились, рассаживались, пересчитывались. Трудовой коллектив волновался в предвкушении пьянки, как Наташа Ростова перед первым балом. Я втиснулся в салон, плюхнулся на сиденье рядом с Жоркой, откинулся, расслабился, получил легкий приступ боли. Совсем не к месту вспомнил стихотворный обрывок про вечную, бесчеловечную вражду-войну за блага бренные... там души пленные полны греха… на вид блестящая, там жизнь мертвящая, к добру глуха...

Что такое? Черт! Как больно!!! Автобус тронулся, боль пропала, я успокоился. Глянул в сумерки за окном, ничего страшного не узрел. Все идет по плану. Привиделось. Пора возвращаться в реальный мир.

15-29 декабря 1993г.

Реорганизация пошла на пользу. Недельный оборот дорос до цифры, обозначенной летом как фантастика – сто тысяч долларов.

Рассмотрев с Жориком и Юрой графики поставок, пришли к выводу, что на складе запасов вагон. Хватит до восьмого марта. Особенно много водки «Попофф». Я только-только собрался поехать в институт на семинар по микропроцессорам, как Жорик остановил в дверях гневным возгласом: «Стоять! Куда?!! Тут на складе армагеддон, тысяча ящиков никому не нужной водки, девать некуда! Надо решать!»

Резонное замечание, что с водкой обделался не кто иной, как Жорик, закупивший в августе фуру адского пойла, не прокатило. Последовал совет стрелки не переводить, а решать проблему совместно и позитивно. Не ошибается тот, кто ничего не делает. А тот, кто ошибается и потом исправляет ошибки, тот молодец. И только молодцы имеют возможность заработать кучу денег.

Возражать – глупо.

Я вернулся на рабочее место, глянул в прайс-лист и предложил старинный способ решения всего на свете – скинуть цену в три раза. Авось, кто поведется на халяву и купит адское пойло. Жорик ответил, как в лоб ударил, что главное правило бизнеса: неполученная прибыль – понесенные убытки. Если не можем впарить водку по правильной цене, значит торговлей нам, как лохам беспомощным, заниматься противопоказано.

Мой ответ был кратким и ясным: за полтора бакса не продать «Попофф» даже в розницу, не то что оптом. Ни один клиент, покупавший водку, не вернулся. Дешевле вылить польский денатурат в канализацию. Жорик хмыкнул, вызвал Машу, озадачил:

– Душа моя, очнись! Есть работа срочная креативная. Надо разместить рекламу вот такими огромными буквами: «Водка Попофф» со склада в Москве!» везде, срочно! Сбоку присобачь этикетку. Эх-же вот-же… Вспомнил, в чем дело! Когда заказывал это пойло, на этикетку повелся. Цветастая, зараза! Так вот, Маша. Денег на рекламу не жалей. Размещай везде при условии, что выйдет до двадцать пятого декабря.

Когда Маша ушла, я дал прогноз:

– Ничего не продадим. Реклама бодяге не поможет.

– А ты не каркай, – ухмыльнулся Жорка. – Можем на твой «Торус» замазать, что получится. Только надо продажную цену поднять. Пусть теперь «Попофф» два доллара стоит. Скидка в двадцать пять процентов при покупке от двадцати ящиков. Э-эээ... лучше от тридцати. Вопросы есть?

– Да, есть, – вдруг опомнился я. – «Торус», кстати, кому принадлежит? Ты вроде говорил, что дали покататься. Когда отдавать?

– Лет через пять, не раньше.

– Как это? А хозяин?

– А чего хозяин? Хозяин варежки шьет на зоне, прошения о помиловании пишет. Помнишь риелтора, который квартиру на Тургеневской впаривал?

– Помню.

– Допрыгался, болезный. Упаковали на пятерик.

– С твоей подачи?

– А то, – Жорик ухмыльнулся. – Наглый и беспринципный оказался. Так нельзя. Либо ты наглый, но имеешь принципы, либо беспринципный, но ведешь себя сдержанно. Должны быть какие-то тормоза! А этот совсем отмороженный. Сначала пятерку взял с Верочкиной квартиры. Потом десятку начал требовать, пацанами угрожать. Таких надо учить. Пришлось вместе с Толиком проблему решать. Да ладно, не парься. На риелторе пять левых квартир висело с таким же схематозом. Две хозяева вернули, а у трех не получилось. Серьезные люди въехали. Четыре трупа и бомжей не считано. Темная история и нам копаться в ней резона нет. А риелтору повезло. Мог в деревянный костюм нарядиться.

– А с нашей квартирой что? Мы за нее давно не платим.

– С какой квартирой? В которой живешь? Все нормально. Робик тридцатку тебе торчит, если считать умеешь. Сидит на жопе ровно, без денег, без машины и без паспорта. На его джипе Чича рассекает, а паспорт Вадимом в дело пущен.

– Какой паспорт?

– Забыл что ли? Отняли у Роберта паспорт и Путчисту передали. Мажорик теперь номинальный директор в сотне контор, через которые Путчист обнал мутит. По поводу квартиры не парься. Она уже не его.

– Наша что ли?

– И не наша, наглеть не надо. Я же говорю, если нет принципов – веди себя культурно, не высовывайся. Когда спросят по всей строгости, честно скажешь, что квартира ничья. Возникла неопределенность, серая зона, которой мы со всем уважением к закону пользуемся.

– А Роберт может что-нибудь сделать, чтоб квартиру вернуть?

– Ничего не может. Квартира оформлена на папу, который в розыске. Изъять в пользу государства нельзя, пока там прописаны прочие граждане, не преступные. Робик в хате очень даже прописан, но торчит тебе тридцатку. За все приходится платить, как это ни банально. Досталась Робику от рождения халява, пожил с кайфом двадцать лет, ничего не понял. Пришло время платить по счетам. Дачу кстати, у него тоже отобрали. Живет Робка с бабкой в двушке где-то в Зюзино. Зато в институт ездить недалеко, полчаса на рогатом

– Дачу отобрали?

– Ага. Робику стрелку забили, счетчик включили, все дела. Зря Робка мусорских к теме подключал. Его дача стала Чичиной хатой по всем понятиям. Никто за Робика не вписался. Я рассказывал, должен помнить. Отец – дипломат, кинул службу и сослуживцев. А таких тут не любят и бесплатно за ренегатов никто не впишется, ни милиция, ни бандиты. В общем, расплатился за папика. Теперь в пыли зюзинских кварталов обдумывает, что значит по-латыни «сик транзит глория мунди».

Во дела! Я кинулся делать выводы про езду на отобранном «Торусе» и житие в отобранной квартире.

Кхм. Хозяин «Торуса» сидит. Арендодатель претензий не имеет… Додумать не дали. В кабинет просочилась Маша, показала модуль в четверть газетного листа, доложила, что рекламные места под Новый год везде распроданы, но есть знакомый рекламщик Вова Коршунов, который может разместить что угодно и где угодно, вот прейскурант его услуг.

Жорик утвердил макет и распорядился размещать в «Известиях» и в «МК» по любой цене. Вовка, конечно, загнул ценник, но деваться некуда. В остальных изданиях размещать рекламу при условии, что цена модуля будет меньше пятидесяти бакинских, а срок выхода – не позже недели до Нового года.

Маша составила смету. Бюджет кампании чуть вылез за две тысячи долларов, я тут же внес его в графу «убытки».