Вагон мчался без намеков

Вагон мчался без намеков на остановку.

Пассажиров оказалось немного: дюжина человек плюс дремавший в углу мужичонка, старуха напротив и я сбоку. Впечатление, что из вагона рвалась наружу неистовая сотня, улетучилось. Шум-гам стих. Невозможное и непонятное перестали пугать.

Мы мчались по тоннелю долгие минуты, превращавшиеся в часы, и никаких признаков, что движение в неизвестность прекратится, не наблюдалось.

Психика устала корежиться, ум переключился на практические соображения.

По всем прикидкам*, мы давно покинули Москву и катили по области. Получалось, что ехали по секретному правительственному тоннелю в Подольск? Ага, наш вагон перепутали с президентским! Наверное, сегодня репетировали эвакуацию Бориса Николаича и прочих демократических сиятельств!

Ей-богу, от почти логических мыслей полегчало, колеса застучали весело и правильно: номен-клатур-номен-клатур-номен-клатур...

А-а-у-у-аааа!!!...

Я обернулся на крик и остолбенел.

На полу, корчась от боли, бился мужичонка. На теле набухали и, брызжа гноем, лопались язвы. Серо-зеленая жидкость сочилась на пол.

– В-вв-ввв-а-аааауу!

С повторным воплем мужичка остолбенение пропало.

– А-а-ааааааа!!! – визжа в ответ, мы бросились прочь от несчастного.

Сгрудившись у выбитой двери, мы таращились на зрелище из прокатной VHS-кассеты. Ободранный грязный человечек извивался на полу. Под ним расплывалась бурая жидкость. Скрюченные пальцы царапали пол, цепляли обувь старухи, взиравшей на кошмар у ног с ледяным спокойствием.

Пальцы человечка начали отваливаться и, шипя и пенясь, исчезать в пузырящейся жидкости на полу, как лед на раскаленной сковороде.

– Ай-йа-а-ааа! – взвыл мужичонка и, подметая пол обмылками рук и ног, пополз к нам, оставляя след из гноя и крови. Несчастный, мотая головой, приближался ближе и ближе. И все меньше и меньше его становилось. Он таял на грязном полу электрички.

Расстояние между мужичком и нами сокращалось. Мы кричали громче и громче. Наши глаза вылезали из орбит от шума, издаваемого собственными телами. Мы закипали от смеси страха и отвращения. Я точно был на грани коллапса, и вдруг...

...пузырящийся, плавящийся каркас бомжа на последнем издыхании протянул культю руки... замер... и рухнул в лужу собственной жидкости. Рухнул с оглушительным шипением, будто страусиное яйцо на раскаленный противень. Клянусь, до меня долетели обжигающие капли гноя. Омерзение вывернуло наизнанку.

Все мы содрогнулись. Но что это? Пузырение и плавление прекратились. Точно. Усоп! Превратился в котлету на жаровне грязного пола... в угольки... в пепел... Пропал.

Всё стихло. Все притихли.

С тихим, как щелчок пальца, звуком исчезла бабка, сидевшая на скамейке неподвижно все это время. Под второй щелчок исчезла девчонка, прижимавшаяся ко мне. Исчез мужик передо мной, женщина сбоку... С тихими щелчками исчезли все, остался я один. Медленно погас свет, гул затих, я прислонился к дверному косяку. Что еще случится?

Внезапно возникшая тишина и поток яркого света, ударивший по глазам, отвлекли от происшедшего.

Вагон выехал из тоннеля и покатил по пространству... по странному пространству. Я прильнул к окну и остолбенел. За окном разворачивался необычный вид. Это не было Подмосковьем. Это не было Россией. Это не было даже заграницей. Это было иным, дивным, странным, нереальным.